Найти человека - Барто Агния Львовна Страница 20

ВОСЬМАЯ ИСТОРИЯ В ПИСЬМАХ

Из письма

Лидии Степановны, Артамоновой

«…Все ночи волнуюсь и не сплю, все из-за того, что я потеряла в войну сына Владимира, год рождения 1938-й. На третий день войны я приехала в Минск с тремя детьми. Мы разместились во дворе эвакопункта, неподалеку от оперного театра. Нам нашелся попутчик, сын военнослужащего с Западной Украины.

Ехал он в Брянск, решил помочь мне и ехать со мной до Брянска. При посадке на грузовую машину мы с ним разъединились. Получилось так, что он уехал с моим мальчиком, а я осталась. Мальчик мой, хотя ему было три с половиной года, знал, что его фамилия Рыжих, имя Вова, отчество Никитыч. Мальчик очень приметный: каштановые волосы, круглое красивое лицо, одет был в серое шерстяное пальто летнее, белая шапочка-панамка, белый костюмчик в синюю полоску. На лопатке у Володи маленькая черная родинка, на животе коричневое родимое пятно. Я верю, что он жив… Помогите моему горю, радио может здесь сыграть немалую роль…»

Письмо матери полно боли. Всю жизнь у нее перед глазами ее круглолицый, «очень приметный» мальчик. Она помнит не только его красивое лицо, но и каждую родинку на теле. И то, как он был одет в тот день, в третий день войны, когда все сдвинулось со своих мест и пошло кругом.

И вот через двадцать семь лет в городе Невинномысске, сидя у приемника, слушает передачу Анатолий Владимирович Беляев и пишет мне о том, что история Рыжих его заинтересовала, сообщает, что у него есть на лопатке черная родинка и коричневое пятно на животе.

Судя по его письму, я подумала, что детская память снова повела нас по верному следу, но, к удивлению моему, из второго письма Беляева я узнала: вся надежда его на то, что он нашел мать, держится только на двух родинках. Воспоминания в этот раз были ни при чём, ни фамилия Рыжих, ни рассказ Артамоновой о том, как ее сына увезли от нее, ничего не пробудили в его сознании. Совпадали одни родинки. Я все-таки послала телеграмму Артамоновой, потому что была уверена — мать, которая все годы помнит приметы своего сына, не ошибется в них.

Получив телеграмму с адресом предполагаемого сына, Лидия Степановна поехала в Невинномысск. Встретившись с Анатолием, она убедилась — родимые пятна на своих местах. Но они причинили ей массу хлопот. И вот почему. Мать отлично помнила, что у ее маленького сына пятно на животе было другой формы. Тут Лидия Степановна, по ее выражению, превратилась в следователя, стала распутывать загадку родимого пятна. Для этого она отправилась в еще одно, далекое, путешествие — из Невинномысска в Ашхабад, к Беляевой, в свое время усыновившей мальчика. Но встреча с Беляевой ничего не прояснила, а, наоборот, принесла новое осложнение. Бывшая приемная мать, от которой в одиннадцать лет ему пришлось уйти, почему-то утверждала, что она взяла его, когда ему было девять дней. А если так, то Анатолий не мог быть сыном Артамоновой, потому что потерялся он трехлетним. Но матери, уже почти нашедшие своих детей, не отказываются от них так легко. Напротив, по моим наблюдениям, мать иногда может слишком поспешно уверовать, что нашла сына или дочь, и расстаться с этой уверенностью способны заставить ее только самые неопровержимые факты.

После долгих и настойчивых выяснений Лидия Степановна в конце концов допыталась, что Толя был усыновлен, когда ему было около четырех лет, а родимое пятно изменило свою форму после небольшой операции.

Из второго письма Л. С. Артамоновой

«…Вот тут все мне и моему сыну стало ясно, и мой сын бросился ко мне, разрыдавшись. Теперь он едет ко мне совсем… Прошу вас и всех работников передачи в гости к нам на торжество в село Гламаздино…»

Из письма Анатолия Владимировича Беляева

«Мне даже не верится, что по двум родинкам я нашел родителей, это для меня превеликое счастье. Жив и мой отец, и его я тоже увижу, есть у меня брат и сестра… Последнее мое желание, о котором пишу с большим удовольствием, — снимите меня с очереди на передачу. Я не Беляев, я не Погожин, я Рыжих Владимир Никитович».

«Последнее желание» Беляева требует дополнительного объяснения. Дело в том, что он тоже писал в «Маяк» и тоже искал родных, но по фамилии Погожины. Видимо, такую фамилию ему дали в детском доме в Ашхабаде, когда его привезли туда из Минска. Письмо его ждало своей очереди, не могла же я предположить, что два письма, полученные в разное время и подписанные разными именами, принадлежат матери и сыну, которые разыскивают друг друга.

ИЗ ДНЕВНИКА ПОИСКОВ

Видела кинокадры: вьетнамские дети, маленькие, ночью учатся при свечах. Те, что постарше, повторяют за учительницей цифры, а те, что поменьше, спят здесь же, за столом, положив головы на руки.

Сколько опять останется разрушенных семей. Вьетнамские матери так же, как и наши, будут разыскивать своих дочерей и сыновей. А дети будут допытываться: кто мои родители, чей я?

Недавно узнала, что в Международный день защиты ребенка, именно в этот день, американцы сбрасывали бомбы на школы и детские сады Южного Вьетнама.

Давно ли мы говорили с Николаем Николаевичем Месяцевым — председателем Комитета по радиовещанию и телевидению — о том, что хорошо бы выпускать радиобюллетень как приложение к моей передаче. И сегодня уже прозвучал бюллетень розыска. Он дает возможность дополнительно называть имена людей, разыскивающих друг друга. Хотя бюллетень, по существу, только перечень фамилий, но и они волнуют. Может быть, еще и потому, что читает их Левитан, чей голос памятен всем пережившим войну.

Огорченное письмо от колхозниц из Детчино. Пишут: «Так хотели послушать твою передачу, что даже скот накормили пораньше. А передачи в эфире не было, передавали Калугу, Уж мы ждали, ждали..» Дома надо мной теперь смеются, что из-за меня нарушается режим кормления скота.

Поразительна судьба Фаины Косовой. В девятнадцать лет она ушла на фронт вместе с отцом. Была начальником аптеки. Прошла до западной границы, принимала участие в освобождении Польши, Румынии, Венгрии. В самом конце войны была тяжело ранена и потеряла зрение. Ослепла. Когда вышла из госпиталя, узнала, что отец героически погиб, а мать и сестру-комсомолку расстреляли вместе с героями Краснодона. Тела матери и сестры со следами пыток были найдены в могиле вместе с телом Любы Шевцовой.

Ни страшные эти вести, ни слепота не сломили мужества Фаины. Она нашла свою младшую сестру, искать ей помогали шефствующие над ней школьники и работники милиции. Сейчас Фаина уже немало сделала для того, чтобы найти братьев. Верит, что найдет.

О своей трагедии пишет скупо, деловито. Это характерно для многих и многих. Сообщая, как было дело, они и не подозревают, что в их письмах не только данные для поисков, но и свидетельство мужества каждого из них.

Никогда я не отличалась восторженностью, но тут ловлю себя на восхищении скрытыми подвигами, незаметным житейским героизмом.

Поначалу все было хорошо: нашлась дочь Екатерины Петровны Т. Мать писала о своей большой радости. Но во вчерашнем ее письме появилась какая-то неудовлетворенность, меня насторожили некоторые интонации. Вечером позвонила ей по телефону в Харьков и поняла, что, к сожалению, не ошиблась…

— Мы с дочерью хотели бы жить вместе, но она боится, что мы с ней по-разному смотрим на многое, ведь она росла не возле меня, — сказала Екатерина Петровна.

Я подумала, что взрослые дети часто смотрят на жизнь не так, как родители, хотя и выросли в родной семье.

— Конечно, у нее сложившийся характер, вы же нашли взрослую дочь, — сказала я.

— Нет, вы не думайте, я все равно счастлива уже одним тем, что она жива, это главное, я же считала ее погибшей.

Ответ матери снова убеждает меня в том, что даже если после встречи возникает житейский конфликт (пока второй случай из ста пятидесяти), он несравним с горем разлуки.