Сергей Сергеев-Ценский - Том 4. Произведения 1941-1943 Страница 21

Подходили перенесшие не одну бурю в пути корабли эскадры Новосильского и приставший к ним фрегат «Кагул». Их паруса были занесены снегом, кое-где оледенели, — но это только прибавляло торжественности долгожданной минуте. Даже сам Нахимов кричал «ура», не только многотерпеливые командиры трех его судов.

В кают-компании «Марии» шло вечером в этот день совещание флагманов и командиров судов о предстоящем деле: получив столь неожиданно для себя такую сильную подмогу, Нахимов спешил посвятить в свои планы весь высший командный состав.

Крылья небывалого еще в жизни счастья, осенившие его утром, когда подходил Новосильский, чувствовались всеми сидевшими с ним теперь за столом кают-компании: как помолодели вдруг голубые пятидесятилетние глаза! Какая убежденная и даже плавная появилась речь! Какая осанка у этого привычно для всех сутуловатого, очень простого в обращении со всеми человека, говоря с которым даже мичманы иногда забывали, что он вице-адмирал!..

Теперь, в это совещание перед боем, об этом последнем помнили и капитаны 1-го ранга; и один из них, командир корабля «Париж» Истомин, — красивый, лысоватый со лба, спокойных и уравновешенных манер, — поднявшись, обратился к нему не по имени-отчеству, как это было тогда принято у моряков, а по чину:

— Ваше превосходительство, меня занимает вопрос, каким образом мы, вступив в перестрелку с турецкими судами, можем не задеть снарядами городских строений… Ведь непременно будет стрельба по такелажу, будут и перелеты, — нельзя ручаться, что их совсем не будет, — а если так, то пострадает, разумеется, и город в той или иной степени. А между тем мы этого допустить не смеем, — так пришлось слышать мне в Севастополе.

— Вам пришлось слышать, а я получил такой приказ от князя, вот через Федора Михайловича, — очень живо отозвался на это Нахимов, кивнув в сторону сидевшего с ним рядом Новосильского. — И хотел сказать об этом сам, — вы меня предупредили. Мне, господа, — обратился он ко всем, — очень хорошо известно это было и раньше: ведь это не только желание князя, это идет от министерств, из Петербурга. «Уничтожать турецкие суда при встрече с ними в море…» Так-с, прекрасно-с!.. Вот Владимиру Алексеичу посчастливилось одно такое судно встретить в открытом море, и он его уничтожил или почти уничтожил… Не спросил я вас, Федор Михайлович, дошел ли этот египтянин до Севастополя?

— Дойти дошел, только едва ли куда годится, — ответил Новосильский.

— Ну вот-с, значит, почти уничтожен!.. Повезло, выходит, Владимиру Алексеичу, а не нам-с! Если турки не вышли из Синопа, когда у меня только три корабля было, то теперь их и калачом не выманишь! А между тем у меня в руках приказ: истребить два фрегата и два корвета, стоящие в Синопском порту! Запоздалый приказ, как всегда бывает: теперь уже там целая эскадра, а не два фрегата. Но приказ остается приказом: мы должны напасть на турецкие суда, сколько бы их там ни оказалось. Сто-ящие в порту! Вот как-с!.. Значит, это наша основная задача: получив не только разрешение, но и приказ, мы должны действовать безотлагательно… Великой важности вопрос поднят вами, Владимир Иванович, — обратился он к Истомину, — но ответ на него даст только будущее; да-с, только будущее. По воз-мож-ности, господа, мы должны щадить город, об этом вы скажете командам своих судов, да, наконец, я должен буду упомянуть это и в приказе по отряду, да-с; но-о не в ущерб для своих действий, — это прошу иметь прежде всего в виду-с!.. Если турецкие корабли стоят на причале, скажем, у самой набережной, а вдоль этой набережной расставлены орудия береговых батарей, которые калеными ядрами в нас лупить будут, отчего у нас непременно, — это прошу иметь в виду-с! — непременно начнутся пожары, то как же командиры наши сохранят ледяное хладнокровие для ответной стрельбы, чтобы нисколько не пострадал от нее город? Я по крайней мере не в состоянии этого себе представить… Вот вы, Владимир Иваныч, были сами в Наваринском бою…

— Отлично помню, ваше превосходительство, — снова поднявшись, заговорил Истомин. — Помню, что турецкие суда взрывались и горящее дерево с них несло на город.

— Вот! Вот-с! Именно это я и хотел сказать! — подхватил Нахимов, щелкнув пальцами. — Пожары, возможно, будут у нас на судах, пожары — непременно это — будут у них на судах, и пожары — мы избежать этого не сможем — начнутся и в городе, поближе к месту боя… Это — закон!.. Это — война! Это — не какая-то там игра девичья в фанты:

Вам прислали сто рублей,Что хотите, то купите,Черного-белого не покупайте,Что угодно приказать?

Нахимов проскандировал это с таким увлечением, что все улыбнулись, а он продолжал с еще большим задором:

— «Черного-белого не покупайте», по берегам отнюдь не стреляйте, а то англичане на нас надуются, — не турки, нет! Однако же турки напали на наш пост святого Николая? Напали! Всех там уничтожили и самый пост захватили? И уничтожили и захватили! Так почему же мы это должны терпеть-с, я вас спрашиваю? Мы воюем или нет? Воюем, — был выпущен высочайший манифест о войне с Турцией. Суда турецкие топить в море можем? Можем — это право нам дано… дано, несмотря на то-с, что Англия претендует на очень многое, господа! На то претендует, как вам и без меня известно-с, чтобы во всем мире, на всех океанах и морях, не было сделано ни одного выстрела без ее, Англии, на то разрешения, вот на что-с!.. Так что если мы истребим хотя бы два фрегата турецких, разве мы не обидим Англию и этим?

— Оскорбим смертельно! — ответил за всех капитан 1-го ранга Кузнецов, командир «Ростислава», человек широкий, приземистый и суровый не только на вид.

— Верно-с, оскорбим смертельно и все равно войны с нею не избежим, — подтвердил Нахимов. — Так что, к чему эти всякие дипломатические увертки и самостеснения, мне мало понятно… Но я отвлекся в сторону от сути дела, господа… А суть заключается, по-моему, вот в чем… Орудия на берегу, — их всех оказалось сорок, господа, так как две батареи у них по восьми орудий, остальные четыре — по шесть, — эти орудия для нас наиболее опасны-с, это первое, да-с… Но ведь турецкие адмиралы надеются не только на них, иначе они не стояли бы в своей ловушке-с.

— Не думают ли они нам ловушку устроить? — спросил Новосильский, так как к нему обращен был взгляд Нахимова.

— Именно-с! Именно-с это самое! — вздернул плечи, как бы внезапно пораженный такою догадливостью, Нахимов. — Но как же все-таки устроят они эту ловушку?

Теперь Нахимов переводил глаза с одного на другого из сидевших около него за столом, и командир корабля «Три святителя», Кутров, ответил за всех:

— Допустить можно, что хотят поставить нас в два огня, ваше превосходительство.

— В два огня? Каким образом в два огня?

— А это я в том смысле, что, может быть, уже идет другая турецкая эскадра сюда из Босфора, — объяснил Кутров.

— Прекрасно-с! Это был бы для нас самый лучший выход из положения! — очень оживленно отозвался Нахимов. — Я лично был бы очень рад и с тремя своими кораблями пошел бы второй эскадре навстречу, а Федор Михайлович со своими встретил бы как нельзя лучше синопцев! Таким образом мы избежали бы чего именно-с? Да прежде всего необходимости подставлять себя под выстрелы береговых батарей, вот чего-с! А в них-то и заключается эта самая для нас приготовленная ловушка-с!

Тут Нахимов выждал некоторое время, переводя глаза с Истомина на Кузнецова, с Кутрова на Ергомышева — командира корабля «Константин», и добавил, понизив голос, точно выдавал нечто весьма секретное:

— Не знаю-с, как сделают турецкие адмиралы, а я бы сделал на их месте так: снял бы орудия со всех судов с одного борта да поставил бы их на берегу-с, вот как-с!.. А вдруг они именно так и сделают, господа, а? Ведь у них берег, а не у нас, а половина их орудий все равно им бесполезна для дела… И вот при таком обороте, господа, мы имели бы против себя на берегу не сорок, а двести семьдесят, если не больше, пушек. Вот если мы с этим столкнемся, то тут-то и будет для нас ловушка-с! Вот это и будет значить вполне и решительно: поставить нас в два огня-с!

Озабоченно переглянулись командиры судов, а Новосильский сказал успокоительно:

— Не догадаются сделать так турки, Павел Степаныч!

— А если там есть, кроме турок, и англичане и французы? — обратился к нему Истомин.

Спицын же, командир «Кагула», покрутив головой и улыбаясь, ответил Истомину за Новосильского:

— Хотя я и не турок, а скорее англичанин или француз, но тоже ни за что бы не догадался так сделать!

И все улыбались, глядя на этого бедового капитан-лейтенанта, который сорок пять часов тащил за собой, как на невидимом буксире, четыре фрегата противника, справедливо рассудив, что бой с ними не может сулить ему победы, и к чему в таком случае напрасно и заведомо отдавать гибели и судно и команду, если можно этого избежать?