Алим Кешоков - Вершины не спят (Книга 2) Страница 19

Но если Инал помешал высказаться до конца старику, прошедшему через горы, реки и самого себя, — мужественному старику Казмаю, то и хозяину свадьбы не суждено было высказаться до конца. Только лишь Инал произнес слова: «Мы знаем, чего можно ожидать от Казгирея Матханова», — за окном раздался громкий голос:

—   Да, это мы знаем! От тебя ж, старый волк, мы уже ничего нового не ждем...

Не все одинаково хорошо слышали слова неожиданного возгласа. Но многие узнали голос дерзкого человека. На минутку воцарилось молчание. Эльдар первый пришел в себя:

—     Это Жираслан!

—     Жираслан... Жираслан... Тут Жираслан! — послышались восклицания со всех сторон.

 И как бы в подтверждение догадки за окном раздался один выстрел, второй и третий. Сомнений не оставалось, многие знали этот прием, эту манеру Жираслана; выстрелами подтверждать сказанное.

Эльдар бросился к выходу.

А за несколько минут до этого произошло вот что. Лю не успел сделать и двадцати шагов по саду, как на его плечо легла чья-то рука.

—   Салям алейкум, дорогой сохста, — прозвучал сильный чистый голос, — что ты тут ходишь?

Перед Лю стоял человек, завернутый в бурку, нижнюю часть лица прикрывал башлык, а на глаза надвинута барашковая шапка.

—    Не бойся, — продолжал незнакомец, — я тебе не сделаю ничего плохого, клянусь аллахом... Впрочем, в аллаха ты, вероятно, не веришь, ведь ты советский сохста, стремянный, как говорит Доти.

—    Я еще не сохста, — замирая, отвечал Лю. — Мы здесь с Дорофеичем, мы с оркестром на свадьбе...

—    Что на свадьбе — это я вижу. Хорошая свадьба! Необыкновенная свадьба! Свадьба Инала! Об этой свадьбе должны помнить в Кабарде годы. Но где же Аюб, я его что-то не вижу.

—    А ты тоже приехал на свадьбу?

—    Не совсем так. Но, конечно, я отдам должное свадьбе Инала и его знатным гостям. Казгирей тут?

—    И Аюб тут, и Казгирей тут. Почему же ты не идешь в дом?

—    Думаю, что меня в этом доме не хотели бы видеть... А впрочем, как знать... Эльдар, конечно, тоже тут?

—     Эльдар тоже тут.

—     Значит, и Эльмес тут?

На этот вопрос Лю не ответил.

—   Видишь ли, — продолжал таинственный незнакомец, — я, собственно, случайно попадаю на свадьбу. Я пришел не в этот дом, а пришел в свой дом, но обнаружил, что кто-то побывал в моем доме до меня. Это мне не совсем приятно.

Скорей с помощью того самого чувства, какое привело Лю утром к могильнику, чем по смыслу услышанных слов, он понял мгновенно, кто перед ним и о каком доме говорит этот человек. И как бы под гипнозом этих черных, поблескивающих в ночной темноте глаз Лю едва слышно промолвил:

—   Это я был там... Это мы...

Жираслан наклонился к самому лицу мальчика и строго спросил:

— Это кто же вы? Что вы там делали?

—     Мы ловили Жираслана, — отвечал Лю.

—     Ну и как, — усмехнулся тот, — кажется, вам удалось поймать его?

—     Да, поймали, Жирасланом был Сосруко.

—     Валлаги, сам аллах не поймет, что ты говоришь. Какой Сосруко? Кто он такой?

—     Это самый сильный парень у нас в интернате. Он лучший барабанщик.

—     Вот оно что! Ну теперь все понятно. А тебя как зовут, ты чей сын?

Лю назвал своего отца, и Жираслан опять усмехнулся:

—     Сын Астемира, твоему отцу больше повезло, чем тебе: он когда-то поймал настоящего Жираслана. Я уважаю твоего отца, он тоже здесь на свадьбе?

—     Нет, отец не пришел.

—     Молодец Астемир! Истинный кабардинец! Ну, что ж ты видел там, в могильнике, и о чем будешь рассказывать?

—     Вот! — Совершенно безотчетно Лю запустил руку себе в карман, но вынуть револьвер не решился, а вынул и протянул Жираслану гильзу с запиской, до сих пор не прочитанной. Жираслан взял гильзу, вынул записку, всунул в ту же гильзу другую и проговорил:

—     Валлаги, провидение не оставляет меня своей милостью! Вот что, парень, возьми эту записку, передай ее Казгирею. А если не ему, то Иналу или Эльдару. Но прежде, парень, принеси мне от женщин с кухни чего-нибудь выпить, я умираю от жажды; после этого расстанемся друзьями, хотя я не назвал себя.

—     Я знаю тебя, ты Жираслан! — торжественно проговорил Лю.

—     Так ты узнал меня?

—     Узнал. Я принесу тебе большую чашу.

—    А чем будет наполнена чаша? Жираслан пытливо смотрел на Лю. Но Лю не понял двусмысленности и простодушно спросил:

—    А чего ты хочешь, махсымы или водки?

—   Чего угодно, хотя бы воды, только не предательства. Но я верю тебе, сын Астемира.

Через минуту Лю был на кухне и просил воды для случайного путника.

—     Глупый, — сказала ему Амира, наливая в чашу махсыму, — когда мужчина просит пить, то как же можно дать ему воду, если в доме есть махсыма или вино. Это только так говорится: попроси воды. Надо понимать, что под этим подразумевается. Ты, Лю, скажи путнику, что его просят войти в дом.

—     А он знает, что у нас свадьба, — не без задора отвечал Лю, но тут же спохватился, как бы не сболтнуть лишнего.

Продолжалось веселье: пение, звон стаканов, стук чашек. На поляне перед домом молодежь не прекращала танцы; с большой чашей, наполненной махсымой, в одной руке и с куском баранины в другой Лю торопился обратно в сад, за плетень, к тому месту, где стояли кони гостей. Лю казалось, что он хорошо запомнил место, где он расстался со знаменитым абреком, но Жираслана там уже не было. Лю стоял в ожидании, что Жираслан увидит его. Звать его по имени Лю не решался. По-прежнему слышно было, как жуют кони, как шумят деревья, как в хлеве храпит Дорофеич. А Жираслана все не было. Лю поставил чашу на землю и пощупал карман: звякнули гильзы, но там была уже не прежняя записка, адресованная кем-то Жираслану, а новая, адресованная Жирасланом Иналу, Эльдару или Казгирею. Все это могло показаться сном. Лю уже переставал верить самому себе. Но вдруг раздались в стороне дома, откуда слышались пьяные возгласы, один за другим три выстрела. Кто-то тенью промелькнул мимо Лю. Заржал конь, и послышался его шаг; голос Жираслана успокаивал коня. Конь понесся вскачь.

Лю побежал к дому.

На пороге он столкнулся с Эльдаром и протянул ему гильзу с запиской.

Записку читали у лампы все разом: и Эльдар, и Инал, и Казгирей. В записке было всего несколько слов: «Куропатка сама полезла в большевистские силки — не избежать тебе, Казгирей, сковородки».

Все трое перехватывали записку из рук в руки, когда на пороге показался громадный Аюб. Не своим голосом он произнес только одно слово: «Эльмес» — но все поняли, что это значит: «Жираслан угнал Эльмеса».

— Свадьбу не портить! — повелительно сказал Инал и поглядел в сторону Веры Павловны. — Каким бы ветрам ни подставляла лиса свою шкуру, все равно она принесет ее меховщику. Ты, Эльдар, немедленно скачи в погоню... А конники твои ртами смотрят. Так ты им утри рты. Скачи немедленно и не возвращайся без головы разбойника. Не говорил ли я вам в свое время: никакой амнистии, кровь бандита и конокрада нельзя переделать. Каждый день доказывает правоту Инала. «Нетерпимый!» «Деспот!» Что вы будете делать без этого деспота, всем вам свернут головы, как курам. Как куропаткам... Свернут раньше, чем вы попадете в «большевистские силки». Что смотришь, что удивляешься, Казгирей? Или мало мы нарубили из-за тебя дров? Еще придется рубить. Ведь этого разбойника мы помиловали десять лет назад по твоей просьбе... Разве не так? А сегодня, ты слышал, просят выпустить на волю еще одного клеветника-бандита... Ну ладно, пока хватит. Продолжайте свадьбу!

По рассказам Инала Вера Павловна знала, кто такой Жираслан, чего от него можно ожидать. Уже по дороге из Пятигорска Сарыма не раз с тревогой озиралась, когда скопление встречных подвод мешало ехать и машина сбавляла ход. Сарыма призналась Вере Павловне, что она боится встречи с Жирасланом. «Ведь он способен на все, — говорила Сарыма, — а теперь он разъярен, как барс».

Как ни странно, но никто не спросил Лю, как попала к нему записка от Жираслана, — Эльдар ускакал вдогонку за дерзновенным, Инал, по-видимому, сейчас больше всего был озабочен тем, чтобы выходка Жираслана не нарушила торжество. Только Казгирей подозвал к себе Лю.

—     Где ты взял эту записку, Лю? Кто тебе передал ее?

—     Жираслан.

—     Но где же ты с ним встретился?.. Впрочем, Лю, мы поговорим об этом потом. Удивительные дела!

Пиршество приостановилось, люди встали из-за стола. Женщины, исполняющие обязанности хозяек, показались в дверях. Старенькая, со следами былой красоты Амира благодарила стариков и других почетных гостей за внимание, оказанное столу. Тут же с испуганным выражением лица стояла Урара.

—   Пусть каждый глоток, выпитый за этим столом, будет так же целителен, как молоко матери, — бормотала она, желая хоть чем-нибудь проявить свое участие и гостеприимство.