Евгений Дубровин - Племянник гипнотизера Страница 21

– Ну, а ты что?

– А я ему говорю: я лучше буду учиться на пятнадцатисуточника. Работа не пыльная, кормят хорошо, в милиционерской столовой питаемся. А сейчас придумали по деревням нас возить. Тут житуха совсем законная. Не заметили, как уже полсуток пролетело. Ты сколько тут нас держать собираешься, гражданин начальник?

– Двадцать пять суток.

Скиф засмеялся:

– Шутить изволите натощак, гражданин начальник.

– Десять суток я начислил вам за вчерашнее…

Наступило молчание. Скифы переглянулись.

– Всегда ценил людей с чувством юмора, – наконец сказал Скиф.

– В данном случае юмор отсутствует. Впредь за подобные штучки я буду начислять вам еще больше. Это уж на первый раз.

Циавили, который стоял сзади всех, протиснулся вперед.

– А кто ты такой есть? – закричал он, выставив фараонскую бородку. – Ты что, судья? Ты превышаешь власть! За это знаешь, что будет!

– Это уж моя забота. Впрочем, если вы будете перевыполнять норму в два раза, я стану вам засчитывать день за два. Количество выдаваемой пищи тоже будет зависеть от работы. Станете филонить – продуктов не получите.

– Да это прямо лагерь какой-то, – удивился Скиф. – Мы подчиняемся только нашему непосредственному начальству – старшине. А вас мы знать не знаем. Так я говорю, гражданин старшина?

Петр одернул шинель, поправил кобуру.

– Это в самом деле… не совсем законно.

– А топить в речке движок – законно? А бить мне стекло – законно?

– Я этот движок, – прохрипел Мотиков, – каждый вечер… уничтожать буду.

– Ладно, садитесь, поехали, мне некогда с вами выяснять отношения. Коровы не ждут. Старшина, давай команду.

Музей посмотрел на Скифа. Племянник гипнотизера скрипнул зубами.

– Ладно, поедем, – сказал он.

Обедали за коровником, прямо на траве. Здесь было тихо и солнечно. Циавили даже решил загорать. Его тощая прыщеватая спина белела среди густого подорожника, как солончак. Обед был скудным: буханка хлеба, селедка да консервы – все, что нашлось в магазине. Председатель сдержал слово. Он несколько раз приезжал на ферму посмотреть, как работают пятнадцатисуточники, недовольно хмыкал, и поскольку скифы валяли дурака, телега, на которой стояли бидоны с борщом, кашей и молоком, распространяя умопомрачительный запах, объехала их стороной.

За коровником шел горячий спор.

– Мне эта затея, мальчики, не нравилась с самого начала! Идиотская выдумка! – кричал из травы донжуан. – Волосы посбривали, туфли все деформировались, а чего достигли? Двадцать пять суток! Я и так худой, а тут жратвы не дают.

– Ешь селедку, от нее жирнеют, – подал совет чемпион.

Племянник гипнотизера сидел на двух кирпичах и спокойно отражал нервные наскоки донжуана.

– Рожи вы! Нельзя пасовать при первых же трудностях, – поучал он. – Все предусмотреть было нельзя. Кто же знал, что он окажется таким упрямым ослом? Это нетипичный председатель, неприятное исключение, а я свой план строил на типичном председателе.

– Типичный, нетипичный! Нам-то какое дело! Надо, мальчики, сегодня же рвать отсюда когти! А то он еще какое-нибудь дело пришьет! Вызовет настоящую милицию!

– Какой смысл? Петр под рукой. Ты только построже с нами. Кричи побольше. Циавили даже можешь иногда пинка дать. Он совсем уж филонит.

– Тебе бы…

– Что?

– Ничего!

– Мотя!

Чемпион перестал сосать селедочный хвост и уставился на щуплого донжуана, как удав на кролика.

– Я сегодня же уйду!

– Ты нам все сорвешь. Побег заключенного – знаешь что такое? Сразу нагрянут детективы.

– Черт' Вот влип в историю. Лучше бы уж уехал на Колыму. Двадцать пять суток вкалывать ни за здорово живешь! Кто хочет – пусть остается. Петр, ставь вопрос на голосование!

Музей, которому положение не позволяло оголяться, жуя хлеб, намазанный консервами, расхаживал около в своей милицейской форме Он тоже считал, что дело безнадежное.

– Собственно говоря, как я понимаю, два на два. Мне неясна только позиция Риты. От нее будет зависеть исход. Рита, почему вы все время молчите?

– Она думает о председателе, – ехидно сказал Циавили.

– Да. Я думаю о председателе. Ну и что?

– Продолжай в том же духе.

– Тебя не спросилась.

На невесте донжуана был нарядный сарафан. Она спустила его с плеч и сидела на траве, подставив спину солнцу.

– Значит, ты не поедешь?

– Значит, нет.

– Почему?

– Сегодня я иду смотреть пьесу.

– Какую еще пьесу?

– «Родное поле».

– Никогда не слышал про такую пьесу.

– Очень хорошая пьеса. В стихах. Он там в главной роли.

– Ах, вон оно что!

– Да. Тебе завидно?

Циавили ехидно рассмеялся:

– Все ясно. Как это я сразу не догадался! Может, он и пьесу сочинил?

– Может быть.

– Это же, мальчики, поэт. Председатель-поэт Я уверен, он ей свои стихи в тот вечер шпарил. Ну, признавайся, шпарил стихи?

– А хотя бы и шпарил.

– Ха-ха-ха! Слышали? Все слышали? Он и пьесу сочинил. «Родное поле». Ха-ха-ха! Точно его пьеса!

– Ничего смешного не вижу. Хорошая пьеса.

– Ага! Они уже всю пьесу успели прошпарить! Бежать, мальчики, отсюда надо! Сегодня же! Немедленно! Председатель-поэт. Что может быть ужаснее? Он замучает нас! Он и в пьесе играть заставит! Вот посмотрите!

Циавили устал выкрикивать и упал в траву, со своей бородкой похожий на беса из сказки А.С.Пушкина о попе и работнике его балде.

Рита поднялась с земли.

– Схожу за водой.

– Ага. Сходи. Набери из стойла! Ха-ха-ха! Председательшей скоро будешь. Привыкай!

Минуту Скиф сидел молча, задумавшись. Потом вскочил.

– Поэт! Поэт! «Родное поле». Очень хорошо! Просто замечательно. Гениальный поэт! Шекспир!

– Придумал? – спросил Мотиков.

– В этом-то все и дело, Мотя. Сегодня ночью придется поработать, ребята. Ну уж если и после этого он нас не выгонит, не буду я тогда Скифом! Ага… Наш подопечный едет.

К ферме подъехала грузовая машина. Из кабинки вылез шофер Сенькин и направился к скифам отмечаться у старшины, что он, шофер Сенькин, трезв, никуда не сбежал и вверенная ему машина цела. Шофер Сенькин вообще находился в глупом положении, в которое люди попадают разве что в музыкальных комедиях. С одной стороны, шофер являлся дружинником (это он так грубо выставил Скифа и Мотикова из клуба), а с другой – пятнадцатисуточником и должен три раза в день – утром, в обед и вечером – являться к Петру Музею для освидетельствования. И шофер Сенькин не знал, как себя вести в присутствии скифов: как ровня им или как гроза хулиганов (утром, во время знакомства, Скиф прочитал ему нотацию о том, что пятнадцатисуточное начало должно в нем перебороть начало дружинников).

– Так вот я и говорю, – повернулся Скиф к Мотикову. – Как врежу я ему между глаз.

– Кому? – удивился чемпион.

– Кому, кому. Следи за ходом мыслей. Ему, тому самому. Вообще-то он хороший парень был, но уж больно лез нахрапом. Мы с ним один магазинчик обчистили. Полсотни банок трески взяли, пять охапок мороженою палтуса, ящик масла. Целый месяц в столовую не ходили.

Чемпион слушал, вытаращив глаза.

– Потом его по пьянке пришили. Двое наших за это дело под вышку пошли. Красиво шли, черти. Один маленький был, белобрысенький, а второй громила. Мотя, ты их помнили?

– Нет, – выдавил чемпион.

– Ну как же! Белобрысенького ты еще ножичком щекотал в переулке за Динку-ящерицу.

– Какую… ящерицу…

Скиф подмигнул шоферу.

– Видал? Даже не помнит. Для него это эпизод. Сколько драк было. В основном из-за баб. Бабник страшный. Но мне больше всех Динка-ящерица нравилась.

– Кхрр, – сказал чемпион. Глаза его все больше вылезали из орбит. По лбу от усиленной работы мысли тяжело ходили глубокие морщины.

– Или еще случай был, – продолжал Сашка. – Есть у меня дядюшка – профессиональный гипнотизер. Между прочим, ответственный секретарь Душанбинского отделения Союза гипнотизеров. Он меня с детства разным фокусам обучал, в гипнотизеры тянул. Ну вот. Научил он со временем меня кое-чему. Например, головы людям скрючивать. Хочешь покажу!

– Гы-ы-ы-ы, – засмеялся Сенькин.

Шофер слушал ахинею, которую нес племянник гипнотизера, раскрыв рот. Глаза его блестели. Очевидно, пятнадцатисуточное начало перебарывало дружинское.

– Ух ты, – сказал он, когда Скиф закончил рассказ о том, как он при помощи гипноза свернул одному голову. – Ну и житуха у вас там. Хвост не распускай – враз оттопчут. Не то что здесь. По мелочам больше. Морду когда кой-кому набьешь, погреб обчистишь. В райцентре еще ничего, там ребята стоящие есть. Недавно улица на улицу ходили. Раненых ужас сколько.

– Ты приезжай к нам в гости. Я тебя с Ящерицей познакомлю и вообще… соорудим что-нибудь. Может, банк почистим. Его давно не чистили.

– Ну я поехал, ребята, а то комбайн стоит.

– Дуй.

– Я приду вечером с бутылкой. Как у вас насчет этого дела, строго?