Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 2 Страница 21

Оптимист. Антон Иванович настроения свои выражает эмоционально, а за эмоцию не сажают.

Дама испуганная. Но он побил большевистски настроенного господина. Это террор!

Оптимист. При любом режиме бьют по морде, если это необходимо.

Скептик. Все равно посадят Антона. Вот увидите.

Дама испуганная. Этот человек может довести до слез…

Скептик. Пол-Москвы говорит, что Забелин пошел торговать спичками! Вы думаете, большевики — идиоты, ничего не понимают?

Дама с вязаньем. А наш Володька сделался футуристом. Теперь он целые дни читает какое-то ужасное «Облако в штанах»[31].

Забелина. Что-о? Облако и… в штанах? Неужели могут быть такие стихи?

Дама с вязаньем. У них это называется поэмой. Володька всех уверяет, что это величайшее произведение. Я вам не могу передать, до какой степени оно неприлично! Там автор от первого лица предлагает женщине невозможные вещи.

Оптимист. А Пушкин не предлагает? Тоже предлагал.

Дама с вязаньем. Пушкин предлагал в рамках светского приличия, а Маяковский — бестактно.

Оптимист. Все они одним миром мазаны. Пускай Володька будет футуристом. Все-таки хлеб!

3абелина. Неужели у большевиков за стихи дают паек?

Дама с вязаньем. Я сама не верила, но правда, дают.

Скептик. Все равно посадят Антона, вот увидите.

Забелина. Дмитрий Дмитриевич, даже на правах родственника каркать нехорошо и неприлично.

Дама испуганная. Он меня доводит до слез. Морально он хуже инквизитора. Он всем обещает тюрьмы и расстрелы.

Входит Маша.

Забелина (Маше). До сих пор работала?

Маша. Работала.

Забелина. Иди скорее поешь.

Маша. Не хочу.

Забелина. У тебя нехороший вид. Надо подкрепиться.

Маша. Не надо. После подкреплюсь. (Здоровается с гостями.)

Оптимист. Вы где работаете, Маша?

Маша. В Помголе.

Оптимист. А это что же такое — Помгол?

Маша. Мы оказываем помощь голодающим.

Оптимист. Так ли уж печально обстоят у нас дела, как об этом говорят?

Маша. Очень печально. Голод развивается, как всемирный потоп!

Скептик. Не всемирный, а всероссийский. За границей белыми булками кормят скотину, а у нас голод наполовину сокращает население. Докажи, что я преувеличиваю.

Входит Забелин.

Забелина. Прости, Антон Иванович, что мы расположились в твоем кабинете. Здесь теплее.

Забелин. Вижу. (Здоровается.) Был кабинет, а стал склеп. Нуте-с, о чем говорили?

Оптимист. О чем теперь говорят? Голод, смертность, аресты… Родные темы.

Забелин. Дикари захватили цивилизованное судно, перебили всех белых людей, команду выбросили за борт, сожрали все запасы… Нуте-с, а дальше что? Кораблем надо уметь управлять, а они не умеют. Социализм пообещали, а с какого конца его начинать — никто не знает. (Скептику.) Ты знаешь, Дмитрий Дмитриевич?

Скептик. Не знаю и знать не хочу!

Забелин. Я в юности летал на луну… теоретически, конечно, в мечтах. А вот дочь за большевиков готова в огонь и в воду. Все ее симпатии не на нашей стороне. Мы для нее контрреволюция, бурбоны…[32]

Стремительно входит кухарка.

Кухарка. Матрос пришел… Забелиных спрашивает.

Дама испуганная. Матрос? Зачем матрос?

Скептик. Не знаешь, что ли, зачем приходят матросы?

Забелина. Ах, не пугайтесь, пожалуйста! Это, наверное, не матрос.

Кухарка. Я не слепая… матрос как есть… сердитый…

Скептик. У меня при себе нет никаких документов. Не уйти ли нам с женой через черный ход?

Дама испуганная. Я боюсь уходить. Матросы нас могут поймать и заподозрить в бегстве.

Забелина. Не пугайтесь, пожалуйста… Он не матрос, в нашем смысле. (Маше). Что же ты? Иди встречай!

Маша уходит. Молчаливое недоумение.

Оптимист. Антон Иванович, что же это такое, дорогой мой?

Забелин. По всей вероятности, это пришел поклонник нашей дочери. Герой «Авроры».

Скептик. Но почему же ты допускаешь, чтобы герои «Авроры» делались поклонниками твоей дочери?

Забелин. А почему вы, милейший мой кузен, сию минуту хотели удрать из моего дома?

Скептик. Удрать?

Забелин. Да, удрать. Еще недавно вы ведь не допустили бы такую дурацкую мысль, что из дома Забелиных надо удирать. Нам плакать надо, а вы иронизируете!

Входят Маша и Рыбаков.

Маша. Господа… (Запнулась.)

Забелин. Что же ты замолчала? Ты перепугалась, что при твоем госте назвала нас господами? Погоди, я тебя научу, как надо говорить. Ты скажи «товарищи»… и твой гость не будет шокирован.

Маша (Рыбакову). Я вам говорила… папа всегда надо мной подтрунивает. (Окружающим.) Вот мой знакомый, Александр Михайлович Рыбаков… Он воевал… видел много интересного…

Скептик (здороваясь с Рыбаковым). Безмерно счастлив!

Дама испуганная (рассматривая Рыбакова). Я не понимаю, вы матрос или штатский?

Рыбаков. Был матросом, но воевал на материке. Теперь демобилизовался.

Дама испуганная. А зачем же вы носите матросский костюм? Мы думали, что к нам обыск, а это вы пришли в гости.

Рыбаков. Почему же обыск? Я никогда не подумаю, что ко мне обыск.

Скептик. Это понятно. Вы завоевали материк.

Рыбаков. До полного завоевания еще очень далеко.

Забелин. А когда придет полное завоевание?

Рыбаков. Очевидно, при социализме.

Забелин. В каком году?

Рыбаков. Простите, этого я вам сказать не могу.

Забелин. Не можете открыть вашу тайну?

Рыбаков. Просто не знаю.

Забелин. Ага!..

Забелина. Садитесь, Александр Михайлович… Вот пепельница. Хотите посмотреть наш семейный альбом? Посмотрите!

Дама испуганная. Зачем вы даете семейный альбом? Там скучные люди… (Рыбакову.) Вот посмотрите: это виды Италии… Рим, Колизей, Везувий…

Забелин. Бывали, сударь, в италийских морях?

Рыбаков. Нет, кроме Балтики, ничего не видел.

Забелин. В партии коммунистов, сударь, состоять изволите?

Рыбаков. Состою. А что?

Забелин. Интересно знать, что может думать коммунист, очутившись среди нас?

Рыбаков. Что же тут думать? Тут думать нечего.

Забелин. Конечно. Что же вам думать? Мы для вас буржуи и прохвосты. А эти буржуи всю жизнь работали, как каторжники. Капитализм за наш труд давал нам достаток и комфорт, остаток которого вы видите в моем кабинете. А коммунизм мне может предложить пуд собачьей овсянки. Хорошо!.. Я готов получать пропитание дворовых псов, но и в нем мне отказывают!.. Я не нужен новому обществу, потому что я умею строить электростанции, а их теперь закрывают, дорогой мой! Я безработный. Нам теперь не до электричества. Бычачий пар пришел на смену электрической энергии. И я, как Прометей, раздаю людям огонь. С утра до ночи стою у Иверской и торгую спичками.

Скептик. И тебя, как Прометея, посадят за это.

Забелин (Рыбакову). А вы что скажете, сударь?

Рыбаков. Я тоже не понимаю, почему вас до сих пор не посадили.

Скептик (восторженно). Слышали? Слушайте.

Забелин. Пойдите к телефону и доложите.

Рыбаков. Они не нуждаются в моих указаниях. Но не в этом дело. Вы раздражены против нас… а попусту! Я бы на вашем месте давно работал. Между нами говоря, вы ведь не Прометей, а просто саботажник!

Забелин. А, каково? Человек, в первый раз посетивший мой дом, удивляется, что меня не посадили, называет меня черт знает как и в ус не дует. Он доволен собой. Что за люди входят в наши дома!

Оптимист. Наш Володька точно так же разговаривает. Он меня ежедневно называет недорезанным буржуем. Я терплю.

Забелин. Володька — ваш сын. А это кто? (Рыбакову.) Вы имеете хоть малейшее понятие об учтивости?

Рыбаков. Удивительное дело! Вы о советском строе говорили не очень учтиво, а я за него не щадил жизни. Я не кричал, не выходил из себя. Я только сказал, что вы саботажник.