Геннадий Семенихин - Летчики Страница 22

— Перехожу к оценке полета, — сказал он после небольшой паузы, — оба звена действовали без ошибок в технике пилотирования. Лучшей оценки заслуживает звено капитана Ефимкова. Сидите, товарищ капитан, — махнул он рукой, видя, что Кузьма Петрович намеревается встать. — У капитана Ефимкова всем предлагаю учиться искусству маневра, стремительности атаки. А главное — Ефимков вышел к цели за две минуты до времени нанесения удара и успел точно по плановой таблице поразить мишени. Попадания отличные. Звено Цыганкова, — с ударением произнес майор фамилию старшего лейтенанта, — по слетанности замечаний не имеет. Маневр тоже был построен отлично. И попаданий на одно больше, чем у группы Ефимкова. И все-таки не могу вывести отличную оценку. Несмотря на меткий огонь, ставлю всего-навсего «хорошо». Если выражаться школьным языком — «четыре с минусом».

Цыганков, сидевший за первым столом, беспокойно задвигался.

— За что же минус?

Мочалов прошел вдоль стола, раздельно проговорил:

— Старший лейтенант Цыганков, в какое время вы должны были атаковать цель?

— В девять сорок.

— А во сколько атаковали?

— В девять сорок три.

— Следовательно, с трехминутным опозданием?

— Так точно, товарищ командир, — подтвердил Цыганков. — Один из моих ведомых при выруливании и пристраивании задержался.

— Вот за то, что удар по цели был нанесен с трехминутным опозданием, я и снижаю общую оценку.

— Но ведь всего три минуты! — подал голос Спицын.

Мочалов метнул в его сторону недовольный взгляд.

— Командира перебивать не положено, — сухо заметил он.

— Слушаюсь, — привстал лейтенант, не опуская упрямых карих глаз под встречным взглядом Сергея. Майор вспомнил: в сегодняшнем полете Спицын шел рядом с Цыганковым и не отрывался от него во время разворотов и пикирования ни на метр. Лейтенант, что называется, играл машиной. Горячность летчика Мочалову тоже понравилась. Чем-то она напомнила ему собственную юность, первые годы службы в авиации. Майор заговорил мягче:

— Вы, лейтенант, вероятно, полагаете, что трехминутное опоздание с появлением над целью — мелочь? — Мочалов на минуту задумался. В памяти всплыло бурое поле фронтового аэродрома под Ржевом, сухие осенние листья на рулежных дорожках, и Сергей почувствовал — нет, не может он сейчас не рассказать об этом. — Вы жестоко ошибаетесь, лейтенант Спицын, — строго произнес он. — Три минуты в авиации не мелочь. Вспомните, какое расстояние проходит ваш самолет за три минуты? В бою три минуты могут решить успех. В сорок втором году из-за того, что прикрывающие нас истребители опоздали на четыре-пять минут, я потерял своего любимого командира капитана Голубева. Каким это было для всего истребительного полка суровым уроком!.. Летал я в ту пору на «Ильюшине». Нам, штурмовикам, поручили взорвать крупный склад за линией фронта. С истребителями прикрытия мы должны были встретиться при подходе к переднему краю, они взлетали с другого аэродрома. По неизвестным причинам истребители опоздали, и не намного, на четыре или пять минут. Возможно, и у них, как сегодня у Цыганкова, кто-то из ведомых задержался на выруливании, или не пристроился вовремя, всяко могло случиться. Мы появились над целью вдвоем с командиром, и были атакованы шестью «мессершмиттами». Им удалось сбить моего командира… — Мочалов машинально взял в руки белый мелок, лежавший на столике руководителя занятий, крепко сжал его между пальцами. — Хороший был у меня командир, товарищи офицеры. Душа-человек! У него песня была любимая: «Раскинулось море широко». Ох, и здорово ее пел! Весь полк заслушивался. Первые шесть раз водил он меня, неопытного, необстрелянного, в бой. Бывало, в небе от зениток туча: и «эрликоны» бьют и крупнокалиберные, а капитан Голубев по радио подбадривает в самую, казалось, для тебя тяжелую минуту: «Иди с маневром, ни черта не возьмет!» или: «Отверни вправо, слева зенитные разрывы, а не бенгальские огни». Красивый был капитан Голубев, белокурый, стройный. Жена у него осталась в Омске. Как он ее любил! Ни на одну медсестру не заглядывался. Если в бой летел, — в планшете с одной стороны карта, с другой фотография Лены… Так и погиб с этой планшеткой из-за четырехминутного опоздания истребителей. Крикнул мне по радио: «Идем в лобовую, не устоят!», и первым бросился на «мессеров». У «Ила» передние огневые точки мощные. Вы знаете. Длинная очередь — и один «мессер» кувырком вниз. Но в это время вторая пара зажгла его. «Сережа, прощай, — услышал я голос Голубева, — расскажи Лене!» Внизу по шоссе шла колонна танков. И он в нее с высоты, объятый пламенем…

Мочалов сжал губы, глубоко вздохнул. Говорить было трудно.

Никто из летчиков не шелохнулся.

— Нет вопросов? — спросил Мочалов. — Тогда разбор полетов закончен.

Молча, без обычных шуток и переговоров покидали летчики класс. Курчавый Спицын задержался, взволнованно глянул на командира эскадрильи.

— Товарищ майор, вы меня извините за необдуманную реплику.

— Ничего, Спицын, — улыбнулся Сергей. — На ошибках мы учимся.

Видавшая виды черная командирская «эмка», подпрыгивая, неслась от аэродрома к авиационному городку. Водитель включил «дворник», и тот со скрипом забегал по смотровому стеклу, сбрасывая налипающие хлопья снега. Примерно на половине пути между аэродромом и Энском подполковник Земцов заметил одинокую фигуру. Офицер шел ссутулившись, очень медленно, о чем-то, по всей вероятности, задумавшись. Услышав за спиной хриплый сигнал, он поспешно метнулся к обочине. Земцов приказал водителю затормозить и, распахнув дверцу, высунулся из машины.

— Цыганков! — окликнул он, узнав в пешеходе старшего лейтенанта, с которым еще не встречался в этот день. — Садитесь, подвезу!

— Спасибо, товарищ подполковник, — смахивая с лица кожаной перчаткой снежинки, отказался Григорий. — Я пешочком по воздуху дойду.

— Этак вы на обед опоздаете, — возразил Земцов. — Забирайтесь-ка в машину да меньше философствуйте. — Командир полка пытливо вгляделся в его осунувшееся лицо с погрустневшими черными глазами и появившимися под ними тенями. — Что-то не нравится мне ваш внешний вид, Цыганков. Чем огорчены?

— Ничем не огорчен, товарищ командир, — вяло ответил старший лейтенант.

— Не огорчены? — нахмурился Земцов. — Ну, Цыганков, вы относитесь к числу тех, кому трудно скрывать свое внутреннее состояние. — Земцов дождался, пока Цыганков сел в автомобиль, и опять спросил: — Так в чем же дело? — выпуклые глаза подполковника сверлили офицера. — С полетами у вас все в порядке, с партработой тоже. Дома что-то неладно, Гриша. Верно я угадал или нет?

Цыганков опустил подбородок на грудь, задумался и вдруг признался Земцову так и легко и просто, словно речь шла о чем-то самом обыденном:

— Неладно, Михаил Макарович.

— Выходит, угадал.

Машина остановилась у входа в летную столовую. Земцов боком вылез и, широко расставив крепкие ноги в меховых унтах, ждал, пока выйдет Цыганков.

— Словом, Гриша, идем обедать, а за обедом поделишься со мной своим горем, — переходя на «ты», решительно сказал подполковник.

Земцов приехал в столовую прямо с аэродрома. Войдя в опустевший зал, он снял с себя меховую куртку, повесил на вешалку шлемофон и планшетку.

— Садись напротив, чтобы я тебя видел, — пригласил он Цыганкова.

Короткими сильными пальцами Земцов развернул салфетку и повязал ее вокруг шеи, заткнул края за воротник офицерской тужурки. Появилась остроносенькая веснушчатая Фрося с белозубой улыбкой и ямочками на щеках.

— Ох, ты! — подмигнул ей Земцов. — Как мы сегодня принарядились! Это по какому же поводу?

На Фросе действительно было нарядное платье из тонкой лиловой шерсти с вырезом на груди и янтарная брошка в виде лепестков цветка.

— На танцы собралась, — призналась она просто, — в город, в Дом культуры.

— Добро, добро, — закивал лысой головой Земцов, — а мои мальчики тебя не обижают? Партнер на танцы есть?

— С Пальчиковым уговорились ехать.

— Смотри, он мужчина коварный, — рассмеялся Земцов. — Ну, а чем будешь сегодня кормить?

Фрося наизусть продиктовала меню. Земцов что-то заказывал и на первое, и на второе, и на третье, а Цыганков равнодушно смотрел по сторонам.

— Мне то же самое, — сказал он Фросе, вопросительно поглядевшей на него.

Когда Фрося вышла, Земцов взял небольшой кусочек черного хлеба, густо намазал его горчицей и стал жевать.

— По-студенчески, — улыбнулся он Григорию. — Чего же молчишь? Рассказывай о своих домашних неурядицах.

Цыганков нервно водил вилкой по скатерти. Спохватившись, положил ее на место.

— Слишком прозаическое дело, товарищ командир, не уживаемся.

— То есть как это «не уживаемся»? — переспросил подполковник. — Вы же еще и года не прожили вместе. Ты что, сутки, что ли, ее знал, прежде чем жениться? Сам же рассказывал, еще на школьной скамье вместе сидели. На свадьбе твоя жена на меня очень неплохое впечатление произвела. Разве только капризна несколько.