Иван Щеголихин - Снега метельные Страница 2

Он вытянул руки, сжал пальцы в кулак, с удовольст­вием, как показалось Жене, напряг мускулы. Протирая спиртом его смуглую кожу, она почувствовала, что крас­неет. Он не поморщился, не застонал в шутку и не заайкал, как это делают многие, молча подождал, пока Женя сде­лает насечки с вакциной.

— Всё?

— Всё. Если почувствуете температуру, обязательно зайдите в больницу.

Она уже уверилась, что перед ней не шофер, а скорее какой-нибудь заезжий инженер или геолог, на целине ведь помимо всего прочего богатейшие недра. Пожалуй, она слишком грубо обошлась с ним.

— Вы, наверное, начальство возите?— спросила она, осторожно. С шоферами она обходилась на ты, здесь так принято.

— Что вы, такая ответственность!— улыбнулся моло­дой человек.— Самого себя едва научился возить.

Подошла Ирина Михайловна скользящей походкой, чтобы не поранить ноги о стерню.

— Здравствуйте, товарищ Николаев.

Она поздоровалась подчеркнуто уважительно, и у Же­ни любопытство дополнилось чувством неловкости. Николаев весело проговорил:

— Вон это кто разбойничает на большой дороге, свои, оказывается! А я уже испугался, решил, что попал в ла­пы чужих эскулапов, из другого района.

– Нечего пугаться,— задорно продолжала Ирина Михайловна.— Вы крепкий мужик, товарищ Николаев, на вас пахать можно.

–– Можно, конечно, можно,— согласился он.— А при плохой организации дела так даже нужно. Делаете при­вивки, важно и нужно, а регистрации никакой.

Женю заело — ишь, какой переход он себе позволил.

— Мы лучше потратим время на борьбу с болезнями, чем тратить его на канцелярщину, на всякую бумажную волокиту, Целина, к вашему сведению, это еще и новые человеческие взаимоотношения, без формализма, бюро­кратизма и всяких таких затей.

— Что ж, верно,— согласился Николаев.

— Рассказали бы нам, какие новости в районе,— по­просила Ирина Михайловна, намереваясь сменить тему.

— Приехала на уборку молодежь из Болгарии. На нас сейчас весь мир смотрит: быть целине или не быть? Есть и медицинские новости. В поселок доставили пода­рок Вильгельма Пика — передвижную зубоврачебную амбулаторию. В вагоне две комнаты, на прицепе своя электростанция. Отопление, освещение, рентген, радио. Очень уютно, очень удобно.

— Очень!— согласилась Ирина Михайловна.— А по­ка мы пешком целину меряем, голосуем, кто подбросит.

Машина вздрагивала, пофыркивала, как нерасседланный конь.

— Садитесь, подвезу.— Николаев теперь обращался только к Ирине Михайловне. На Женю он глянул мель­ком, будто они и не разговаривали раньше.

«Вредный,— подумала девушка.— Мстительный».

Медички уселись, и газик зарокотал, задрожал, будто собрался подняться на дыбы, наконец, тронулся, понесся. Под колесами закипела пыль.

–– Привила, значит,— успела шепнуть Ирина Михай­ловна.— Это же Николаев, секретарь райкома.

— Ух, как страшно!— Женя даже зажмурилась. Она гордилась своей удалью.

Узкая лента дороги разрезала волнистую желтизну поля, уходящего вдаль, на край земли, к самому небу. Вдали стояли низкие белые облака, ровно отчеркнутые снизу и извилисто клубящиеся поверху. Ни косогора тебе, ни леска, только ровное пшеничное море во­круг.

Над головой пролетела стая диких уток, одинаково длинношеих, будто насаженных на вертела. Тянуло све­жим ветром утра, влажным запахом трав и озерной воды.

Жене показалось, Николаев молчит умышленно, высокомерно, и она неожиданно спросила:

— Товарищ секретарь райкома, а как вы реагировали на заметку «Жили-были» в нашей газете?

Он полуобернулся, держа руки на баранке. Машину то и дело встряхивало на колдобинах.

— Про бытовые неурядицы? Хлестко написано, сер­дито и, в общем, справедливо. Приезжему журналисту наши недостатки виднее.

Женя подмигнула Ирине Михайловне.

— Плохо вы знаете свой актив, товарищ Николаев,— заметила Ирина.— Фельетон написала Женя Измайлова, медсестра, которая вам сделала прививку.

— Вот как! И медицинская сестра, и журналист — хо­рошее сочетание.— Николаев даже притормозил в честь такой новости. Проехали колдобину, и он снова дал га­зу— Вы, что же, только с критикой намерены выступать?

— Лекарство горькое, но оно излечивает,— назида­тельно отозвалась Женя.

— Всякое лекарство есть яд, если не соблюсти до­зу,— в тон ей сказал Николаев.— Поверьте, я не знал, что это вы написали. Хорошо, с задором. У нашей район­ки совсем небольшой актив селькоров. Написали бы вы о нашем передовике, к примеру, о Хлынове. Замечатель­ный парень, поверьте! Комбайнер, тракторист, шофер, мастер на все руки. Вроде вас, Женя Измайлова.

— Нет, селькором я не смогу. В больнице много рабо­ты и вообще... А «Жили-были» написала, потому что разо­злилась.

— Фельетон вы написали со злости, а о Хлынове мо­жете написать по доброй воле,— продолжал Николаев ненавязчиво, как бы, между прочим.— Да и не обязатель­но о нем, можно написать о ком угодно, важно другое, то, что вы можете писать, а такое умение не всем дано. Я, к примеру, не могу... А ведь приятно, когда напечата­ют, верно?

Женя молча кивнула. Наверное, было бы сейчас спокойнее, если бы они ехали вдвоем в машине и ничего друг о друге не знали...

Медленно проходили комбайны, скрывались за ува­лом, затихали. Давно сошла роса, сухое жнивье лосни­лось, маслянисто блестело. Сновали автомашины, как зе­леные жуки на золотом фоне. Жене думалось, вся земля теперь желто-рыжая и не найдешь на ней уголка другого какого-нибудь цвета. Невиданный урожай. Она вспомнила слова Леонида Петровича: «Не урожай, а сти­хийное бедствие».

Николаев вел машину, терпеливо прижимая ее к обо­чине. Местами приходилось выруливать на стерню, усту­пая дорогу встречным машинам с зерном. Временами газик останавливался, пережидая встречный поток, одна­ко Николаев не сердился, не возмущался. Казалось, он готов уступить не только дорогу, но и свою машину и пойти пешком в сторонке, лишь бы не мешать рейду гру­зовиков с тяжелыми кузовами, налитыми пшеницей.

Радость, которую испытывал Николаев при первых вестях о хорошем урожае, давно сменилась чувством оза­боченности — а как с этим урожаем справиться?

Стерня вызывала в нем удовлетворение, а нескошенный массив — беспокойство. Николаеву казалось, массив не уменьшается, а становится все больше с каждым днем. Темпы уборки отставали от сроков.

Потянулись поля зерносовхоза «Изобильный».

— Стоят, стоят хлеба, чёрт тебя возьми, Митрофан Семеныч!— пробормотал Николаев.

Он имел в виду директора «Изобильного» Митрофана Семеновича Ткача. Знатный хлебороб оказался нынче не на высоте положения. Впервые по всему району реше­но было проводить уборку раздельно и начать ее па две недели раньше обычных сроков, когда колос войдет в стадию восковой спелости. Ткач от раздельной сразу же отказался, почти демонстративно, но после того, как рай­ком вынес ему порицание, пошел на уступку и пустил, скорее для видимости, три самоходных жатки. Трудный он человек, Ткач, упрямый, своенравный, всегда своего добьется.

Первой в районе пошла жатка Хлынова. В то утро Николаев вместе с секретарем районной газеты, шустрым девятнадцатилетним комсомольцем по фамилии Удалой, отправился к Хлынову на загонку. Они вместе начали первые прокосы. Николаев любил технику, старался по­знать ее, разобраться в меру своих сил и сейчас с инте­ресом следил за действиями толкового механизатора. Не обращая внимания ни па секретаря райкома, ни на газет­чика, Хлынов бегал вокруг жатки, подавал команды трактористу, мерил вершками расстояние от валков до колеса, что-то соображал, прикидывал. Вслед за ним по­спешал Удалой с болтающимся на груди фотоаппаратом. На другой день по району был разослан специальный бюллетень под заголовком «Не сиди бездельно — убирай раздельно».

В бюллетене можно было найти ответ на все вопросы по раздельной уборке: и как делать первые прокосы, и каких размеров должна быть загонка, и как избежать на­матывания сорной травы на ведущий валик большого полотна, и что надо сделать со скатной доской, чтобы валки не проваливались в стерню и подборщикам было удобней. Дня через три замызганные, захватанные, в пят­нах солярки, листки бюллетеней уже пошли в мусор — люди научились, приспособились, приноровились с уче­том своих условий. Уже то там, то здесь можно было услышать, что Хлынова обогнали, скашивают по сорок пять гектаров. Но не так-то просто обогнать этого само­любивого человека. В очередном номере газеты появи­лись портрет Хлынова и сообщение, что Сергей убрал семьдесят гектаров.

«Хороший парень, настоящий целинник, такого смело можно ставить в пример». Николаев оглянулся на своих нежданных пассажиров и спросил, куда их доставить.

— Туда, где людей побольше,— ответила жена. Гра­чева.