Борис Шергин - Архангельские новеллы Страница 21

Мужичок не расчухал в точности, как его назвали,— но только лестно ему, что по отчеству взвеличили. Тотчас попридержал конька и поздоровался.

— Что, — спрашивает Шиш, — аль не признали?

Мужичок говорит:

— Лицо будто знакомое, а не могу вспомнить...

— Да мы тот там год на даче в вашей деревне жили.-

— А-а-а!.. Извиняюсь!.. Очень приятно-с!

— Как супруга ваша? — продолжает Шищ.

— Мерси. С коровами все... да вы присядьте ко мне, молодой человек. Подвезу вас.

Шишу то и надо. Забрался в тарантас, давай болтать. Обо всем переговорил, а молча сидеть не охота. И говорит Шиш спутнику:

— Хозяин, давай рифмы говорить!?

— Этэ что значит рихмы?!

— Да так, чтобы было складно.

— Ну, давай.

— Вот, например, как звали твоего деда?

— Кузьма.

Я твоего КузьмуЗа бороду возьму!..

— Ну, уж это довольно напрасно! Моего дедушку каждый знал, да уважал. Не приходится его за бороду брать.

— Чудак, ведь это для рифмы. Ну, а как твоего дядю звали?

— Наш дядюшка тоже были почтенные... звали Иван.

Твой ИванБыл большой болван!

Шишов возница рассвирепел:

— Я тебя везу на своем коне, а ты ругаться!.. Тебя как зовут?

— Леонтий

— А, Леонтий, так иди пешком!

— Дяденька, это не рифма...

— Хоть не рихма, да слезай с коня!

Дядька с бранью уехал, а Шишу остаток пути пришлось пройти пешком. И смешно, и досадно.

Смолоду-то не все же гладко было у Шиша. Ну, беды мучат да уму учат. Годов-то двадцати пришвартовался он к некоторой мужней жене. Муж из дома, Шишанко в дом.

Собрался этот муж в лес по бревна.

— Жена, с собой чего перекусить нет ли?

Она сунула корок сухих.

— Жена, неужели хлеба нету помягче, с маслицем бы?

— Ладно и так. Не маслена неделя.

Муж уехал, а к ней Шишанушко в гости. Засуетилась, блинов напекла гору, масла налила море, щей сварила.

А у мужа колесо по дороге лопнуло, он сторонился домой. Жена видит в окно:

— О, беда! Мой-то хрен без беды не ездит. Ягодка, ты залезь в кадку, она пустая... Он скоро колесо сменит...

Муж заходит:

— Колесо сменить вернулся... Ишь, как у тебя доро'дно пахнет. Дай закусить.

— Жена плеснула щей.

— Я блинка любил бы...

— Блины к празднику.

Взяла миску с блинами и выпружила в кадку спрятанному Шишу.

— Жена! Ты что?!

— Сегодня праздник Окатка, — валят блины в кадку...

Муж и догадался. Схватил чугун со щами:

— Жена, ты блины, а я для праздника, для Окатка, щей не пожалею.

И чохпул горячими щами в кадку. Шишаико выгалил оттуда па сажень кверху да из избы...

В каком-то городе обзадо'рилась на Шиша опять мужня жена. Одним крыльцом благоверного проводит, другим Шиша запустит.

Однажды муж негаданно и воротился. Куда друга девать? А в избе бочка лежит. Туда Шиш и спрятался, да только сапоги на виду.

Муж входит, видит ноги...

— Жена, это что?!

— А вот пришел какой-то бочку нашу покупать, залез посмотреть, нет ли щелей... Продадим ему, нам бочка без пользы... Эй, молодец! Ежели высмотрел, вылезай, сторгуйся с хозяином!

Муж не только что бочку продал, а и до постоялого двора домой нести Шишу пособил...

Одна Шишова любушка крепко его к другой ревновала. Бранить не бранила, а однажды с горя шуточку придумала.

Поставила ему шти с огня, кипячие.

Да забылась, хлебнула поваренку на пробу и рот обварила. Не стерпела, заревела.

Шиш дивится:

Ты чего? Обожглась? А эта баба крепка была:

— Не обожглась, а эдаки шти маменька покоенка любила. Как сварю, так и плачу...

А Шишу в путь пора. Ложку полну хватил и... затряс руками, из глаз слезы побежали.

Ехидна подружка будто не понимат:

— Что ты, желанный? Неуж заварился?

— Нет, не заварился, а как подумаю, что у такой хорошей женщины, как твоя была маменька, така дочка подла, как ты, дак слезы ручьем!

Какой-то день прибежали к Шишу из волости:

— Ступай скоре. Негрянин ли, галанец приехал, тебе велено при их состоять.

Оказалось, аглицкой мистер, знающий по-русски, путешествует по уезду, записывает народные обычаи и Шишу надо его сопровождать. На Шише у всех клином свет сошелся.

Отправились по деревням. Мистер открыл тетрадку:

— Говорите теперь однажды!

Шиш крякнул:

— Наш первой обычай: ежели двоим по дороге и коняшку нанять жадничают, дак все одно — пеши не идут, а везут друг друга попеременно.

Мистер говорит:

— Ол райт! Во-первых, будете лошадка вы. Я буду смотреть на часы, скажу стоп.

— У нас не по часам, у нас по песням. Вот, сядете вы на меня и запоете. Доколь поете, я вас везу. Кончили, я на вас еду, свое играю.

Стал Шишанушко на карачки. Забрался на него мистер верхом, заверещал на своем языке песню «Длинен путь до Типперери». Едут. Как бедной Шиш не сломался. Седок-от поперек шире. Долго рявкал, далее кончил. Шиш из-под него мокрехонек вывернулся. Теперь он порхнул мистеру на загривок.

— Эй, вали, кургузка, недалеко до Курска, семь верст проехали, семьсот осталось!

Заперебирал мистер руками-ногами, а Шиш запел:

Тили-тили,Тили-тили,Тили-тили!............

Мистер и полчаса гребет, а Шишанко все нежным голосом:

Тили-тили,Тили-тили,Тили-тили!............

У мистера три пота сошло. Кряхтит, пыхтит... На конце прохрипел:

— Вы будете иметь окончание однажды!

Шиш в ответ:

— Да ведь песни-то наши... протяжны, проголо'сны, задушевны!

Тили-тили,Тили-тили,Тили-тили!............

Бедный мистер потопал еще четверть часика да и повалился где рука, где нога:

— Ваши ти'ли-ти'ли меня с ног свалили!

Всех Шишовых дел в неделю не пересказать. Про Шиша говорить — голова заболит. Про Шиша уж и собаки лают. Здесь я от большого мало возьму, от многа немножко расскажу.

Ходил Шиш, сапоги топтал, версты мерял. Надоело по деревням шляться, в город справил. Чья слава лежит, а Шишова вперед бежит. Где Шиш, там народу табун.

Это увидал из окна амператор:

— Что за народ скопивши?

— Это парнишка один, публику утешает-с.

— Не Шиш ли?

— Так точно-с.

— Позвать сюда!

Шиша привели. Царь сразу над ним начал сгогатывать:

— Ты в татку, ле в матку, в кого ты экой? Сшути-ко мне шутку позазво'нисте. Выкради из-под меня да из-под моей супруги перину. Выполнишь задание, произведу тебя в жандармерию и — твой патрет во все газеты. Сплошаешь — в Сибири сгною!..

Только Шиш за двери, амператор своим караульщикам ружья выдал:

— Мы с Шишом Московским об заклад побились. Перину из-под меня придет воровать. Спальну нашу караульте день и ночь!

Шиш выбрал ночку потемнее и в щель дворцового забора стал охрану высматривать. Видит — дремлют под спальными окнами, вора ждут. Людей бы на ум, а Шиша на дело.

Он дунул на огороды, выдернул с гряды пугало, опять к тому же забору примостился, вызнял пугало кверху и ну натряхивать...

Это караульщики и увидали:

— Ребята, не робей! Вор пришел! Через тын лезет..

— Рота-а, пли!!!

Шиш того сразу пугало удерпул. Будто убили. А стража радехонька:

— Ну, ребята, мертвое тело оттуль завтра уберем. А теперь на боковую. Боле некого ждать.

Только они восвояси утянулись, Шиш через забор да в поварню. Стряпки спят. На печи в горшке тесто подымается, пузырится. Шиш с этой опарой да в царскую спальню окном.

Царь с царицей на перине почивают. Царь истолста храпит, царица тихонько носом выводит...

Шиш на пе'рстышках подкрался да как ухнет им опару ту под бок...

Сам с подоконника и в кусты...

..........

Вот царица прохвати'лась...

— О-о, тошнехонько! Вставай-ка ты, омморок!.. Эво как обделался! Меня-то всю умарал!

— Нет, гангрена! Это ты настряпала!..

До третьих петухов содомили. Тут царица одумалась:

— Давай лучше выкинем перину-то на подоконник, на ветерок, а сами соснем еще часиков восемь.

Только они музыку свою завели — захрапели, Шиш перину в охабку да со двора. На извозчика да домой.

Навстречу бабы-молочницы:

— Шиш, куда полетел?

— У нас дома не здорово! Таракан с печи свалился.

Царица рано вскочила:

— Что я одичала, — сплю! Министры перину увидят, по всей империи ославят...

— На!!! Где перииа-та???

Фрелины Машки, Дашки забегали, заискали. Царя разбудили... Его и горе берет и смех долит:

— Полковник! Запрягай коня, скачи к Шишу. Он меня в дураках оставил... Ох, в землю бы я лег да укрылся!..