Виталий Закруткин - Плавучая станица Страница 20

Он помолчал и, встретив одобряющий взгляд Груни, продолжал более уверенно:

— Нам с вами надо не просто ловить рыбу и не только ловить рыбу, но надо вести рыбное хозяйство, управлять им, совершенствовать его, повышать урожайность рыбы… Да, да! Ежегодно повышать урожайность рыбы и обеспечивать самые высокие уловы. Это можно сделать только в том случае, если мы будем твердо соблюдать правила рыболовства, будем по-настоящему спасать миллионы мальков и займемся активным рыборазведением. Закинуть невод и вытащить рыбу легче всего. Так хозяйничали на реке наши деды, но мы не можем так хозяйничать, потому что мы с вами уже другие люди… советские люди… Мы должны научиться сеять рыбу, выращивать ее и ловить столько, сколько нам нужно.

Оставив кафедру, Зубов шагнул вперед и сказал, сунув руки в карманы:

— Я вот хочу рассказать вам, как хозяйничают американцы. Полсотни лет тому назад в океанских береговых водах Америки во множестве водилась ценная рыба палтус. Пока эту рыбу ловили индейцы, ее было сколько угодно. Потом американские колонизаторы погнали индейцев на самые неплодородные земли, отобрали у них побережье и провели туда железную дорогу. И как только появилась удобная дорога, все океанское побережье усыпали шхуны рыбопромышленников. Они накинулись на этого несчастного палтуса, как волки: построили на океане рыболовные порты Ванкувер и Сиэттль и стали миллиардами доставлять туда выловленную рыбу. Они хватали палтуса днем, ночью, весной, летом, не соблюдая ни правил, ни ограничений, хватали чем попало и как попало. Через тридцать лет у берегов Северной Америки почти весь палтус исчез. Вот вам и результат…

— Здорово! — раздался чей-то голос.

— У нас, в Советской стране, — продолжал Василий, — с ее рыболовецкой колхозной системой такого ведения рыбного хозяйства нет и быть не может. Но, товарищи… — Он вынул из кармана листок бумаги, стал ближе к лампе и проговорил, глядя в зал: — Мы иногда все-таки забываем о том, что написано в примерном уставе рыбацкой артели. А там в шестой статье прямо сказано следующее: «Артель обязуется строго соблюдать установленные правила рыболовства, содействовать государственным органам в деле охраны водоемов и бороться с обловом рыбоохранных запретных зон, с выловом молоди и маломерной рыбы, с применением запрещенных орудий и способов лова и с нарушением установленных запретных сроков лова». Кроме того, артель обязуется «заниматься рыборазведением в естественных водоемах и прудах, а также проводить работу по спасению молоди, по мелиорации мест нереста и нагула молоди в естественных водоемах».

Положив в карман бумагу, Зубов спросил у сидящих в зале рыбаков:

— Вы принимали, товарищи, этот устав?

Из темноты зала ответили десятки голосов:

— Известное дело, принимали!

— На общем собрании обсуждали!

— Принимали, принимали, как же!

И Василий, забыв о том, что им приготовлен целый доклад, с цифрами и цитатами, вдруг сказал так, будто разговаривал с отцом или матерью, когда, бывало, в детстве нуждался в их помощи и поддержке:

— Мне очень трудно. И я прошу вас помочь мне выбрать из числа рыбаков общественный рыболовный надзор. Правительство давно уже утвердило инструкцию по организации и деятельности такого надзора. Он существует во всех лучших рыбколхозах. Ведь мы все должны по-хозяйски смотреть за рыбой, и это наше общее дело.

— Правильно! — раздались голоса. — Надо выбрать общественный надзор.

Секретарь райкома партии Тихон Филиппович Назаров выступал в самом конце. Он терпеливо и внимательно слушал рыбаков, задавал вопросы, бегло отмечал что-то красным карандашом в записной книжке, потом, когда прения подошли к концу, попросил слова. Назаров говорил не очень гладко, он не отличался ни красноречием, ни любовью к громким словам; видно было, что он не просто говорит, а думает вслух, ясно видит то, о чем думает, и старается сказать об этом так, чтобы все увидели то, что видно ему самому.

— Недавно наше правительство опубликовало постановление о полезащитных лесополосах, — сказал Назаров. — Мы все его читали. Так? И все мы понимаем, что это значит. Это означает полное преобразование природы, выполненное умной рукой советского человека. Наш человек становится истинным хозяином природы, ее творцом. Так? Творцом становится наш человек. Он уже не раб природы, не убийца ее, не транжир и мот, не хищник, не иждивенец, а творец. Тво-рец! А это и есть одно из самых важных условий построения коммунизма…

Видно было, что Назаров волновался, Его смуглые обветренные щеки покрылись румянцем. Сунув руки за широкий, туго стягивающий синюю гимнастерку ремень, он прошелся по сцене, напряженно всматриваясь в затемненный зал.

— Коммунизм разовьет все силы и способности человека, поднимет его ум до самых вершин, — сказал он тихо, — и это произойдет тем скорее, чем больше мы будем работать для завтрашнего дня и приближать его к себе.

Повернувшись к Мосолову, Назаров спросил, посмеиваясь:

— Как ты думаешь, Кузьма Федорович, рыбаки при коммунизме будут существовать? Будут. Так. Значит, и рыба нужна нам будет? Конечно, нужна так же, как хлеб, плоды, овощи, гуси, овцы — все, что потребляет человек. Только всего этого должно быть при коммунизме больше, гораздо больше, чем было и есть. Так?

И, уже глядя в зал, секретарь сказал:

— Движения народов к коммунизму никто не остановит. Никто. Сегодня мы читаем закон о полезащитных полосах и прудах, а завтра может быть издан закон о гигантских рыбхозах, в которых советские рыбаки будут выращивать миллиарды экземпляров белуги, осетра, рыбца, леща, сазана — всего, что нам нужно. Надо уже сегодня находить практические пути к этому! Так? Надо искать формы планирования рыбного хозяйства, методы выведения лучших сортов рыбы. Так? Надо не болтовней, а делом содействовать тому, чтобы наши уловы повышались… — Он сердито кашлянул и опять обратился к ерзавшему на стуле Мосолову: — В нынешнюю весну вы собираетесь поймать рыбы меньше, чем ловили раньше. Так? Так, я спрашиваю?

— Да, Тихон Филиппович, — пробормотал Мосолов. — Но план нам дается из области… И потом… рыбы в реке стало меньше.

— Меньше? — загремел Назаров. — А кто в этом виноват? Вы думаете, партия не найдет виновника? Найдет, где бы он ни находился: в районе, в области или в министерстве. Партия, товарищ Мосолов, сумеет дать по рукам тем рыбным делягам, которые не смотрят дальше своего носа. Понятно? Большевики вытащат за ушко да на солнышко тех самых очковтирателей и чинуш, которые не могут и не хотят вести рыбное хозяйство страны к коммунизму.

— К вам вот назначен новый инспектор, — заговорил секретарь тише. — Надо ему помочь. Он хорошо выступал. И улов второй бригады конфисковал правильно. У вас здоровый, крепкий колхоз. Смелее же ставьте свое хозяйство на новые рельсы. Смелее выдвигайте молодежь! До конца искореняйте вредные крутийские традиции хищнического лова. Думайте, товарищи, о завтрашнем дне, но не ждите его сложа руки, а честным трудом, заботой, благородной тревогой приближайте его, этот день…

Рыбаки, дымя махорочными скрутками, переглядываясь, одобрительно покачивая головами, слушали выступление Тихона Филипповича, открывавшее им глаза на многое, чего они, может быть, еще и не знали, но к чему уже тянулись всей душой.

Собрание закончилось далеко за полночь.

Когда Василий вместе с толпой рыбаков вышел на освещенное фонарем каменное крыльцо, он остановился и, пропуская оживленно переговаривающихся людей, стал отыскивать глазами Груню. Она уже стояла внизу, и около нее вертелся Егор Талалаев. Заметив Зубова, Груня сделала вид, что ей надо вернуться в клуб, побежала назад и, проходя мимо Василия, замедлила шаги.

— Добрый вечер, Грунечка! — весело сказал Зубов. — Вы домой?

— Домой, Василий Кириллович, — вспыхнула девушка.

— А я вас искал, — простодушно признался Василий.

По выражению его лица, радостного и возбужденного, она поняла, что он пойдет с ней, и он действительно пошел рядом с ней, осторожно придерживая ее за локоть.

В эту теплую, пахнущую дождем весеннюю ночь Зубову показалось, что идущая рядом с ним невысокая девушка в небрежно накинутом белом шарфике, та самая, которую он только что, сам не зная почему, нетерпеливо отыскивал в темноте, становится для него не такой, как все другие люди, и что ему хочется, чтобы она это поняла. Но он не знал, как сказать ей об этом. Радуясь и робея, он шел рядом с Груней и тихо говорил ей о чем-то постороннем, тоже хорошем и радостном, но совсем не о том, о чем думал.

Глава третья

Весна хозяйничала на реке. Все жарче становилось солнце. Распускались первые набухшие соками почки. Светлая зелень опушила ветви деревьев, на пойме зазеленели травы, белыми барашками нежного цветения покрылись надречные вербы. Унося все следы ледохода, сошла в море холодная «казачья» вода. В далеких верховьях реки, на северной стороне, за меловыми склонами Дивногорья, у великой Приволжской возвышенности, стекая бесчисленными ручьями с холмов, уже стала собираться прогретая солнцем талая «русская» вода. Медленным и неотвратимым паводком она стремилась вниз, к дельте, которая протянула к морю щупальца гирл, поросших кугою и камышом.