Агния Кузнецова (Маркова) - Мы из Коршуна Страница 16

А сам подумал, что к предложению старой женщины надо прислушаться.

Вскоре на большой площадке лесозавода – той, что выходит к берегу реки, коршунцы начали строить открытую сцену. Строили с охотой, торопились. И когда закончили, артисты сразу провели генеральную репетицию, а на следующий день состоялась премьера.

Восторг зрителей был особенно бурный, когда на сцене появлялись Саша или Лабосян. Саша играла главную роль – студентку-сибирячку, приехавшую на лето к дяде – директору завода. Здесь ее застала война. Дальнейшая ее судьба напоминала судьбу Зои Космодемьянской. В те минуты, когда Саша была на сцене с Вартаном Акоповичем, зрители забывали, что сидят на заводской площадке и смотрят пьесу. Им казалось, что перед глазами проходит сама жизнь.

Фекла Ивановна сидела в переднем ряду. Одета она была в новое сатиновое платье, коричневое в крапинку, которое надевала только по большим праздникам. Голова ее была повязана черным платком с разводами, на пальце сверкал до блеска начищенный медный перстень. Чувствовала она себя важным человеком: ведь главная артистка, да и половина остальных, – из интерната, ее «воспитанники». Чувство удовлетворения и гордости испытывал и Федор Алексеевич. Было приятно, что юные актеры увлечены своей работой.

Вартан Акопович участвовал в первом и последнем актах. Остальное время он провел за сценой, волнуясь за актеров. Минутами он задумывался: «Со стороны мое поведение кажется, наверно, странным. Веду себя как мальчишка». И становился степенным. Но вот за кулисами появлялся новый актер, и Вартан Акопович, забывая обо всем, бросался к нему с объятиями и снова становился таким же восторженным, как и его молодые коллеги.

Ваня и Вера сидели в третьем ряду, среди своих одноклассников. Обменивались репликами и веселыми замечаниями. Но и они замолкали, когда на сцене появлялась Саша в военной гимнастерке, в пилотке и сапогах, с охотничьим ружьем за спиной. Ее карие, подведенные глаза были незнакомы ни Ване, ни Вере. Обычно нежный, кругленький подбородок, всегда опущенный к шее, был сейчас волевым, приподнятым. Она ходила пружинистой мальчишеской походкой, решительно встряхивая головой. Движения ее были резкие и порывистые, а голос неузнаваемо низкий, глубокий. Большое впечатление оставила сцена, когда юная партизанка уходит в разведку. Вот она задерживается у костра. Здесь под гитару негромко поют бойцы.

– Дай, спою, – протягивает она руку к гитаре, садится на пенек. Долго, задумчиво перебирает струны, начинает петь:

Бьется в тесной печурке огонь.На поленьях смола, как слеза.И поет мне в землянке гармоньПро улыбку твою и глаза…

Она поет первые куплеты песни, положив гитару на колени и склонясь над ней:

Про тебя мне шептали кустыВ белоснежных полях под Москвой.Я хочу, чтобы слышала ты,Как тоскует мой голос живой…

Потом встает, прижимая к боку гитару, подходит к краю сцены и, задумчиво глядя поверх голов – туда, где за рекой подпирают небо вечнозеленые великаны кедры, продолжает:

Ты сейчас далеко-далеко,Между нами снега и снега.До тебя мне дойти не легко,А до смерти – четыре шага…

– Ах ты, боже ж мой! – со слезами в голосе, громко вздыхает Фекла Ивановна.

Саша отпускает гитару и стоит, задумчиво глядя вдаль, – выжидает тишины. И когда стихают аплодисменты, решительными мальчишескими шагами возвращается к костру, подает бойцу гитару:

– Ну, Федор, до скорой встречи!

И говорит так, что и бойцы, и зрители понимают – не будет ни скорого, ни далекого свидания. Жизнь свою эта девушка отдаст за Родину, за людей…

Кто-то из зрителей всхлипывает. «Механики» волнуются – не могут закрыть занавес: веревки заело. Не двигается и Саша. С грустной улыбкой переводит она взгляд с одного бойца на другого. Недвижимы бойцы. С состраданием смотрят они на уходящую девушку. Потом на их лицах появляется напряженное ожидание: когда же закроется сцена?.. Наконец занавес дрогнул и пополз… И вот снова дружные хлопки и восторженные крики несутся из зрительного зала.

Саша кидается к Вартану Акоповичу и говорит:

– Здорово как получилось, Вартан Акопович! А мы не могли финал придумать! Вот и надо кончить спектакль затянувшимся молчанием, живой картиной! Это как многоточие получается.

Вартан Акопович взволнованно обнимает Сашу, говорит торжественно:

– Хорошо, Сашенька, хорошо!

Он недоговаривает мысли. А мысль такая: «После школы пошлем учиться в Москву».

Спектакль окончен. Народ не расходится. Рабочим хочется пожать руки своим товарищам актерам. К сцене бегут школьники. Не уходят и те, кто не имеет отношения ни к заводу и ни к школе. Им любопытно поглядеть на актеров, доставивших зрителям столько радости.

Вера бросилась к подруге, молча поцеловала ее.

Саша беспокойно оглядывалась. Почему в этот необыкновенный момент ее жизни не было рядом Вани?

А он так и не поднялся по новой лестнице. Остановился в кругу школьников, постоял, рассеянно послушал их веселый, восторженный говорок и не торопясь, никем не замеченный, пошел к реке.

Река начиналась тут же, за «Театральной площадью». По берегу к самой воде подступала ровная широкая дорога со следами машин. Воды почти не было видно. От берега до берега, всюду, куда хватал глаз, плыли бревна. Вернее, не плыли, а лежали, тихо покачиваясь и чуть заметно подвигаясь вперед.

А за рекой лежала обширная зеленая долина, расцвеченная пестрыми июльскими цветами. Кое-где в заречной долине поднимались молодые березки. Стояли они на тонких белых ножках, словно газом, окутанные мелкой ярко-зеленой листвой, сквозь которую проглядывалась темная, грозовая тайга. Тайга на сотни километров: на восток, на запад, на юг и на север. Всюду тайга.

Ваню неудержимо потянуло туда. Вспомнилось детство, безрассудные игры.. Он подошел к берегу, шагнул на одно бревно, на второе и проворно побежал на другую сторону. Это было опасно, но ему хотелось острых ощущений. Наконец он благополучно добрался до высокого берега, ухватился рукой за кустарник, поднялся на яр. Постоял немного и пошел по полям, не замечая, что топчет ногами хрупкие желтые лилии. У тонкого изогнутого ствола молодой березки он бросился на траву. Одуряюще пахло мятой и белоголовником. Небо было синее, безоблачное. Горячо и ласково дышал ветер. В воздухе звучал низкий бархатный голос:

Пой, гармоника, вьюге назло,Заплутавшее счастье зови.Мне в холодной землянке теплоОт моей негасимой любви.

«Как хорошо она играла сегодня», – подумал Ваня. Но почему же вместе с радостью в его сердце поднялось беспокойство?

Трезвый взгляд всегда был присущ ему. Он умел глядеть вперед. И теперь ясно представлял то недалекое будущее, когда Саша уедет в Москву и, конечно, будет принята в театральное училище. Он останется в Сибири, поступит в сельскохозяйственный институт. Они будут писать друг другу письма, встречаться во время летних каникул. А потом пути их неизбежно разойдутся. Ее будущее – город, его – село. Она отмечена большим человеческим счастьем – талантом, он – обыкновенный человек, с самыми заурядными способностями…

Но сейчас ему не хотелось заглядывать так далеко. Надо жить настоящим. Захотелось сейчас же сказать Саше о своем большом чувстве. Он вскочил и по старой тропинке, заросшей подорожником, клевером и ромашкой, побежал к реке.

На «Театральной площади» никого уже не было. Зрители разошлись, унесли с собой стулья и табуретки. И только песчаный наст, заслеженный сотнями ног, говорил о том, что здесь были люди.

Ваня поднялся за кулисы. Трое молодых рабочих убирали декорации. Саши не было. Он торопливо пошел к школе, но у ворот замедлил шаги. Те же сомнения вновь начали обуревать его: «Разве ей до меня сегодня? Она, наверно, и думать обо мне забыла».

Он постоял у ворот и направился домой. Из раскрытых дверей услышал оживленный разговор Вартана Акоповича и Макаровны: тенорок приемного отца с мягким акцентом на шипящих буквах и короткие, сухие, как выстрелы, фразы Макаровны.

Он смутно припомнил, как одиннадцать лет назад в детский дом пришел Вартан Акопович.

Этот человек показался мальчику великаном. А когда воспитательница спросила, хочет ли он иметь такого папу, Ваня ответил убежденно: «Так это же и есть мой папа».

И сейчас, прислушиваясь к голосу Вартана Акоповича, Ваня понял, как он любит этого человека.

Темнело. От реки за огородом повеяло прохладой и чуть уловимым запахом рыбы. Синее небо разрисовали красные блики заката. Набежал свежий ветер.

Ваня думал о Саше, о себе, о любви. Он думал о том, почему из всех девушек Коршуна выбрал именно Сашу. Что за странность такая – любовь? Зачем существует она на свете, если людям приносит такие страдания?

А Саша в эти минуты обливала слезами подушку.

Радость, которую пережила она сегодня, не могла заглушить обиду, боль, недоумение, которые первый раз причинил ей Ваня. Почему в самый счастливый момент ее жизни его не было с ней? Куда он исчез?