Сергей Львов - Спасите наши души Страница 19

Подумать только! Меньше года прошло, а эта де­вочка из десятилетки глядит на Асю как на опытную сборщицу и даже пытается называть ее на «вы»!

А может, Ася потому так устала, что каждый день было много неотложных дел? Готовилось выступле­ние цеховой самодеятельности в обеденный перерыв в столовой. У культсектора — Аси — с прошлой неде­ли в блокноте велся аккуратный перечень всего, что нужно было сделать, чтобы «обеспечить мероприятие». Перечень выглядел так:

«1. Кубышкин Василий — мех. цех. Уговор.

2. Очки с кр. носом! Оч. важно.

3. Телефон (звонок — попр. Генку).

4. Объявление (Нина из чертежного)».

Означала эта запись следующее. Баянист, высту­павший с самодеятельностью сборочного, заболел. Зато в механическом цехе появился ученик Кубыш­кин Василий, о котором стало известно, что он иг­рает на баяне по нотам, может и аккомпанировать и даже исполнять такие вещи, как вальс Хачатуряна к   пьесе   «Маскарад»   и   «Полонез»   Огинского. Культсектор  механического ревниво скрывал свою находку для собственного концерта. А сам товарищ Кубышкин, паренек с пухлыми детскими губами, ког­да Ася стала его уговаривать, отчаянно смутился, начал говорить, что вообще совсем ничего не умеет. Два обеденных перерыва ушло на уговоры.

Исполнитель, игравший в скетче роль заведующе­го ателье, требовал, чтобы культсектор помог ему вой­ти в образ, а для этого были необходимы очки и красный нос, вроде таких, какие в одной из сценок надевает Аркадий Райкин. Пришлось обеспечивать очки с носом. Телефон нужен был для того же скет­ча. А чтобы он звонил, когда это потребуется по хо­ду действия, Генке было велено приехать в клуб и сделать к телефону приспособление. Афишу о кон­церте написала Нина, чертежница.

Словом, все образовалось. Против всех пунктов перечня появились крестики, но сколько для этого пришлось побегать!

А на следующий день после концерта в комитете комсомола сказали, что нужно немедленно составить список желающих посещать университет культуры. В четверг состоялись занятия кружка по текущей по­литике. Мудрено было в эту неделю не устать!

А вернее всего, Ася устала потому, что все время, работала ли она в цехе, занималась ли общественны­ми делами или домашними, она думала о том, как разыщет Павла, — то, что она будет его разыскивать, она решила твердо, — и что скажет ему при встрече. Она хорошо запомнила, чем кончился их разговор. Она спросила: «И ты в это веришь?» Павел оскор­бился. Получается, что верит. Ох, нелегко ей будет с ним разговаривать!

Для Аси то, что ни она, ни ее родители не верят в бога, так же естественно, как то, что она дышит воздухом. Учила в школе про то, из чего состоит воз­дух и как устроены легкие, но дышит — и все тут, а объяснить, как, зачем и почему, не может. Вот так и в бога не верит, а словами объяснить ей это труд­но. До сих пор не приходилось ей ни с кем говорить об этом. Да и зачем? А вот оказалось, что нужно.

Ася стала вспоминать, что узнала про церковь и про религию в школе. На ум пришли крестовые по­ходы, которые расширили представления европейцев об Азии, и  крещение Руси, которое сыграло положи­тельную роль в распространении грамотности. Потом вспомнился король Генрих, ходивший куда-то изви­няться перед римским папой, и еще один Генрих, который сказал, что Париж стоит обедни.

Нет, она помнила немало, но, пожалуй, в разговope с Павлом ни крестовые походы, ни оба Генриха ей не пригодятся. Хорошо Вадиму: знает много и умеет как-то связывать одно с другим. Но ведь не поведет она Вадима с собой к Павлу. Шпаргалки тоже не возьмешь. Надеяться нужно только на себя.

Ася сделала то, к чему ее приучил отец. Владими­ру Михайловичу сорок пять. Жизнь сложилась так, что учиться после семилетки ему не пришлось, а знать хотелось многое. И какое бы новое дело он ни начинал: переводил ли цех на новую марку гра­фита, решал ли, что сажать на садовом участке или как самим оклеить квартиру обоями, — шел в библи­отеку, приносил с собой книжки, читал их, что-то вы­писывал себе в тетрадочку. Он и от ребят требовал, чтобы они поступали так же.

— До всего своим умом доходить — никакой жиз­ни не хватит, — говорил он сыну. — Собственный этюдник хочешь придумать — придумывай. Только погляди раньше, какие в книге нарисованы.

И он обязательно рассказывал вычитанную когда-то, но навсегда поразившую его воображение исто­рию про человека, который, живя в глухой деревне, десятилетия подряд изобретал машину, чтобы ездить на ней, а когда добрался до города, оказалось, что изобрел давно уже изобретенный велосипед.

Ася не стала сама изобретать велосипед. Она пришла в библиотеку.

— Мне бы антирелигиозного чего-нибудь, — ска­зала она молоденькой библиотекарше и почему-то смутилась.

Библиотекарша просияла:

— Очень хорошо! А то слабо у нас читают эту литературу.

Она притащила Асе толстую книгу и радостно проставила в ведомости большую галочку.

Ася унесла с собой книгу и дома, почему-то таясь от домашних, начала ее читать. Книга начинала из­далека: от раскаленных туманностей, из которых воз­никла солнечная система, и от стад питекантропов, от которых постепенно произошли люди. В некоторых фразах было всего два-три понятных слова, и то больше предлоги. К концу недели Ася добралась до превращения культа Озириса в культ Христа и до отражения в христианской религии представлений древних египтян о загробной жизни.

А ей хотелось найти для Павла что-нибудь такое, что поразило бы его так же, как ее поразил рассказ Вадима о коже, срезанной с пальцев Джордано Бру­но, но только поближе к нашему времени. Толстая книга, которую она читала, была очень ученой и очень спокойной. И каждая ее страница словно го­ворила: «Стоит ли из-за этого так волноваться, де­вушка? Ведь это все дело прошлое, давнее». Ася по­няла твердо: в разговоре с Павлом эта книга ей ни­как не поможет.

Может, отложить поездку? Нет, она и так упусти­ла целую неделю.

И еще одного важного дела она не сделала. Не­сколько раз по вечерам звонил Геннадий, осведомлял­ся, не выйдет ли она погулять, но не очень настаи­вал: видно, чувствовал себя виноватым. До сих пор он не выполнил своего обещания — не разыскал мальчишку, который побирался в церкви. И Ася то­же ничего не успела сделать для мальчика, хотя все время помнила, что обязательно должна ему помочь. Она один раз даже к церкви подходила, дожидалась его, но не дождалась, а заходить внутрь ей больше не хотелось.

...Павел давно дал ей адрес «до «востребования», указав почтовое отделение на одной из станций пригородной железной дороги. Ася знала эту станцию. Там жила знакомая девочка, у которой она летом бывала в гостях. Никакой семинарии на этой станции не было, иначе бы она про нее слышала.

После работы Ася, поколебавшись, подошла к справочному бюро.

— В Москве духовной семинарии нет, — ответила строгая девушка, изумленно поглядев на Асю.

— Я знаю, что она не в Москве, а где-то за го­родом, — сказала Ася.

— По области справок не даем.

— Но мне нужно. Мне очень нужно! — решилась выговорить Ася, чувствуя, как неудержимо краснеет под взглядом девушки из справочного бюро, который из строгого стал любопытствующим и даже сожалею­щим.

— Ну, уж если очень нужно... — смягчилась та и написала Асе адрес. — А вам все-таки зачем?

— Просто так, — сказала Ася. — Поступать туда собираюсь.

Обе девушки засмеялись. А потом та, за окошеч­ком, похвалилась:

— Чего у нас только не спрашивают!

— Вот и я еще спрошу: сколько стоит билет туда и обратно?  

— Десять пятьдесят. Поезд идет два часа.

Два часа! Значит, ехать нужно на целый день и взять с собой рублей пятнадцать, никак не меньше. Пожалуй, и пятнадцати не хватит: десять пятьде­сят — билеты на электричку да рубль на метро, остается три с полтиной. А до получки еще четыре дня, и просто так потратить за одно воскресенье руб­лей двадцать Ася не могла. Просить у отца не хоте­лось. Дать бы он, наверное, дал, но непременно за­хотел бы узнать, зачем ей понадобились деньги.

«Не обязательно каждый день обедать, — подума­ла Ася. — Буду брать в столовой молоко с хлебом или кефир. Говорят, очень полезно».

...И вот она в городе, который ей назвали в спра­вочном бюро. Спрашивать у прохожих, где духовная семинария, не хочется. Она идет наугад — мимо де­ревянных .домиков, мимо больших, почти как в Москве, каменных зданий, мимо книжного магази­на и «Гастронома», мимо дома со сплошными фаб­ричными окнами и вывеской «Институт». И вот пло­щадь с городским сквером. Горком партии. Памятник Ленину. Вдоль площади тянется бульвар. За ним высокая, как бы крепостная, стена. На углу приземи­стая красная башня с зеленым шатром крыши. За стеной — башни церквей с синими маковками в жел­тых звездах. Тяжелые позолоченные купола.

Видно, ей сюда.

Ася нерешительно входит в глубокие ворота. На стенах ворот изображения святых. Под ними под­писи — затейливые узорчатые буквы. Какая-то жен­щина, идя от изображения к изображению, списывает себе в тетрадочку этот текст, а списав, целует угол картины.