Сергей Снегов - В полярной ночи Страница 18

— Еще не завел, — весело ответил Седюк. — Но надежду не теряю.

— И не стоит, — одобрительно проговорил заведующий. — Вы теперь в Ленинске самый завидный жених. Все, которые литер «А», — народ многосемейный и пожилой, а вы вот молодой и одинокий, и снабжение такое хорошее. Девушки, когда узнают, будут за вами бегать.

— Распишитесь, — сурово сказала девушка, подавая Седюку пять ведомостей.

По тому, как она покраснела, Седюк понял, что она одинокая и обиделась на заведующего. Заведующий продолжал, сдерживая вздох:

— Вот что молока вам определили по пол-литра в день — это хорошо. С молоком у нас туго — только детишкам до трех лет, подземным рабочим на шахте да высшему начальству по особому списку. С вами теперь в списке одиннадцать человек. У меня вон четверо пацанов — получаю на одного.

Седюк посмотрел на румяного, толстого заведующего — видимо, если не считать молока, в остальном у него недостатка не было — и положил молочную карточку отдельно, во внутренний карман бумажника: надо будет отдать карточку первой знакомой семье, в которой есть ребенок. На улице он стал припоминать, куда ему нужно идти с утра: в проектный, в отдел кадров, в столовую, в магазин — прикреплять карточки. Было еще какое-то дело, но оно не вспоминалось. С неясным ощущением, что он забыл что-то важное, Седюк снова отправился в проектный отдел.

Караматин еще не приходил, но остальные были на своих местах. Седюк заглянул в металлургический сектор.

Посередине большой комнаты стоял стол, за этим столом сидел высокий, полный человек с ассирийской холеной бородой и водил пальцем по крохотной карте юга Советского Союза, вырванной из школьного учебника географии.

— Суть этого наступления вполне понятна, — говорил он. Голос у него был странный, сразу запоминающийся, протяжный и сиплый. Вокруг стола сгрудились стоя человек пятнадцать, все они внимательно слушали. — Сталинград — это Волга, Волга — это связь с Кавказом: нефть, марганец, цемент, хлеб. Если они возьмут Сталинград, наша страна будет перерезана надвое, мы потеряем доступ к богатствам юга, наша армия будет голодать без хлеба, потеряет мобильность без бензина, металлургические заводы без марганца не смогут выплавлять сталь, без южного цемента прекратится строительство. Сталинград — это нервный центр страны, ее солнечное сплетение. Немцы бьют нас в солнечное сплетение, чтобы сразить наповал. Какой отсюда вывод? Только один — предстоят ожесточенные бои. А что значат все эти передвижения, все эти атаки на север, на юг? Я спрашиваю: что все это значит? — Он оторвался от карты и строго посмотрел на слушателей. — Это значит — армии занимают исходные рубежи. Мы стоим на исходных рубежах обороны, а немцы занимают исходные рубежи для решительной атаки — вот в чем смысл. Хромов, опубликуйте сегодняшнюю сводку.

Человек, державший в руке клочок исписанной бумаги, с готовностью шагнул вперед, к столу. Он заговорил быстро, невнятно и громко, все время сверяясь со своими записями:

— Я сегодня, товарищи, слушал три раза: в четыре утра, в шесть и в восемь. Проходимость была плохая, шипело, но самое главное я разобрал. Под Сталинградом ожесточенные бои, особенно на северо-западном направлении…

— Простите, это что — заседание стратегического кружка? — непочтительно прервал его Седюк, ему надоело слушать военно-политические изыскания проектантов. — Может, я попал не по адресу? Я думал, тут занимаются металлурги.

Замечание его произвело неожиданное действие. Никто ему не ответил, но все, толкаясь, стали расходиться по своим столам. Оратор с ассирийской бородой с достоинством поправил пиджак и молча вышел из комнаты. Седюк очутился перед не замеченным им вначале худеньким пожилым проектантом с седой эспаньолкой. Лицо его показалось Седюку знакомым.

— Чем могу, товарищ? — спросил проектант, вопросительно посмотрев на Седюка.

Седюк представился:

— Главный инженер медеплавильного. Пожилой проектант, улыбаясь, протянул ему руку.

— Это очень хорошо, что вы к нам, товарищ Седюк, очень хорошо. Я Телехов, бригадир металлургов, мы еще вчера ждали — может, зайдете. — Он, склонив голову набок, осмотрелся. Свободных стульев не было видно. — Сейчас организуем стул, товарищ Седюк, и поговорим. Где же все стулья? — Он обернулся к соседям: — Где наши стулья, товарищи? Неужели опять все стулья утащили в строительный сектор?

Молодой проектант, сидевший недалеко от Телехова, хладнокровно заметил:

— Вы же сами, Алексей Алексеевич, вчера унесли последний стул к строителям, чтобы было удобно слушать у репродуктора.

Телехов с виноватым видом посмотрел на Седюка. Седюк усмехнулся. Телехов повернулся к молодому проектанту и сказал просительно:

— Коля, дайте нам свой стул, а сами возьмите у строителей.

Молодой проектант встал, неторопливо подал свой стул Телехову и вышел из комнаты. Через минуту он возвратился, таща четыре стула. Телехов усадил Седюка и уселся сам.

— Очень, очень рад, — повторил он. — Много дел к вам. Но почему вы сразу не обратились ко мне, а стояли в стороне?

— Вы занимались высокой стратегией, — сказал Седюк, улыбаясь. — Неудобно было мешать.

Телехов смущенно махнул рукой.

— Это так, просто всех тревожит положение на фронте. Перед работой мы всегда полчасика поговорим, выслушаем записанную по радио сводку, кто сам не слышал. Вы к этому привыкнете. В двенадцать мы ходим к строителям, у них единственный во всем отделе хороший репродуктор.

— А у вас, вероятно, единственная во всем отделе карта, — заметил Седюк, указывая на ученическую карту, лежащую на столе.

— Единственная, — подтвердил Телехов. — Ну, а теперь о деле, товарищ Седюк. У нас есть почти сто листов чертежей, требующих согласования с вами, десять их них особо срочные. Это технологические схемы по плавильному и гидрометаллургическим цехам, принципиальная расстановка аппаратуры, наметка выходов продукции…

— Короче, весь технический проект завода, — усмехнулся Седюк.

— Весь технический проект, правильно! — быстро согласился Телехов, испытующе взглядывая на Седюка. — Ваш начальник, Назаров, подпись свою ставить отказывается, требует утверждения в Москве. Вы сами понимаете: какая может быть сейчас Москва! В лучшем случае, это месяцы проволочек, на это мы пойти не можем. Положение очень сложное: лежат десятки принципиальных схем, их надо детализировать, начальник мехмонтажа Лешкович уже сейчас требует монтажных чертежей, он месяц назад приступил к изготовлению конструкций и агрегатов, а мы ничего не можем сделать. Наш план — до ноября выпустить пять тысяч листов. И эти пять тысяч листов задерживаются потому, что на десяти листах нет нужной подписи!

— И как вы выходите из затруднения? Прекратили проектирование до полного согласования с эксплуатационниками?

Телехов пожал плечами.

— Мы никак не выходим из затруднения. Мы работаем. Мы каждый день выпускаем семьдесят листов. У нас нет другого выхода — надо же строить завод! — Он открыл ящик своего стола и вытащил кипу чертежей и записку. — Вот, — сказал он, протягивая их Седюку, — очень прошу, ознакомьтесь с этим, подпишите, если согласны, и перейдем к следующим вопросам — конкретным решениям по узлам.

— Давайте сделаем так, — предложил Седюк. — Дайте мне стол и вот все это, — он показал на объяснительную записку и чертежи, — и я не торопясь изучу. А там мы продолжим наш разговор.

Телехов немедленно согласился. Он встал, осматриваясь, куда бы посадить Седюка. В комнате свободных столов не было. Телехов снова попросил молодого проектанта:

— Коля, достаньте стол в инженерной геологии — они все бегают по промплощадкам, у них есть свободные столы. Скажите Пустовалову, что я очень прошу.

Коля, видимо, привык к подобным поручениям. Он встал, не отрывая глаз от лежавшего перед ним чертежа, минуту осматривал его с довольным видом, сделал лихой росчерк на трафарете и вышел. Седюк предложил свою помощь — Коля пренебрежительно пробормотал, уходя:

— Слишком много — двоих на один стол. Принесенный Колей стол поставили около Телехова. Седюк разложил листы принципиальных схем и пояснительную записку. Он начал работать, но никак не мог сосредоточиться: его все занимала мысль, что он знает — и хорошо знает — сидящего рядом с ним худенького пожилого инженера. Он даже вспоминал его лицо, странно измененное, более молодое. Он поймал взгляд Телехова и сказал:

— Простите, у меня такое ощущение, будто мы с вами знакомы, а откуда — не могу припомнить. Может, вместе припомним?

Телехов предположил:

— Наверное, встречались на одном из заводов?

Он называл заводы черной и цветной металлургии, а Седюк отрицательно качал головой. Потом Телехов упомянул «Красный Октябрь» — на этом заводе Седюк проходил практику. Телехов, оживившись, стал припоминать общих знакомых, руководителей заводов и цехов.