Федор Кнорре - Рассвет в декабре Страница 17

Тут можно читать бесплатно Федор Кнорре - Рассвет в декабре. Жанр: Проза / Советская классическая проза, год -. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте «WorldBooks (МирКниг)» или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Федор Кнорре - Рассвет в декабре

Федор Кнорре - Рассвет в декабре краткое содержание

Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Федор Кнорре - Рассвет в декабре» бесплатно полную версию:

Федор Кнорре - Рассвет в декабре читать онлайн бесплатно

Федор Кнорре - Рассвет в декабре - читать книгу онлайн бесплатно, автор Федор Кнорре

— Хочется!.. — в ужасе, что все испорчено, кончено — она уже уходит, отчаянно выпалил Алеша.

Она прошла уже несколько шагов, приостановившись, не оборачиваясь, пожала плечами.

— Нет, нет, я же понимаю, вам без Коли скучно…

— Неправда… Что же мне делать?.. У меня ведь нет вашего номера телефона даже. Я поэтому…

— Наверное, вам он не нужен.

— Неправда, нужен.

— Ну, если вам вдруг захочется?.. Вы можете позвонить когда угодно. Хоть послезавтра или завтра. Мне все равно… Ах да, вы сказали, что не знаете нашего номера? Это правда?

В середине разговора она понемногу повернулась к нему лицом. Засунула руку в глубокий карман своего пальтишка, неуверенно пошарила, как будто не находя, чего искала, не сразу нащупала и вытащила бумажку-листок, вырванный из тетрадки. С некоторым удивлением недоверчиво его рассмотрела:

— Гм!.. Да, вот тут как раз у меня записано для чего-то!

Сложила листок, провела по сгибу розовыми, ровно и кругло, коротко подстриженными ноготками и оторвала узкую полоску.

Вот с этого дня у него навсегда остался номер ее телефона и навсегда условленное место встречи у Петровского дуба, в аллее на Островах, возле ее дома.

В закутке между хлопающими дверьми какого-нибудь магазина он снимал трубку, нажимал кнопку «А» и выговаривал заклинание: «46–12, Леля» — и в назначенный час короткими переходами, пять шагов вперед, пять шагов обратно, прохаживался у старинного толстого Петровского дуба, почтительно огороженного чугунной оградой прямо посреди проезжей дороги.

Первой, как всегда, выскакивала из калитки Пенза. Прежде она не обращала на него никакого внимания, но теперь неизменно подбегала и. на ходу ткнув его носом, точно хотела сказать: «А-а, это ты! Ну ладно!», бежала дальше…

Алексейсеич прекрасно помнит эту серую овчарку, даже широкую черную полосу у нее на спине, но представить себе Лелю, которая выходит тотчас за нею следом со школьной аккуратностью в назначенный час, — он не может. Она приближается, и он ее как будто почти не видит, то есть воспринимает ее появление, приближение, присутствие с ним рядом — разом, целиком, одним неразделимым ощущением яркости весеннего света, еле сдерживаемого, близкого к испугу восторга изумления перед сбывающимся ожиданием.

Он помнит ее улыбку, совсем особенную, с чуточку неровно вздернутой в самом уголке рта верхней губой, из-за короткого поперечного шрама. Необыкновенно трогательную этим, от всех других ее отличающим, шрамом.

Чуть заметная эта белая полоска шрама проступала явственно только при улыбке, и она улыбалась нарочно, вызывающе и еще слегка прикусывала губу, заглядывая ему прямо в лицо. Как будто спрашивала: ну, заметили? Вот посмотрите! Да, это у меня шрам! Я не прячу. Некрасиво? Уродство? Ага, разглядели? Не нравится?

Шутливо, насмешливо, но, кажется, очень внимательно она всматривалась ему в глаза. А он молчал. Словами-то ведь она, к счастью, у него ничего не спрашивала. Потому что ответить он ничего бы, наверное, не сумел, да и не посмел бы. Но «не словами» он, собрав все силы, говорил: «Нет, со шрамом гораздо лучше, это даже хорошо, мне нравится!..» Она, прищурясь, недоверчиво, вглядывалась, покусывая губу. И вдруг поверила.

— Через мостик?.. Побежали?

Они, как дети, побежали к горбатому мостику и дальше по открытому полю, потом уже неторопливо пошли напрямик к морю, не встречая по дороге ни души.

И снова с ним рядом шла воспитанная, спокойная и вежливая девочка. И поверить нельзя было, что это она минуту назад предложила беготню по горбатому мостику.

Не очень-то он был уверен, но минутами все-таки ему казалось, что произошло что-то значительное, и не оставляло опасение, что все творится в нем одном, ему одному только кажется, будто завязалось у них общее тайное молчаливое понимание. Вот хотя бы этот шрам. Ведь, наверное, ей когда-то было очень больно, она, наверное, испугалась, плакала, ей обидно было после того удара, от которого остался этот шрам. И ему было больно и жалко ее за то, что некогда случилось. Очень хотелось, хотя невозможно было объяснить, — а может, она поняла? — что этот след пережитой боли, обиды и в самом деле по-своему очень мило выделял из всех других ее свежее, с тонким румянцем, но, вероятно, еще по-детски невыразительное личико благополучной хорошенькой девочки.

Она весело рассказывала, что училась в Смольном институте — бр-р-р! — но теперь, после революции, слава богу, там какой-то штаб, и их перевели в обыкновенные школы, и не надо учить закон божий!

— А у нас батюшка был симпатичный, — ему один наш мальчик, дурак такой, взял да и брякнул: «Раз я в бога не верю, батюшка, зачем мне учить молитвы?» А наш батюшка, молодец, даже не рассердился. «Не верить ты, несмышленыш, можешь, тебе же хуже, а двадцать восемь положенных молитв наизусть все равно ты мне будешь отвечать без запинки. И порядок богослужений во все дни выучишь, и Ветхий завет»… и так далее-Тут ему вспоминается гимназический класс, в котором всего несколько месяцев назад шла будничная, еще не тронутая приближающейся революцией жизнь. Разве это не странно, у них в классе не было ни одного верующего в бога мальчика. И никто ни одной минуты и не пытался сделать их верующими, заучивали только «закон» — то есть как надо правильно отвечать на вопросы: не вникая в их смысл, чем быстрее — тем лучше. Точно так же всем было отлично известно, что в гимназии просто не было ни одного учителя, который считал бы себя монархистом. И в классе ни у одного мальчика не было отца — «монархиста». И так, вероятно, было повсюду. И ничего… Стояла себе православная монархия… Долго стояла.

На том берегу реки открылись за сквозившей молодой зеленью над лугом, полого спускавшимся к воде, чистые белые стены красивого дворца князей Белосельских-Белозерских.

— Если я не смогу стать знаменитой оперной певицей, хорошо бы выйти замуж на несметно богатого старика. Вот с таким дворцом. А потом чтоб явился настоящий, очень бедный, возлюбленный.

Она вовсе не мечты свои ему поверяла. Просто делилась, беспечно и деловито, частицей жизненной мудрости.

— Это только в пошлых бульварных романах так!

— Бульварных? Что же, Анна Каренина бульварная?.. — Оказывается, она читала Толстого! — И Каренин ужасно нудный старик, разве можно сравнить его с Вронским?.. Вот Стива Облонский — бессовестный, а все-таки забавный и симпатичный, правда?.. Только Каренин все-таки не то, не очень-то он старик, а нужно, чтоб был такой, старенький, совсем старый старикашка… но на вид хоть немножко величественный… Да и куда Вронскому до князя Андрея Болконского.

— Все равно, теперь же революция. Не будет больше ни князей, ни богатых, ни бедных!

— Да-а? Может быть… Пускай! Ну а лорды? Лорды-то останутся!

— Неизвестно. В Англии тоже будет революция.

Минуту она подумала, прикидывая что-то в уме.

— В Англии? Ну, едва ли. Да и неважно. Он может, например, добровольно раздать все свое богатство бедным и удалиться со своей возлюбленной в уединенный коттедж в сельской местности.

Ему надо было бы, в сущности, после таких разговоров начать ее свысока презирать. Кисейная барышня. Институтка. Но почему-то ничего из этого не получилось. Он осторожно покосился на нее и с изумлением увидел, что ей весело. Просто очень весело болтать о том, о чем они оба, в сущности, ничего-то не знают. Какой-то бессознательной чуткости у него хватило уловить разлад: стертые чужие слова значили одно, а звонкий, живой голосок, свежее радостное дыхание на быстром ходу, бездумно оживленное лицо и даже крепкие шажки чуть вприпрыжку, когда она слегка поддавала носком кучку слежавшихся листьев и сейчас же чинно сдерживала себя, — все это другим и правдивым языком говорило о чем-то, в чем не было ни глупости, ни пошлости произнесенных слов. И спорить своими словами против ее слов не было надобности.

Все ее несметные старикашки, лорды и Вронские близко сродни были его недавним команчам, алмазным сокровищам раджи, собачьим упряжкам Клондайка, благородным белым охотникам Купера, опутанным лианами девственным лесам Замбези и черным пиратским флагам на мачтах брига в пене коралловых рифов.

— А что это такое? — вдруг быстро спросила она и запела с плотно сжатыми губами. Звук был удивительно чистый и музыкальный — он узнал «дождевой» прелюд Шопена. Искоса выжидательно поглядывая на него, она пела, улыбалась. Удивительный у нее получался звук. Точно где-то рядом, в редком перелеске на берегу, тихонечко заиграл под сурдинку маленький инструмент — скрипочка в умелых лапках у кого-то, ростом вроде крупного кузнечика, на березовом пеньке. Вкрадчиво и безошибочно точно и тоненько наигрывает Шопена… Под конец, уже балуясь, изобразила языком отрывистые удары отдельных ноток.

Они возвращались домой, когда среди деревьев уже наливалась синевой вечерняя предсумеречная дымка. После пения, в этом гаснущем свете было так мирно и хорошо, и вдруг все опрокинулось.

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы
    Ничего не найдено.