Михаил Колесников - Изотопы для Алтунина Страница 23

Самарин-резонер все время твердил, что мир держится на душевно стойких людях. И, возможно, это удерживало Алтунина от какого-нибудь безрассудного поступка: не позволяло, например, прекратить ковку и просто убежать из цеха.

Прежнего Алтунина больше не существовало. Был кузнец без прошлого и без будущего — просто кузнец с твердыми руками. Хотелось лишь одного: выстоять до конца смены.

В каком-то фантастическом романе он вычитал о поединке землянина с галактическим пришельцем, напоминавшим по цвету вареного рака. Дрались они на голубых дюнах. Победил землянин и тем спас все человечество.

И теперь пышущий жаром, вишнево-красный слиток напоминал Алтунину того самого злобного инопланетника, которого нужно победить во что бы то ни стало, дабы спасти честь бригады. О себе он уже не заботился. Все равно...

Он знал, что сейчас за ковкой напряженно следит весь завод. Директор справляется у главного инженера: «Ну, как там Алтунин?» Редактор многотиражки наверняка заготовил восторженную статью о победе бригады. А бригада уже понимала, что первый блин —комом. И хотя глаза рабочих были прикрыты темными очками, Алтунину чудилось осуждение в каждом их взгляде. И никто сейчас не в силах был помочь Алтунину: ни мастер Клёников, ни главный технолог, ни Самарин...

Сергей вышел из цеха, ни с кем не простившись. Ковку довел-таки до конца. Но что покажет контроль? Неужели полный провал?

Хотелось обвинять всех: и мастера, и технолога, и, конечно же, бригаду, хотя понимал, что все работали с полной отдачей.

«Чего ты трясешься, чего переживаешь? — спросил он себя. — Ведь это всего-навсего опытный вал... Опытный!.. Затем и ковали, чтобы найти нужный режим...»

Но успокоение так и не пришло.

Опытный вал турбогенератора увезли на контрольную площадку. А еще до того, стремясь найти оптимальный режим термической обработки, его нагревали до температуры выше критической и охлаждали то на воздухе, то в масле, то в закрытом колодце.

На контрольной площадке в валу насверлили десятки отверстий, инженеры вставляли в них контрольные приборы, разглядывали металл в бинокулярный микроскоп, вычерчивали температурные кривые. Там велась большая научно-исследовательская работа.

А Сергей в это время не находил себе места. Ему хотелось удачи, хотя он знал почти наверняка, что ее нет и чуда ждать не следует. Но случись удача, она сразу бы воодушевила бригаду, и люди поверили бы в нового бригадира. Алтунин хотел удачи именно для этого: не для себя, для них. Посветлеют лица, исчезнет разобщенность.

Пчеляков не выдержал, спросил Алтунина:

— Как там, на контрольной площадке, бригадир? Ребята переживают за ковку.

— Зачем переживать? Вал-то опытный!

Пчеляков ничего не ответил. Зато тут же заговорил Букреев. Он не то посоветовал, не то попросил:

— Вы бы, Сергей Павлович, как-нибудь стороной проведали... Ну, хотя бы через инженера Карзанова. Он ведь причастен к контролю.

— Будь по-вашему, — согласился Алтунин, — пойду к Андрею Дмитриевичу.

...Карзанов сидел в физической лаборатории, склонившись над каким-то чертежом. На приветствие Алтунина ответил с сарказмом:

— Наконец-то пожаловали! А я думал, вас украли. — Кивнул на стул, стоявший рядом. — Присаживайтесь, займемся делом.

Был Карзанов весь какой-то взъерошенный, с красными, припухшими веками. Ворот рубашки широко расстегнут, лицо несвежее, желтое, нездоровое.

— Знаете, чем я здесь занимался все эти дни? — спросил он, не отрывая взгляда от чертежа.

— Наверное, ловлей бета-частиц? — пошутил Алтунин.

— Я занимался вашей дикой идеей, вот чем!

Сергей ничего не понимал.

— Вроде бы за мной за последнее время такого не водится, — сказал он озадаченно и с легкой улыбкой. — Я сейчас веду безыдейный образ существования: кую.

— Ну, с безыдейностью придется кончать, — в тон ему отозвался Карзанов. — Хотите вы того или не хотите, а придется вам впрячься и тянуть еще один воз.

— О чем речь, Андрей Дмитриевич?

— Так вы же предложили автоматизировать свободную ковку с помощью изотопов безопасного цезия! Забыли? Бесконтактный способ...

— Вы же на корню зарубили мое предложение, это я точно помню. Дескать, аппаратура будет громоздкой и, кроме того...

Инженер сцепил пальцы рук, резко разнял их, усмехнулся.

— Я ошибался, только и всего... Да, ошибался. А вы были совершенно правы. Вы заставили меня поработать, черт возьми! По восемнадцати часов не вылезал из этой вот конуры и, кажется, кое-что сделал. Вы в состоянии слушать?

— Было бы невежливо с моей стороны отказать вам в этом. Люблю, когда мне объясняют мои собственные идеи. Начальник цеха это часто делает: «По глазам, Алтунин, вижу, что у тебя появилась идея закончить ковку раньше намеченного срока. Поднажми, ради бога».

— Громоздкой аппаратуры нам не потребуется! — сказал Карзанов с воодушевлением. — Ампулу с цезием можно закрепить на подвижной поперечине пресса, а счетчики — на подвижной каретке измерителя поковок... И никакого облучения. Вот схема всего устройства.

Карзанов схватил свинцовый карандаш и стал писать на полях чертежа замысловатые формулы, в которых Сергей не мог разобраться. Он молча следил за движением карандаша, упершись подбородком в сжатые кулаки.

Карандаш наконец остановился, и Карзанов спросил:

— Как вы все это находите?

— Если это поможет автоматизировать свободную ковку, нахожу все правильным! Особенно мне понравилась вон та формула с интегралом.

Инженер не принял игры. Он поднялся со стула, прошелся по комнате и застыл возле окна в задумчивости. Потом, повернув голову в сторону Алтунина, сказал негромко:

— Все оригинальные идеи сперва кажутся нагромождением взорванной породы, затем их шлифуют, придают им блеск. То, что я изобразил вам в виде формул, — пока лишь остов будущего изобретения. Нам придется много еще поработать.

Сергей сделал протестующий жест.

— Я-то тут при чем?

— Как то есть при чем? Идея!..

— Вы преувеличиваете, Андрей Дмитриевич. Я, разумеется, всегда готов помочь вам, но за эту штуку драться не буду, пока не пойму смысла ее.

Карзанов казался обескураженным.

— Вы не поняли смысла? Этого просто не может быть! У вас все-таки солидная подготовка. Ну, хорошо, могу объяснить все с самого начала. Или возьмите чертежи домой, вдумайтесь. Для наглядности можно даже смастерить модель... В ком, в ком, а в вас я никогда не сомневался! — добавил он горячо.

— Моя бригада занята сейчас выполнением государственного заказа, — отозвался Алтунин, несколько смущенный этим признанием. — Боюсь, что в данный момент не смогу помогать вам из-за нехватки времени.

Карзанов начинал сердиться. У рта обозначилась глубокая складка. Он присел к черному пластикатному столику, вытянул ноги, сказал устало:

— Вы сами увлекли меня, доказывая ненадежность контактного способа. А теперь в сторону?.. Я вас не тороплю. Подумайте!

Инженер скатал схему в рулон и почти насильно всунул ее в руки Алтунина.

Разговор был закончен. Но Сергей пока не выяснил главного.

— Андрей Дмитриевич, мы несколько дней назад сдали на контрольную площадку опытный вал турбогенератора, — сказал он. — Вы должны знать, какой результат. Бригада переживает...

Карзанов потер указательным пальцем надбровные дуги и как о чем-то далеком и несущественном сообщил равнодушным голосом:

— Вал? Да, да... Исследование закончено, результаты, знаете ли, неутешительные.

У Алтунина замерло сердце.

— А что там?

— Брак по состоянию осевого канала.

Сергей хорошо знал, что это такое: все равно, что трухлявая сердцевина в дереве.

— А отчего?

— Вот этого как раз никто еще не знает. Нужны длительные исследования. Мокроусов, однако, считает главной причиной переохлаждение заготовки в процессе ковки.

— На нас грешит?

— Выходит, так. Приготовьтесь к неприятному разговору с технологами.

— Я, как пионер, всегда готов.

Заученную эту фразу Алтунин произнес бодро, а на самом деле он совсем упал духом. Значит, провал...

Карзанов говорил еще что-то, но Сергей уже ничего не понимал и даже не слышал. Он вышел из лаборатории, сжимая в руках скатанный в трубку чертеж. В душе было смятение.

Что сказать в бригаде, как объяснить все?..

Неприятный разговор с технологами состоялся незамедлительно. Пришли на этот разговор Самарин и Мокроусов. Пришел Белых. Может быть, присутствие секретаря парткома облагородило совещание: никто ни на кого не кричал, страсти сразу же были введены в деловое русло.

В чем загвоздка? Легче всего, разумеется, свалить все на кузнеца. От него в данном случае требовалась высокая точность. Прежде всего Алтунин обязан был выдерживать температурный режим.

Ковать сталь при низких температурах порядка пятисот — шестисот градусов очень опасно: в этом интервале она обладает повышенной хрупкостью. При семистах градусах в стальном слитке возрастают внутренние напряжения. При температурах, превышающих тысячу двести пятьдесят градусов, в заготовке появляются крупные трещины —это пережог, неисправимый брак.