Юрий Домбровский - Рождение мыши Страница 16

Он поклонился и вышел, а Нина оделась, заперла уборную, отдала ключ дежурной и пошла домой пешком. Она, конечно, поняла, что этот разговор неспроста, но зайти к директору не решилась. Знала, что это малодушие, но все равно не решилась, и даже рассказать об этом разговоре никому не рассказала. Но вот начала говорить о другом и вдруг ни с того ни с сего набросилась на Григория. Несчастный еле-еле уполз к своим черепкам, но ей было уже не до него.

Пришла совесть, встала возле двери и потребовала, чтоб опять с ней разговаривали.

Глава 3

Так проходит ночь. Светлеют окна. Загремела посудой Даша. Зазвонил телефон, проснулся и закричал Петушок: «А мамочка?» Григорий что-то ответил ему. «Да ну-у…» — заныл Петушок. Григорий что-то опять так же тихо сказал. «Того самого? Что в магазине на окне? Ой, папоч-ка!» — ахнул Петушок.

Нина зло улыбнулась (подумать, какой змеей она становится!). Так, так, милый, учись откупаться от сына и изворачиваться, раз уж захотел иметь такую жену, ты знал, что берешь. Я тебя предупреждала — не связывайся, пожалеешь.

Она сидит с ногами на диване и курит. В комнате сине от дыма. Надо отсидеться, пока это не схлынет с нее. Сейчас каждая мелочь выводит из себя. Все болит. Нельзя показаться нормальным людям. Она может раскричаться в ответ на любой вопрос. Может сказать мужу: «Убирайся вон», может взять в руки Петушка и вдруг заплакать. Единственное, что не раздражает, это прошлое. Она сидит и перебирает его, как старый семейный альбом. И вот опять все начинается сначала. Десять лет тому назад в театре — это было в Средней Азии — на капустнике Ленка дернула ее за руку.

— Ниночка, ну-ка посмотри сюда: видишь того, кто разговаривает с худруком? Знаешь, кто это?

Она еще тут никого не знала (только что приехала по путевке после окончания института) и поэтому только пожала плечами. Да и не любила она толстых румяных мужчин. А именно на такого плотного высокого блондина в военной гимнастерке с тугим поясом и показала ей Ленка. Если он выделялся, то только своей обыкновенностью. Кругом были все коверкот, вечерние платья, шепот и радуга шелков, даже кастор (на музыкантах), а он стоял в хаки и что-то оживленно говорил худруку и Сергею и смеялся. И худрук тоже смеялся и согласно качал головой в такт его рассказам, потом подошли двое студийцев и о чем-то почтительно спросили блондина, тот быстро повернулся к ним и ответил так, что сразу прыснули все. Даже жена худрука, скромная, тонкая, очень красивая дама — талантливейшая исполнительница самых что ни на есть злодейских ролей — и та хохотнула в платочек.

— Так ты знаешь, кто это? — повторила Ленка и с шиком назвала фамилию Николая. — Что, неужели не слышала?

Нина пожала плечами — у Ленки все друзья и увлечения печатались с большой буквы — на то она и Ленка.

— Так слушай, — сказала Ленка, — он журналист, преподает в КИЖе. У него большая книга по истории русской журналистики. Я видела: худрук листал сегодня, «Теория газетного очерка» — это его.

— Вот как!

— Да, так! Слушай дальше. Романтик и сорвиголова. Студенты в нем души не чают. Хорошо читает — раз! Никогда никого не проваливает — два! С ребятами запанибрата — три! Идут к нему толпами — ни одного такого вечера не выберешь, чтоб посидеть с ним спокойно. Обязательно за столом целый выводок и он посередине — и цып, цып, цып!

— И пьют с ним чай?

— Там всякое пьют. Но девчонок никогда не спаивает, им чай с молоком и кофе — всё!

Нина засмеялась.

— А он мне начинает нравиться, чай с молоком. Это ловко! Ну-ну!

— Хороший охотник — все стены у него завешены чучелами и рисунками зверей.

— Зверей?!

— А вот он живет рядом с тобой, приди, посмотри — комната, как зоомагазин на Арбате: все там поет, чирикает, мяукает, лает, ревет, пищит, — повсюду клетки, банки, склянки, еще черт знает что — настоящий Дуров.

— Но, ты говоришь, он журналист?

— Журналист он отличный, трудоспособен, как вол — жует, жует, черкает, черкает, опять пишет, и это над заметкой в тридцать строк. В газетных делах честен до фанатизма. «Не согласен, не буду писать, не считаю нужным», — и ни за что не напишет, и это знаешь иногда по каким вопросам? Ого-го-го! Слышала я раз, как он по телефону ругался с редактором.

— Вот он какой! — сказала Нина.

— Прекрасный, преданный товарищ, и если женщина для него только товарищ — все! Умрет для нее! Но знай грань и не переходи.

— И товарищей, конечно, у него…

— Масса, и все плохие.

— Почему плохие?

— А причин много! Часто сам виноват! Резок, насмешлив, всех хочет мерить на свой аршин, никогда его не переспоришь, постоянно лезет на рожон, в одних вопросах уж слишком принципиален, в других ровно никаких принципов — готов водиться и возиться черт знает с кем! Зарабатывает много, а вечно без денег, потому что они летят у него — так! И еще одно: никто никогда не видел его расстроенным — вечно скалит зубы, и в жизни его, как я понимаю, наверно, было столько всячинки! — она махнула рукой. — Ладно, идем познакомлю.

— Нет, — сказала Нина, — не сейчас — мне все это надо переварить.

В антракте она подошла к Сергею.

— Сережа, угостите папироской.

Он протянул ей портсигар.

— Мужчина, дай закурить, как говорит Елена Александровна. О чем вы, кстати, с ней так горячо разговаривали?

— Да так, о всякой всячине.

— А-а! — Сергей поднес ей зажигалку.

— Спасибо! Сережа, кто такой Семенов?

Сергей захохотал.

— Ах, так вот в чем дело! Значит, говорите, наслушались всякой всячины. Нет, Ниночка, совсем не так — он очень хороший, веселый, добрый человек. А имел бы право быть плохим, угрюмым и злым.

— Почему? Это уж интересно.

— А он и есть очень интересный человек, — продолжал Сергей, не отвечая на вопрос. — Вот вы попробуйте как-нибудь поговорить с ним и увидите, что ничего страшного нет — хороший парень, и все.

— Страшного? — Нина с интересом посмотрела на Сергея. — А что ж в нем может быть страшного? Успех у женщин?

— А вы уж и этой пакости наслушались, — поморщился Сергей. — Ах, Елена Александровна, Елена Александровна, и хороший она человек, а… Да ничего подобного! Вы же его видели. Ну, что это — Дон Жуан? Наоборот, надо быть невинной девушкой или уж очень неискушенной женщиной, или, наконец, наоборот, вроде Елены Александровны с сумасшедшинкой, чтоб увлечься им. Что вы так на меня смотрите?

— Это новость! Разве Лена?..

Сергей махнул рукой.

— Да уж будьте уверены! Есть, есть, есть — отсюда и все, что вы слышали.

— Так что, если бы я познакомилась с вашим другом… — улыбнулась Нина.

— Вы? Да боже мой, вы такими станете друзьями! И знаете еще что? Если в кого влюбитесь — к первому побежите к нему, и он будет переживать с вами вместе. А расспросите его о чем-нибудь, относящемся к его жизни, — вот он зальется.

— Такая она у него интересная?

— Ну, а у кого из нас, поколения десятых годов, она не интересная? Но черт знает, где он бывал, в качестве кого и что там видел. И я сначала тоже думал, что он много привирает. Представьте себе — нет! Ну, раскрашивает кое-что, кое-что прибавляет — без этого нельзя в рассказах, но врать — решительно не врет. Вот что за человек — ясно?

Нина засмеялась.

— Пока нет, Сережа.

— А вот познакомитесь, и все прояснится. Нет, в самом деле, мне очень хочется, чтоб вы познакомились и понравились друг другу.

— Да будет так, — сказала Нина. — Музыка! Пойдемте, — и сама положила ему руку не плечо.

Знакомство состоялось той же ночью в ресторане ее гостиницы.

Все сходилось одно к одному; вернувшись с капустника, она пошла к буфету, чтоб купить себе на ночь коробку «Казбека», и только что отошла от столика, как услышала, что ее зовут — оглянулась и увидела: между столиками к ней пробирается Сергей, уже пьяный и веселый, а поодаль, под мочальной пальмой, сидят Елена и Николай. Оба смотрят на нее, а Ленка смеется и что-то быстро говорит Николаю.

— Идемте-ка, — безапелляционно сказал Сергей, ловя ее за руку, — буду вас знакомить.

— Но я вышла только на минуту, — жалобно посмотрела на него Нина.

— Идемте!

Они подошли к столу.

— Ну вот, — громко сказала Ленка, вставая, — знакомьтесь, Николай Семенович, это моя подруга по ГИТИСу, наша новая актриса. Была младше меня на два курса, а сейчас на ролях первых любовниц. В будущем, безусловно, народная и кинозвезда. А это, Ниночка…

Николай встал и подал ей руку.

— А мы уж много раз виделась с Ниной Николаевной.

— Как так? — спросила Нина, глядя на него во все глаза.

— А я же ваш сосед. Я живу рядом с тем номером, в котором все время пляшут и пьют.