Леэло Тунгал - Четыре дня Маарьи Страница 18

Сказал бы он и отцу Стийны острое слово? Непременно!

Стийна не очень-то любила шутить, хотя она часто видела смешное там, где я только улыбалась. Наверное, мои шутки ей порой надоедали, и, наверное, иногда она считала меня легкомысленной. Зато Аэт записывала все шутки, и присказки, и анекдоты в книжечку — может быть, когда-нибудь удастся их использовать. Я и была легкомысленной: ничего не записывала, если только не задавали на уроке литературы, и только хотела, чтобы вокруг меня всем было хорошо и весело. Чувствовала себя прямо-таки на седьмом небе, когда все были в хороших отношениях друг с другом, когда все вокруг смеялись, шутили и веселились… До чего здорово было мне на вечере "Кафе-клуб старшеклассников"! Его подготовил наш класс, и он, увы, оказался первым и последним. Поскольку праздник состоялся в начале апреля — месяца шуток, мы считали, что у нас развязаны руки; чего мы только не навыдумывали! Комические викторины, различные конкурсы и соревнования между классами: конкурс красоты, соревнования силачей, мудрецов, конкурс на самое фальшивое пение, курсы молниеносного обучения танцам и тому подобное. Объявление о нашем «Кафе-клубе» мы перевели на несколько иностранных языков и прочли с "интуитивным произношением" из школьного радиоузла. Эту радиоинформацию завершил своим хриплым «армстронговским» голосом Тийт, сказав "добро пожаловать!" на пяти языках!

Вийю, которая взяла на себя обязанности кассирши, жаловалась, что в тот день к последнему уроку все билеты были распроданы, свободных столиков не осталось, а желающих было еще очень много.

Мярт смеялся: "Ваша реклама была такой непонятной, что дело заинтересовало всех и каждого!"

Чтобы осчастливить еще десятка два желающих попасть на вечер, пришлось принести дополнительные столы из кабинета рукоделия.

Все наши "формы активного отдыха", как называл это Тийт, оказались удачными, если не считать "бега с яйцом". Нужно было бежать держа в зубах ручку столовой ложки, в которой лежало сырое куриное яйцо. В конце один неуклюжий десятиклассник соизволил упасть — и яйцо, естественно, разбилось…

Во время аттракционов я поглядывала на учителей — кое-кто из них улыбался, некоторые смеялись до слез, даже наша Меэритс иногда усмехалась. Но время от времени она подходила к нам и спрашивала: "Как настроение?" — ей, видимо, хотелось показать, что она классная руководительница этих "хулиганов и остолопов". У нас всех настроение было великолепное, только Май-Лийз жаловалась на мозоль, которая образовалась от бесконечной резки хлеба. Но Май-Лийз жаловалась не всерьез, ей как меломанке больше всего нравился конкурс фальшивого пения. Когда жюри объявило самым великолепным фальшивое пение одиннадцатого «а», наш Рейно взял у победителей интервью: "Как вы добились такого мастерства? Каковы ваши творческие планы?" — и так далее, совсем как настоящий репортер. Мярт был представителем одиннадцатого «а». Он прокашлялся, посмотрел серьезно в потолок и ответил:

 - Наш секрет состоит в том, что мы изо всех сил старались петь правильно!

Я полагала, что это была просто удачная шутка, но Мярт позже признался мне, что у него в самом деле нет слуха. По-моему, это ужасное несчастье! Одиннадцатый «а» стал и абсолютным победителем: они написали на заданные рифмы самое гениальное стихотворение, танцевали "быстрее, выше и дальше" всех, находчивее всех использовали выданные им три метра креповой бумаги: Мярт был тореадором — в руках указка и кусок лилового крепа, а остальные — самые высокие в классе парни — быками с черными рожками и хвостами из брючных ремней.

Когда я в качестве "богини Победы" увенчала капитана команды-победительницы венком, сплетенным из перьев зеленого лука, и вручила ему "ценный приз" — торт, Мярт вытянул шею и подставил мне свою щеку, будто для поцелуя. Потом на фотографии все это выглядело так, словно я действительно целую Мярта. "На глазах у всей школы!" — сказала Меэритс. Да, особых благодарностей наш класс и не ожидал, но никто и предположить не мог, что трое из нас — Тийт, Рейно и я — от Меэритс получим устный выговор и предупреждение на классном часе!

Класс был похож на растревоженный улей.

"И почему у нас не такая классная руководительница, как у других?" — думала я. Хорошо еще, что Меэритс не записала свое замечание мне в дневник. Будь здесь мать и отец, они бы меня поняли, но тетя!.. Ка-ак, поцелуй на глазах у всей школы!.. Меэритс без конца твердит одно и то же, напоминает нам про наш долг и обязанности, но разве нам нельзя повеселиться? Наша ошибка могла быть в том, что мы посвятили весь праздник первоапрельским шуткам, но, составляя программу, мы старались избежать всего, что хоть как-то могло бы задеть учителей… И все-таки наша классная руководительница нашла, к чему придраться! Кто еще, кроме Меэритс, смог бы придумать, будто мы специально подстроили, чтобы яйцо, которое тот неуклюжий десятиклассник уронил на пол, было тухлое!

Меэритс была первым в моей жизни человеком, рядом с которым я испытывала судорожную скованность, не могла ни попросить прощения, ни сказать что-либо в свое оправдание и вообще не могла ничего сказать. У меня холодели руки и ноги, когда она смотрела мне в глаза. Если сравнить ее с нашей классной руководительницей в сельской школе, которая к каждому школьному празднику писала для нас сценарии, в конце учебного года дарила отличникам по книге, а беседуя с глазу на глаз, успокаивающе клала тебе на плечо руку, то было от чего прийти в отчаяние. Я представила руку Меэритс у себя на плече, и от ужаса у меня пошли мурашки по телу.

 - Пярл, что вы можете сказать в свое оправдание? — сказала Меэритс.

Опять я! И в чем мне надо оправдываться?

К моему изумлению, вдруг встал Рейно и сказал:

 - Учительница Меэритс, оставьте Маарью в покое. Ведь это она придумала и подготовила половину всех номеров — и не надо к ней придираться!

 - Ах так? — усмехнулась Меэритс. — Думаю, что на одном из ближайших классных часов мы должны будем побеседовать на тему: "Моральная чистота современной девушки". Лекция врача предусмотрена для абитуриентов, но мне теперь кажется, что следует пригласить лектора и в девятый "а".

Я растерянно молчала.

 - Я вижу, Пярл, что вы начинаете понимать свою вину, — снисходительно улыбнулась Меэритс. — Садитесь.

Но я не села. Меня всю охватил жар, казалось, что ни руки, ни ноги, ни губы не принадлежат мне.

 - Учительница Меэритс, за что вы нас ненавидите? — спросил мой ставший мне чужим рот.

 - Как? Я? Ненавижу? — Меэритс сама села. — С чего вы это взяли?

 - Видно же, как вы нас терпеть не можете.

Звонок пронзил тишину. И в тот же миг Меэритс объявила:

 - Классный час окончен! Запомните, я желаю вам только добра. Только добра. Когда-нибудь вы оцените это, но будет уже поздно.

В ответ застучали крышки парт.

В тот день мне хотелось рассказать обо всем Стийне. Да, пожалуй, только Стийне — даже дома отец и мать, наверное, не поняли бы меня до конца. А может, я просто опасалась, что они не поймут всего…

Стийны, как и других восьмиклассников, на нашем вечере не было, но уж она бы поняла… Увы, Стийна уже ушла домой Зато Тийт навязался мне в провожатые и утешители.

 - Ты не обращай на Меэритс внимания, — поучал Тийт. — У нее действительно на тебя какой-то зуб. Даже не представляю, отчего. Ну, да ладно, надоест и отстанет.

Мы шли некоторое время молча. Хотя Тийт жил, кажется, совсем в другой стороне.

 - А люди вообще-то хорошие, — сказал наконец Тийт.

 - О-о, Меэритс очень даже хорошая! — воскликнула я. — Помнишь, как у нас было то собрание отцов?

 - Мхм!

 - Тогда Меэритс сказала моему отцу, что в начале учебного года я была еще такая непосредственная и по-детски наивная, от меня, дескать, даже еще пахло ландышами… А, мол, теперь не узнаёт меня… Ну это было после той несчастной истории с прической. Но подумай, как красиво она умеет говорить, если хочет, — запах ландышей! Разве твой отец об этом не рассказывал?

 - Мой отец ушел от нас, когда мне был всего год. Откуда я могла это знать!

 - Извини!..

 - Ах, да что там! — засмеялся Тийт. — Но, по-моему, ты и теперь благоухаешь довольно сильно. И если не ландышем, то уж валерьяной наверняка!

 - Болван! Я не пользуюсь ни духами, ни валерьянкой!

 - Маарья! — Это окликнул Мярт, он стоял на другой стороне улицы. — Очень хорошо, я как раз шел, чтобы тебя встретить!

Мярт словно и не видел Тийта.

 - Можно пойти в кино, — сказал Мярт. — Или тебе надо зайти сперва домой?

 - "Последняя реликвия"? А что? Это идея, и впрямь можно было бы посмотреть, — считал Тийт.

 - Я говорю с Маарьей, — холодно заметил Мярт.

 - А я говорю с тобой.

 - Я сегодня не могу, — соврала я: тетя как раз была в вечерней смене, и мне даже не требовалось спрашивать разрешения, чтобы пойти в кино. Мне было неловко стоять между двумя хмурыми парнями.