Алексей Гастев - Поэзия рабочего удара (сборник) Страница 22

Не было ни одного венка: все знали, что наждачная пыль, которую унес в своей груди старик, что эта пыль завтра пройдет сквозь могилу, загубит венок, и сердце толпы еще раз будет поругано.

На могилу положили тот самый наждачный камень, на котором работал покойный; это была его последняя воля.

На камне алмазом вырезали надпись:

«Агитатору „Черного предместья“, не знавшему слов».

Я люблю*

Я люблю вас, пароходные гудки,Утром ранним вы свободны и легки,Ночью темной вы рыдаете, вы бьетесь от тоски.

Я люблю тебя, убогий, грязный трюм,Этот бешеный подвальной жизни шум,То мятежный, то, как омут, зол-угрюм.

Я люблю тебя, суровая корма:Стоном песен рулевых ты вся полна,Но голубит и ласкает тебя вольная волна.

Я люблю и вечно хмурую трубу,Что все смотрит – не насмотрится в судьбу,Мрачно думает, вздыхает про борьбу.

Но всех больше полюбил я вас, сигнальные огни:В буре, в шторме вы гуляете одни,С горизонтов нелюдимых всем видны.

Эх, подымутся напасти злой воды,Мы помрем, подохнем с голода, с нужды,Онемеют все гудочки от беды.

Трюм затихнет, похоронит мятежи,Руль согнется, хоть держи иль не держи,Пароход погибнет в море мутной лжи.

Но огни сигналов наших будут биться на волнах,Потухать, но на отчаянных челнах,Умирать… но как призывный светлый взмах.

Все забудется, все можно потопить,Можно в глубях наше судно все сгноить,Не устанут только люди говорить,

Что смеялися огни над злым бичом,Не хотели сдаться буре нипочем,И метались перед смертью в море пламенным мечом!

Дума работницы*

Я сегодня утром по полю гуляла,Дожидалась в травке, как пробьет гудок.Я в тропинках дивных счастье все искала,Я в овражках чудный сорвала цветок.

Думала, мечтала, зорьку вопрошала,Не опять ли к нивкам брошенным пойти?Так в душе легко бы, вольно бы мне стало,Так легко бы счастье давнее найти.

Но пути-дороженьки все-то позабыты,Старый дом разрушен, сломан и сожжен,Милые речушки, прудики разрыты,Сон мой детский, ранний жизнью погребен.

Загулял, забегал, зазвонил призывно,Застонал надрывным голосом гудок:Встань скорей, работай быстро, непрерывно,Заведи сверлильный чистенький станок.

Ну, и не печалься, не гляди тоскливоВ старые сказанья, заглуши их стон,А беги к надеждам новым торопливо,Живо откликайся на машинный звон.

Ты укрась машины свежими цветами,Лаской, нежной грезой отумань, обвей.Смелыми оденься, обогнись мечтами,Алые знамена от станка развей.

Я полюбил*

Я полюбил тебя, рокот железный,Стали и камня торжественный звон.Лаву… Огонь беспокойный, мятежныйГимнов машинных, их бравурный тон.

Я полюбил твои вихри могучиеБурного моря колес и валов,Громы раскатные, ритмы певучие,Повести грозные, сказки без слов.

Но полюбил я и тишь напряженную,Ровный и низкий и сдержанный ход,Волю каленую, в бой снаряженную,Мой дорогой, мой любимый завод.

Мы идем!*

Мы падали. Нас поражали.

Но в муках отчаянных все ж мы кричали:

«Мы явимся снова, придем!»

Серые дни поползли по земле.

Попрятались красные зори, забытые надежды, был выжжен сомненьем порыв.

То яростно бился о камни, то черной тоской залегал по долинам ветер –

бездомный скиталец, таился и жался измученный.

Но все ж, собирая последние силы, он вихрем взвивался в заснувшие выси, тучи ленивые вмиг разрывал и показывал солнце;

падал стремглав он опять с вышины, буйно туманы в низинах кружил и свистом пронзительным день прорезал:

«Мы явимся снова, придем!»

Кутали землю, как трауром черным, душили тяжелые ночи.

Шарила в царстве своем, разгулялась костлявая смерть. Плакал дождем постоянно рассвет,

в саванах белых все шли без конца вереницы… Злые и жадные тени кружились над жертвой, ее поругали.

Вздох проносился предсмертный, глубокий, глаза потухали…

Но блеском последним все ж тьму прожигали:

«Мы явимся снова, придем!»

А на том берегу пировали.

Там – танцы, безумно веселые танцы.

На чьих-то могилах воздвигнуты новые замки. Музыка в диком угаре неслась:

«Он умер, он умер. Не встанет».

Пьяный разгул увлекал… увлекал до бессилья. Пир истомил их, устали они.

Мирно, покойно дремали.

Совсем безмятежное, тихое утро…

Вдруг с наших, казалось, умерших постов началась перекличка:

барабанили зорю.

Музыка замков дала перебой:

«Нет, не придет, не воскреснет».

Дала перебой и затихла. Совсем замерла ожиданьем… А с нашего берега звонко неслось:

«Мы снова, мы снова идем. Мы прямо с работы, мы с душных заводов, чумазые, с шахт и из темных подвалов. И прямо на светлый пир».

Светало… На замках тревожно играли и бились ночные огни.

А по небу шла, расходилась, как вольная песня, заря, то тихо верха облаков зажигала надеждой, то дерзким пожаром рвалась, огнем обнимала холодное небо.

Идем мы и дышим мятежной отвагой.

Просятся, рвутся, летят и поют переливы восторженных слов.

Мы идем! Нам нельзя не идти; встали мрачные тени недавно разбитых бойцов; поднялися живые преданья былого – сраженные раной отцы.

Мы за ними.

Совсем впереди, и сильней, и отважней, чем мы, зашагали пришедшие в жизнь молодые борцы.

А вот наши подруги – друзья по станку.

В руках они счастье свое дорогое – детей принесли. И смотрите: от груди едва оторвался ребенок, а делает радостный взгляд к небесам, вольные всплески ручонок, к новому миру он рвется.

Идем, и бежим, и несемся громадой своей трудовой.

Нас ничто не страшит: мы пути по пустыням, по дебрям проложим!

По дороге – река… Так мы вплавь! По саженям… отмахивать будем и гребнистые волны разрежем.

Попадутся леса… мы пронижем и лес своим бешеным маршем!

Встретятся горы… До вздохов последних, до самых отчаянных рисков к вершинам пойдем. Мы возьмем их!

Мы знаем, – заколет в груди… Но великое с болью дается.

Для великого раны не страшны.

До вершин доберемся, возьмем их!

Но выше еще, еще выше! В победном угаре мы с самых высоких утесов, мы с самых предательских скал ринемся в самые дальние выси!

Крыльев нет?

Они будут! Родятся… во взрыве горячих желаний.

О, идемте, идем!

Уже в прошлом – осенняя, дикая, пьяная ночь. Впереди – залитая волшебною сказкой, вся в музыке тонет, вся бьется, как юное счастье – свобода.

Идем!

Машина

Гудки*

Когда гудят утренние гудки на рабочих окраинах, это вовсе не призыв к неволе. Это песня будущего.

Мы когда-то работали в убогих мастерских и начинали работать по утрам в разное время.

А теперь, утром, в восемь часов, кричат гудки для целого миллиона.

Теперь мы минута в минуту начинаем вместе.

Целый миллион берет молот в одно и то же мгновение.

Первые наши удары гремят вместе.

О чем же поют гудки?

– Это утренний гимн единства!

Ворота*

Я целый год вас не видал. Дрожу и бегу к вам, черные трубы, корпуса, шатуны, цилиндры.

Готов говорить с вами, поднять перед вами руки, воспевать вас, мои железные друзья.

Я полон утра, солнца, я в золоте юности, передо мной без конца несется чудесное.

Иду на завод, как на праздник, как на пиршество.

Рабочий город залит, утонул в лучах. Ночная тьма плавится, и льется лавина, море, обвалы огня. – Пышущий, пылающий завод.

Линия корпусов послала огни в поле, к оврагам, зажгла холодную росу тысячами бисера.

Привесные фонари пробудили дремлющие болота. Вчера еще немые, они движутся, говорят, в осоках льется шепот светлых сказок.