Петр Северов - Сочинения в двух томах. Том второй Страница 19

Мороз все больше крепчал, у него зябли руки, он отходил от двери, дышал на них. Один раз мы встретились глазами, он быстро сунул руку в карман, левая, перерезанная шрамом щека дернулась. Однако он, видимо, передумал. Мы знали, что он закрывает нас снаружи, но ему немало пришлось повозиться у двери. Молча мы ждали, пока он уйдет, чтобы приняться за работу. Ушел он не скоро, ему казалось, что дверь ненадежно заперта. Несколько раз он возвращался проверить. Потом, все также не замечая нас, он вынес из кладовой корзину консервов и выбросил их на лед. Он собирался уходить, но еще медлил почему-то.

Уже совсем рассвело. Утро было ясное, голубые холодные сопки светились вдалеке. Я запомнил эти далекие вершины: все стало далеким теперь, за толстым голубым кругом иллюминатора.

В углу рубки Савелий отыскал тонкую железную пластинку. Осторожно он начал долбить в переборке щель. Дерево звенело, доски оказались дубовыми, он в кровь изодрал руки, но переборка не поддалась.

Я взял у него железку, отошел в дальний угол, где уже была небольшая щель. Мне удалось немного отодвинуть доску, и Савелий вцепился в нее руками. Он так рванул ее, что сдвинулась вся переборка. Через минуту мы уже были в штурманской каюте. Под столом я заметил молоток. Я схватил его машинально. Дверь на мостик была открыта. Мы тихонько поднялись наверх.

— Не подымайся, — сказал Головач. И первый осторожно выглянул из-за перил.

— Не видно… неужели мы дадим ему убежать, Лешка? Я подохну от горя!

— Может быть, он в каюте?..

В это время внизу, с правого борта, гулко хлопнула дверь.

Головач угадал.

— В машинном он… Пойдем!

На ходу он подхватил короткий железный прут, забытый еще при отбивке льда. Мы вошли на решетку кочегарки, прислушались. Снизу, из машинного отделения, доносился торопливый, приглушенный стук.

— Разувайся, — тихо сказал Савелий и сам быстро снял сапоги.

Промерзшие железные прутья обжигали мне подошвы, ноги прилипали к железу. Мы крались по трапам, сжав зубы, сдерживая стон.

В кочегарке было совершенно темно. Мы крались медленно, бесшумно, боясь рассыпать уголь или опрокинуть что-нибудь.

Савелий заглянул в машинное отделение и вдруг схватил меня за руку, прижался ко мне. Он весь дрожал. Я слышал, как билось его сердце: гулко и все учащая удары.

— Змея!.. — прошептал он, — кингстон открывает…

Черная темень кочегарки закачалась передо мной, но Савелий еще крепче сжал мне руку. Некоторое время мы стояли, прислушиваясь. Стук прекратился. Слабый свет керосинки за шатуном стал еще слабее. Савелий выпустил мою руку и медленно переступил порог. Я повернул в боковой проход, чтобы обойти вокруг машины.

Андреев сидел на плите, низко наклонившись над кингстоном. Вокруг него валялись ключи и молотки. Закопченная керосинка едва горела, но лицо его было хорошо видно — оно блестело от пота.

Затаив дыхание, я спешил проскользнуть через полусвет, к тени, чтобы подкрасться сзади. Мельком я взглянул на Савелия: он был уже близко. В правой руке его, занесенной высоко над головой, коротко покачивался тонкий железный жгут.

Он уже готовился прыгнуть вперед, когда Илья приподнялся, пошарил вокруг себя руками, взял ключ. Он поднял голову, покачнулся, сжался в комок, но в ту же секунду браунинг блеснул в его руке.

— Стоп… г… голубь! А где другой?..

— Наверху, — сказал Головач глухо и опустил жгут. — Ищет тебя, ворюгу. Платишь нам, что от смерти спасли?..

Андреев оглянулся по сторонам. Сжимая молоток, я припал к инструментальной полке, в углу. Он, кажется, поверил Савелию. Он начал пятиться ко мне, медленно поднимая браунинг.

— Эх, ты, сука… шакал! — крикнул Савелий с отчаянием. — Недобиток!

Он уже не надеялся, что я подоспею сзади, но в эту секунду, которую он, может быть, считал совсем последней, я грохнул бандита молотком. Падая, он успел выстрелить. Где-то наверху, в переплете решеток, звякнула пуля. Я едва вырвал браунинг из его руки.

Савелий стоял неподвижно, бледный до неузнаваемости. Он засмеялся вдруг, закрыв ладонями лицо, ноги его подогнулись. Я подбежал к нему, встряхнул за плечи. Он все еще смеялся непрерывным, нервным смехом.

— Перестань! — крикнул я. — Сейчас же перестань!

Он замолчал, но все тело его трепетало от озноба.

Мы подняли Андреева и потащили к трапу, наверх. В каюте мы уложили его на койку, обмыли голову. Он тяжело дышал, кусал губы, кровавая слюна текла по его бороде.

— Нам надо сохранить его, — сказал Головач. — Сохранить и передать в погранотряд. Там он расскажет, что надо…

Только теперь я смог вернуться к решеткам, взять сапоги. Мы обулись и вышли на палубу, закрыв каюту. Синяя морозная дымка стояла над бухтой, над островами. Снег звенел под ногами, как сталь. Таких морозов мы не переживали еще.

Я заметил, что дверь в кладовую открыта. На пороге валялась разбитая бутыль. В этой бутыли мы хранили клюквенный сок — наше спасение от цынги. По маленькой ложечке мы пили его ежедневно, боясь проронить каплю. Он перебил всю посуду. Масло и керосин, сахар и сода — все было смешано на полу.

— Зачем он это сделал? — изумленно спросил Савелий. — Ведь он хотел нас потопить?..

— Допросим.

— Однако у нас почти ничего не осталось…

— Что ж… на охоту пойдем.

Только поздно вечером Андреев очнулся. Некоторое время серые, мутные глаза его блуждали по каюте, не замечая нас. Он словно силился вспомнить все, что случилось за этот день, и, вспомнив, рванулся с койки.

Савелий скрутил ему руки, уложил обратно в постель. Все это происходило в строгом молчании. Илья только дышал яростно и тяжело. Лицо его стало багровым, синие вены вздулись на лбу. Он пытался еще вырваться из рук Головача. Савелий спеленал его одеялом.

— Положение, кажется, изменилось? — проговорил Илья и засмеялся знакомым визгливым смешком, словно шутил до сего времени. — Ну, отпустите… Я обещаю в…вести себя тихонько. Слышите… Да мне ведь больно! — Он приподнялся на койке, заглянул мне в глаза.

— П…понимаю, ругать начнете? В карцер негодяя!.. Но… ч…че-го же вы молчите? Ругайте. Виноват… Чего же ты молчишь, Головач? Я ведь убить тебя хотел, я только очнулся. Это шизофрения, мне все казалось, что я попал в ад, что я с…спасу человечество… Если — вы понимаете? Вы были для меня Люцифером, Алексей…

— Довольно, — сказал я. — Ты подлец, но не будь идиотом. Детский прием.

Он заморгал, тихонько всхлипнул. Потом он достал платочек, старательно вытер лицо.

— Д…дайте мне з…закурить.

— Ты сначала расскажи, с каким поручением перешел через границу? — строго спросил Савелий и снял со стены ружье.

Андреев усмехнулся, сощурил глаза. Они стали маленькими и злыми.

— М…меня не надо пугать. Уже п…пять раз убивали. Вы и уб…бивать-то не умеете хорошо.

После всего, что было, он еще издевался над нами, лениво потягивался, зевал.

— Мы и совсем не хотели бы этого делать, — сказал Головач. — Но такие, как ты, стервы, жить мешают…

— Да что ты с ним споришь, Савелий? — не выдержал я. — Дай ему ружье, он очень коротко тебе скажет.

Андреев откинулся на подушку и сразу же поднялся опять.

— Вот что, милые мои, — сказал он серьезно, и серые глаза его заблестели. — Мы с вами люди случайные в смысле встречи. Можно так и расстаться. Вы просто не заметите, понимаете или нет? — не заметите, когда я уйду. Конечно, вам пришлось немного б…бояться и — я готов в…возместить, так сказать, убытки.

Он быстро снял пимы, сунул руку в чулок.

— Тут вот пятьсот рублей и… триста иен… Валюта! Расстанемся спокойно и… извините за шум.

Тугая пачка денег полетела на стол. Он встал и уверенно двинулся к порогу, но я заслонил дверь. Он покачнулся, глядя не то с удивлением, не то с испугом.

— Эт…то что же з…значит? Мало?.. Ну, друзья… — и, словно ища поддержки, оглянулся на Савелия.

— Сядь сейчас же! — закричал тот, побагровев. — Сядь или я тебя пристукну, зверь!

— Ах, вот что! — изумился Андреев. — Смотрите, можно потом пожалеть.

— Молчать!

— Хо! Эт…то я еще юнкером слышал. Только г…голос у тебя слаб.

Савелий сел к столу. Губы его дрожали, скошенные глаза остановились, он словно целился шпиону в висок.

— Ты, сука, отвечай, пока с тобой честью говорят.

— Я м…между прочим, немного радист, — сказал Андреев спокойно. — Там… прежде чем рее п…поломать, успел сигнальчик пустить., Ха-ха… по эфиру… Как это сказано: ночной эфир струит зефир?.. Так вот… подождите пару деньков, здесь оч…чень близко граница.

— Будь спокоен, мы встретим их, как надо, — сказал я. — Отвечай-ка на вопросы.

Он присел на койку, оперся бородой о ладонь.

— Может быть, повторить? — спросил Савелий. Голос его звенел.