Рустем Сабиров - И зеленый попугай Страница 2

— Где, если не секрет?

— На заводе.

— На заводе? Пропе-ел гудок заводской? Уважаю.

— Павел Владимирович — ведущий конструктор! — с издевательской почтительностью отрапортовала Тамара. — Его очень на работе ценят.

— Уважаю, — повторил Гоша и вдруг плаксиво прищурил глазенки и заканючил: — То-ом! Чтой-то у нас разговор с Павлушей не клеится. Во рту сухо, язык, как напильник. Ты бы, Том, пошарила в холодильнике. Для смазки внутренних органов.

— Я не пью! — резко перебил его Саранцев.

— Уважаю. Я тоже не пью, пока не налито. Так, я говорю, Том, ты в холодильнике-то…

Тамара притворно вздохнула и пошла на кухню, Саранцев последовал за ней.

— Тамара, — сказал он ей шепотом, плотно притворив дверь, — что это еще за фокус?

— Ты о чем, это? — с фальшивым удивлением пропела Тамара.

— Об этом тошнотике. Ты где такого нашла? Лепрозоид какой-то.

— А что? — Тамара дерзко прищурилась. — Ты уж не ревнуешь ли, Павлуша? Наконец-то, господи, дождалась? А чем тебе Гоша не угодил? Ты вообще за меня не беспокойся, я уж как-нибудь сама разберусь.

— Бред какой-то! — зло выдохнул Саранцев. — Нет, вообще-то мне действительно все равно. Однако…

— Ну а раз все равно, так ты иди, Павлик, в комнату, а то неудобно. На-ка вот, — она сунула в руки Саранцева початую бутылку водки и легонько вытолкнула из кухни. — Пейте пока. Я сейчас приду. — И задержавшись у двери, вдруг глянула ему в глаза и сказала полушепотом с нехорошей улыбкой: — Ты, небось, думаешь, ты его лучше? Напрасно. Он хоть не притворяется. А ты… Ладно, ты иди, я сейчас.

Саранцев вернулся в комнату в каком-то полусне. Он даже не успел заметить, как Гоша с ликующим воплем выхватил у него из рук бутылку. Все происходящее разом перестало его интересовать, он как бы с удивлением рассматривал сам себя со стороны, не понимая, почему он все еще здесь и что ему здесь надобно. Гоша между тем, радостно трепеща и повизгивая, налил себе водки в широкую фарфоровую пиалу и, захлебываясь, выпил.

— Не пьешь, значит? — радостно переспросил он. — И не пей, Паша, ну ее совсем.

Саранцев махнул рукой и опустился в старое продавленное кресло, прикрыл глаза и вдруг задремал. Сквозь сон он меж тем отчетливо слышал шаркающие Гошины шажки, его довольный, урчащий голосок. А во сне он увидел себя совсем молодым, в какой-то нелепой шутовской одежде, которой он мучительно стыдился, но сделать ничего не мог. Вокруг сновали люди, но никто по счастью не обращал на него и на его идиотский наряд никакого внимания. Он было успокоился, однако тут из-за каких-то густых зарослей вышла Тамара. Она была в своем шикарном югославском купальнике, том самом, который год назад с боем выбила на работе. Она, смеясь, указывала пальцем на Саранцева, и окружающие уже стали обращать на него повышенное внимание и ехидно смеяться. Саранцев хотел было бежать, но запутался в своих нелепых шароварах, спотыкался, падал, вызывая взрывы дружного и сплоченного смеха. «Да вы гляньте на него, люди добрые! — громче всех хохотала Тамара. — Поганец такой, а еще изгиляется! Он думает, он всех лучше, а на него самого глядеть тошно!» Не помня себя, Саранцев забежал в какой-то темный закоулок, едва не сбив кого-то с ног. «Извините!» — сказал он громко и тотчас замер, пораженный: перед ним стояла Лена, та самая фатальная красавица Лена, возникшая на какое-то мгновение из душного августовского вечера двадцатилетней давности, и тотчас канувшая туда же.

Здесь, пожалуй, есть смысл прервать ненадолго бредовые видения Павла Саранцева и рассказать эту незначительную историю, не имеющую к нашему повествованию, кстати сказать, никакого отношения.

Произошло это, как уже было сказано, лет двадцать назад. Совсем еще юный Павел Саранцев брел без особой надобности по улице, названной в честь великого пролетарского писателя и у телефонной будки, освещенной мертвенным светом аптечной витрины, увидел вдруг высокую и потрясающе красивую женщину. То, что она именно потрясающе красива, он понял еще издалека, когда черты ее лица еще не были отчетливо видны. «Так не бывает, — успокоил он себя, — таких просто нет».

Подойдя, однако, ближе, понял: бывает. Может, раз в жизни, но бывает. «Господи, — взмолился тогда юный и глупый Саранцев, — сделай так, чтобы она мне что-нибудь сказала! Хоть что-нибудь. А уж там…» И свершилось. Внимательно глянув на Саранцева своими немыслимо красивыми глазами, женщина сказала: «Молодой человек, можно вас на минуту?» Потеряв дар речи, Саранцев неуклюже повернулся к ней. «У меня к вам просьба, — женщина ободряюще улыбнулась. — Если, конечно, вас не затруднит».

«Да что вы, — сдавленно просипел Саранцев. Звук с трудом протиснулся сквозь сдавленное спазмом горло. — Конечно нет. То есть, в смысле не затруднит».

«Вот тут записан телефон, — она протянула ему наспех выдранный клочок из записной книжки. — Будьте добры, позвоните, пожалуйста. Очень неудобно об этом просить, но… В общем, если будет мужской голос, сразу передайте трубку мне. А если женский… попросите позвать Игоря. Запомнили? И-го-ря».

«А если спросят, кто его спрашивает, что сказать? Сослуживец?» — подал голос Саранцев да еще с какой-то гадкой развязностью, эдаким понимающим смешком.

«Да, — рассеянно ответила женщина и тотчас испуганно спохватилась: — то есть нет, конечно! Ни в коем случае! Они же работают вместе, чуть не забыла. Скажите просто: товарищ. Допустим, школьный. Не одноклассники. Значит, вот вам двухкопеечная. Только, пожалуйста, побыстрее, поздно уже».

«Никакого Игоря нет дома! — твердил про себя Саранцев, набирая номер и надеясь, что провидение и на сей раз не подведет. — Уехал Игорь в Нарьян-Мар на восемьдесят пять лет».

Трубку взяла женщина.

«Алло! Извините, что поздно, — произнес Саранцев солидно и вальяжно. Позовите, пожалуйста, Игоря».

«Игоря?.. А кто его спрашивает?»

«Школьный товарищ», — высокомерно ответил Саранцев.

«А, простите, кто именно?»

«Павел Владимирович Саранцев!» — выпалил он, по-свойски подмигнув женщине. Та напряженно улыбнулась в ответ.

«Минуточку, — растерянно сказала женщина в трубке. — Игореш, там тебя спрашивают, — послышалось откуда-то издалека, — какой-то Саранский».

«Слушаю! — голос Игоря был раздраженный и недовольный. — Кто это?»

«Одну минуточку. Сейчас с вами будут говорить!» — торжественно отчеканил Саранцев и передал трубку затаившей дыхание женщине. Та буквально выхватила ее у него из рук.

«Алло! Алло, это я, Игорек! Ну кто, кто. Лена!.. Хорошо, буду говорить тише. Игорек, — женщина перешла на полушепот, — мне с тобой надо срочно поговорить… Не по телефону».

Саранцев с достоинством вышел из будки, но выйдя замер, не в силах уйти.

«Игорек, — продолжала нежно лепетать Лена, — я говорю, мне: Кто? Да никто, господи. Какой-то совершенно незнакомый человек… Ну вот, а что мне оставалось делать?.. Ну что за глупости, Игорек, я его совершенно не знаю и знать не хочу. Его вообще уже нет, он исчез навсегда», — вдохновенно пела она в трубку.

После этого ничего уже не оставалось, как в самом деле исчезнуть. Навсегда.

Итак, возникла Лена. Она смотрела на Саранцева приветливо, но печально.

«Привет, Саранцев, — сказала она и улыбнулась. — Ты меня давно ждешь?»

«Давно, — кивнул Саранцев. — С того самого дня».

«Будто бы! — засмеялась Лена. — Ну вот, дождался. И что теперь?»

«Как что… Пойдем куда-нибудь».

«Не получится. Во-первых, у тебя какой-то странный вид. Куда с тобой пойдешь. Во-вторых…» — она с досадой покосилась куда-то в сторону.

«Игорь?» — догадался Саранцев и тут же увидел сияющую, довольную физиономию Гоши.

«Опять он!?» — ахнул Саранцев.

«Да как тебе сказать…»

«Понял, — мрачно кивнул Саранцев, — они все такие. Все на одно лицо. Что Гоша, что Игорек».

«И никуда ты, Саранцев, от них не денешься, — покачала головой Лена. — Куда ты, туда и они».

«Точно, — подтвердил Гоша и вдруг доверительно зашептал Саранцеву прямо в ухо: — Вот ты, Паша, такой умный, весь такой ведущий конструктор, вот ты мне скажи… Да ты, Паш, спишь что ли?»

Саранцев без всякой охоты открыл глаза. Реальность была еще гаже сновидения.

Гоша, уже изрядно пьяный, сидел за столом и глядел на него в упор недвижными, мутными глазами.

— Проснулся? Так вот, я говорю: что бабе всего больше нужно? А? Стишки? Лирика-романтика? Нет? Это дело? — он многозначительно выпятил локоть. — Тоже нет. То есть не совсем. Бабе, Паша, боле всего срам нужен. Понял? Чем срамней, тем скусней. Ты не отмахивайся, я тебе правду говорю.

Саранцев мотнул головой, словно отгоняя кошмарное видение и тут же заметил, что народу в комнате прибавилось. Вернулась Тамара. С ней было еще двое, маленький, угловатый человечек, передвигавшийся нелепыми толчками, как морской конек, и коротконогая, бесцветная женщина с неприступным лицом, упорно не желавшая снимать плащ. «Это Гелена, Павлик. Она тоже стишки пишет. Ты, Гель, нам почитаешь сегодня?»