Владимир Богомолов - Перебежчик Страница 2

— Ну, Ромка, что предпримем? — спросил Чанов, неведомо как оказавшийся возле Лебедева. — В лоб ударим — без лбов останемся.

— Это я понял, — подтвердил мысль командира Роман. — Тут хитрость нужна, Василь Иваныч.

— Пока вокзал у них в руках, никакая хитрость не поможет, как уже давно продуманное и решенное, ответил Чанов. А станцию с такими силами мы не возьмем.

— Не возьмем. — согласился Лебедев. — Поэтому и надо какую-то хитрость применить. Загораясь идеей, сказал: — Пустить на них бронепоезд! Он на всех парах подскочит, бах, бах, из пушек и пулеметов.

— Эх ты, стратег, — дернул его за козырек картуза Василий Иванович. — Так они и подпустят бронепоезд. Выполняй задачу: не давай контре не только вылезти из логова, но и чтобы головы не высунули. Я — в другие изводы… В штабе сказали, что с южного участка сняли кавполк. Обождем чуток.

Это, конечно, хорошо — дождаться полк, получше самим что-либо придумать, хотел сказать уходящему командиру Роман, но понял, что раз конкретного в данную минуту он предложить ничего не может, самое благое — промолчать. Но мысли о военной хитрости не покидали Лебедева. И, как назло, ни одной дельной.

Когда он читал в журналах или газетах рассказы о георгиевских кавалерах, то там, как правило, герой за то и получал награду, что моментально оценивал обстановку и придумывал такой ход, который в считанные минуты решал успех операции. Особенно запомнился ему невероятный случай, когда один медведицкий казак Недорубов привел в свой штаб целый эскадрон австрийцев. Возвратился из разведки в то село, из которого вчера вечером ушел. Возвратился и ничего не может понять: ни тебе сторожевых пикетов, ни караула при штабе, ни патруля на улицах. Вроде все сквозь землю провалилось. Зашел к хозяйке, где квартировал. Та рассказала, что ночью его часть передислоцировалась в соседнее село, потому получили командиры секретную бумагу; будто австрияки обошли русских со всех сторон и у тех не было выбора: либо в плену оказаться, либо отступить. Сел Недорубов на завалинку, закурил и, должно, прикорнул, потому как не слышал, когда и кто подъехал ко двору. Открыл глаза, а за забором голоса. Прислушался — не по-русски лопочут. Но в разговоре чувствуется настороженность и сомнение. Плохо понимал неродную речь казак, но кое-какие слова за время войны запомнил. Про какое-то окружение толкуют. Ну, логически рассудил Недорубов, если бы они нас окружили, почему сами такие осторожные? Тут что-то не то. Выглянул в щелку. Трое. Хорошо бы их прихватить, решил казак и, перекрестясь, выскочил за калитку с криком: — Хенде хох! Вы окружены!

Конники бросили поводья и вздернули руки вверх.

И в тот же миг увидал Недорубов, что прямо на него едет австрийский офицер в сопровождении эскадрона. Офицер кричит своим разведчикам, что. мол, тут происходит, а они ему в один голос:

— Мы окружены, господин лейтенант! Здесь засада!

Лейтенант, видно, пентюх был большой, потому что сразу дал команду эскадрону сложить оружие, чтобы избежать ненужного кровопролития. И все солдаты начали складывать к ногам растерявшегося Недорубова карабины и шашки. Когда оружие было сложено офицер спросил, какие будут дальнейшие распоряжения.

— Этих оставляем здесь, при трофеях, — распорядился казак, указывая на первых задержанных, — остальным следовать за мной.

Вскочил в седло облюбованного жеребчика, скомандовал: по коням! И, не оглядываясь, дал шпоры лошади. Думал, что ускачет от врагов, но не тут-то было. Те тоже в галоп. Он давит бока лошади, скорость прибавляет, а неприятель не отстает. Вот так и въехал Константин Недорубов в расположение своей части и привел за собой целый эскадрон.

Везет же людям! В который раз вспомнил этот случай Роман и — пожалел, что никакая подобная находка не приходит ему на ум. Ну ладно, как бы своей пустой фантазией не прозевать вылазку врага. Хотя не чувствуется, чтобы анархисты, укрывшиеся в самой церкви, ее пристройках и ближайших домах на той стороне улицы готовились к наступлению. Но тем не менее нужно всегда помнить, что враг коварен и хитер, он на любую подлость способен. Город решили смести с лица земли! Вот что значит люди без роду, без племени. Для них ничего святого в жизни нет. А если бы они знали, что это за город, в котором живет он, Роман Лебедев, может, дрогнуло бы у них сердце. Не от жалости, а от гордости за славу его. Может, и дожили мы до этих дней благодаря Царицыну. Сколько раз вставал он грудью на защиту государства Российского от нашествия кочевников-басурман. Сколько раз горели его крепостные стены, его деревянные избы. А он вновь поднимался на своем пепелище. Еще краше, еще могутнее. А какие люди побывали в нем! Столицей своей казацкой вольницы нарек Царицын Степан Тимофеевич Разин. И Петр Первый не объехал его стороной, собираясь в персидский поход. Емельян Иванович Пугачев бился у его стен. Сам Суворов несколько дней прожил в крепости…

Да что для них история! Палят в белый свет, то ли страху нагоняют на красногвардейцев, то ли самим страшно, что заварили кашу, а расхлебать не могут. Опять палят. Сколько же нужно иметь патронов, чтобы вот так, без остановки, стрелять и стрелять? Ведь когда-то должны они кончиться.

И эта простая, как колесо, мысль осенила Романа. Он ухватился за нее, словно падающий всадник за гриву коня. Не у них, анархистов, а у нас, красногвардейцев, кончились патроны. Что будет? Начнется паника. Кто-то побежит к бандитам. Почему «кто-то», а не Роман Лебедев? Да, конечно, лучше всего он сам перебежит в стан врагов, выдаст себя за насильственно мобилизованного сына известного в городе купца Лебедева, чьи магазины и лавки составляют в городе достопримечательность центральных улиц и площадей. Нужно только куртку и картуз сменить, лучше всего на гимназические. Фуражку он возьмет у Миши Огарева. А куртку следует поискать.

Но прежде всего необходимо посоветоваться с Чановым. Что он скажет? Наверняка не разрешит идти на такую авантюру. Сказал же: не выпускайте гадов из укрытий, ждите, когда подойдет кавалерийский полк.

И Лебедев решает взять всю ответственность на себя. Ведь, в конце концов, рискует лишь он, если враги не поверят ему и шлепнут как провокатора. Зато, если операция удастся…

Роман подлез к Огареву и сказал, для чего нужна ему форменная фуражка. Тот долго смотрел на своего товарища и командира, думая, что ослышался. Фуражку решил не отдавать, не потому что жалко вещь, а жалко Лебедева. Они еще поспорили немного, и Роман, который был и ростом повыше, и сложен покрепче, не приказом, а силой стянул с дружка нужную ему фуражку.

— Когда я побегу, стреляй в меня…

Парень совершенно растерялся. Увидев его изумленное лицо, Лебедев скороговоркой пояснил:

— Да не по правде. А то еще лупанешь. Ну, я побежал к ребятам.

Через междворовые штакетники, плетни, заборчики, калитки пробирался Роман к отделенным и рассказывал о своей задумке. Те отговаривали командира, грозились донести Чанову, но, в конце концов, желали ему удачи.

Красногвардейцы усилили обстрел анархистов. Те ответили тем же. В жарком воздухе трудно уже было различить отдельные выстрелы. Небо просто гудело и раскалывалось от грохота. Но вот со стороны красных выстрелы стали редеть, а скоро и совсем прекратились. На смену залпам пришли тревожные крики:

— Патроны кончились! Командир, где патроны? Чем стрелять!

И в это же время из ближайшего к церкви двора, как из преисподней, выскочил парень в синей куртке и гимназической фуражке. Не оглядываясь, он бежал к ограде. Из-за заборов по нему открыли огонь. Но мощные залпы анархистов заглушили жалкую стрельбу красных. Не добежав до церкви, парень споткнулся (а может, пуля задела), упал. Замерли обе стороны, выжидая. Роман, воспользовавшись растерянностью, вскочил и в несколько прыжков достиг ограды. Тут его, счастливого, подхватили крепкие руки бандитов.

— Господа! — с веселым отчаянием произнес Роман, обращаясь к окружившим его анархистам.

Те сердито загудели, заматерились, недвусмысленно вперили стволы наганов в его живот.

— Какие мы тебе господа? — держа Лебедева, как нашкодившую кошку за шиворот, брезгливо спросил круглолицый детина.

— Товарищи! — уже менее уверенно произнес перебежчик.

Но снова не попал в цель: и это обращение пришлось не по вкусу анархистам.

«Ну влип, дурачок», — мысленно бранил себя Роман, не продумавший такой, казалось, мелочи. Между собой эту разномастную тварь они ведь иначе как бандитами, контрой, уголовниками, в лучшем случае — анархистами не называли. Нот из-за такого пустяка может все рухнуть. Надо было посоветоваться с Чановым. Тот все знает.

— Ну, как же вас назвать, братцы? — заискивающе спросил Лебедев, чем вызвал какую-то снисходительную мину на этих отвратительных физиономиях.

— Граждане мы. Свободные граждане России, с достоинством объяснил ему круглолицый. — А ты кто такой? Из большевиков? Наружность у тебя очень даже аккуратная…