Борис Бурлак - Реки не умирают. Возраст земли Страница 22

Улучив момент, Вера еще заглянула под обрыв: там, в кипении воронки, кружил вербный кустик, смытый вешним половодьем. Ах, как не хочется умирать в расцвете жизни... И когда за осинником вскочили другие пластуны, Вера, чтобы не ошибиться, на счет выстрелила четырежды, оставив на всякий случай два патрона, и вскинула отяжелевший наган к виску.

Этот последний ее выстрел звонко покатился по речному плесу. Ожог огня. Потом ожог ледяной воды. И больше ничего уже не почувствовала Вера. Ничего.

11

Взрослая девушка и тоненькая девочка-былинка стоят на высокой уральской набережной и смотрят, смотрят в степь, которая начинается за осокоревой рощей. И роща и степь отливают свежими красками — от мягко-зеленой на деревьях до густо-синей на горизонте. Ночью прошел дождь с первым майским громом: вся природа блистает под солнцем празднично, даже камни, отполированные ветрами.

— Неужели мама не придет? — тихо, сама себя, спрашивает девочка. Нет, она не плачет. Она с детской одержимостью верит, что мама не может не прийти. Она будет плакать потом, потом, когда живая, суровая жизнь отодвинет в прошлое эту черную весну.

— Придет мама, обязательно придет, — задумчиво говорит девушка и неловко отворачивается, поспешно смахивая слезы.

Так и стоят они вдвоем, не в силах уйти отсюда. Наконец старшая берет младшую за руку, они молча идут домой, в опустевший, флигелек близ кадетского корпуса. Дома старшая кормит девочку и, расцеловав, отправляется по своим делам. «Все как с мамой. Но где же мамочка...» Думает, весь, день думает Поленька, забившись в угол. Думает до тех пор, пока не устает, не забывается в томительном ожидании вечера. Ей теперь снится только одна мама, и она никак не может вернуться к яви, когда вечером склоняется над ней тетя Вася. Мамы все нет. Зачем же просыпаться?

Да, эти тайные свидания с матерью во сне будут многие годы поддерживать ее в трудную минуту...

...Веру нашли в Урале только через неделю, когда половодье вовсе спало и начали обнажаться на излуках песчаные бронзовые косы. Ее отнесло течением от того обрыва, где она встретила смертный час.

Эта печальная находка облегчила переживания Василисы Паниной и Николая Ломтева, Великанова и Акулова, Коростелевых и Башиловых. Никто не видел, как она погибла, и мысль о том, что Вера могла попасть в руки дутовцев, не давала никому покоя. Теперь все тревожные догадки рассеялись: окруженная пластунами, она выбрала для себя единственно возможный выход. В ее нагане, пристегнутом к ремню витым шнуром, Михаил Дмитриевич обнаружил один патрон и сразу понял, что Вера оставила его, боясь осечки.

Ее похоронили в братской могиле. Василиса привела на похороны Поленьку, но девочке не показали мать в гробу: зачем бередить маленькое сердечко искаженным видом матери. И Поля запомнила свою маму такой, какой она была в свой последний вечер: красивая, в кожанке, с наганом, затянутая новыми хрустящими ремнями.

Оренбург и в июне находился еще в осаде; белая конница продолжала наседать с трех сторон. Однако стало куда легче: в город прибыли Орский полк, отличившийся на реке Салмыш, Тверской коммунистический отряд, интернациональный батальон, бронемашины, даже воздухоплавательный отряд. На положении города начинало сказываться и успешное наступление Южной группы войск Восточного фронта: были заняты Бугульма, Белебей, Уфа. Совсем недавно Оренбург являлся точкой опоры для ударных армий Фрунзе, и вот, в награду за все пережитое, город сам мог опереться на их плечи.

К июлю боевая страда окончательно переместилась на север, на заводской Урал, который надо было непременно освободить до наступления зимы. Великанов получил назначение в Стерлитамак, где его ждала 20-я стрелковая дивизия. Ломтев вызвался ехать с ним.

Накануне отъезда они навестили домик Карташевой. Михаил Дмитриевич привез в подарок девочке сахару. Он сидел за столом, неторопливо листал семейный альбом Веры Тимофеевны. Одну из карточек, где она была снята в военной форме, он отложил на память. Долго рассматривал ее, то очень близко, то на расстоянии вытянутой руки. Уже пряча фотографию в сумку, с грустным чувством произнес:

— И ты красотою дивила, была и ловка, и сильна.

Панина живо вспомнила, что это стихи Некрасова. А Поля не знала, что это стихи, но дважды повторила про себя, чтобы не забыть.

Они пили морковный чай с сахаром. Ломтев думал свою думу, не вмешиваясь в разговор. Он тоже взял на память Верину карточку, но такую, где она была еще гимназисткой. Это заметила Василиса, и когда все поднялись из-за стола, она положила перед Николаем свою миниатюрку. Он поблагодарил, смутился.

Вышли провожать гостей на крылечко, откуда Вера любила глядеть за Урал. Василиса сказала об этом Великанову. Он горестно покачал головой, убрал ладонью со лба порыжевший чубчик и дал знак ординарцам. Те подвели коней.

Великанов устало сел в казацкое седло. Тогда Василиса решилась напомнить Николаю:

— Пиши оттуда...

Он с тем же смущением кивнул ей на прощание и молодецки вскочил на своего карего жеребчика.

Михаил Дмитриевич приветственно поднял руку, и всадники тронули застоявшихся коней.

Они рысью выехали со двора на улицу, ведущую к центру города. Уезжали в Стерлитамак, не зная и не ведая, что военная судьба забросит их скоро на юг — на деникинский фронт. Все еще было впереди — вся вторая половина гражданской войны, которая только приближалась к главному перевалу девятнадцатого года.

Василиса, уже не стесняясь Поленьки, достала батистовый платочек и принялась вытирать слезы...

Шли месяцы — июль, август, сентябрь. Конные корпуса Дутова были разгромлены в актюбинских степях. Через Оренбург днем и ночью проходили войска Туркестанского фронта. Весь город встречал председателя ВЦИК Калинина и командующего фронтом Фрунзе. Возбужденные событиями, Василиса и Поленька до заката солнца стояли на берегу Урала: воинские эшелоны растянулись один за другим от железнодорожного моста за Меновой двор, так часто переходивший из рук в руки.:.

Взрослую девушку и девочку не раз видели в ту позднюю осень на пустынной набережной. Девочка никла к девушке, своей единственной защите от житейских бурь, которые тоже еще были впереди. О чем думали они, неотрывно глядя на Урал? Девушка думала о Вере, о Николае Ломтеве, о Великанове, о самых разных людях, что прошли у нее перед глазами в тяжкие дни оренбургской обороны. Девочка думала только о милой маме: с течением времени тоска по ней начинала все больше мучить.

Взрослая девушка и тоненькая девочка-былинка... Что ждет их там, в глубине века, который, взяв разгон на Пулковских высотах, с каждым годом ускорял свой ход навстречу новым испытаниям?

ПОЛИНА КАРТАШЕВА

Речные берега — это скрижали истории.

Издавна российская история набело писалась кровью на берегах больших и малых рек. Так было и в годы Отечественной войны.

Реки соединяли множество боев в великие сражения. Тот же Сталинград силен Волгой, не говоря о битве за Украину на Днепре.

Реки самим Марсом облюбованы для жесткой обороны. В сорок первом — сорок втором годах они помогали бессмертным арьергардам выигрывать время. Однако в сорок третьем — сорок четвертом их всего труднее было выручать из плена: Берега всех рек, что мы перешагнули, — от Терека до Дуная, — выжжены черным тавром плацдармов.

О, плацдармы, воспетые в эпических поэмах!

Переправа, переправа!Пушки бьют в кромешной мгле.Бой идет святой и правый,Смертный бой не ради славы,Ради жизни на земле.

И все-таки наши реки старались помочь нам даже в наступлении. Как же? Чем? Да хотя бы подручными средствами. Многие реки пожертвовали для победы вековыми пойменными лесами, которые падали замертво под ноги штурмующих полков. Кто скажет, сколько мостов-мостиков было наспех переброшено на долгом боевом пути?

Великие реки Европы — точно крутая лестница, что вела на самую верхотуру горящего рейхстага. Когда случались остановки на «лестничных площадках», чтобы собраться с силами, фронт, залегая вдоль большой реки, срезал плацдармами ее своевольные, веками очерченные излуки, — для нового броска вперед.

На счету иных дивизий нет ни одного города, в освобождении которого они участвовали бы непосредственно, зато сколько форсировали рек и речек! Вспоминается, как шла рядовая линейная дивизия с трехзначным номером от перевалов Главного Кавказского хребта. Сначала она пересекала горные потоки, текущие в Каспийское море, потом широкую череду украинских рек, впадающих в Азовское и Черное моря. С ходу заняв очередной плацдарм, без танков цепко удерживала его под яростными бомбежками с утра до вечера. Когда же наконец подходили к наведенным переправам главные силы, то уже и не хотелось уступать им обжитый передний край.