Агния Кузнецова (Маркова) - Твой дом Страница 23

Федя и Василина Михайловна до полуночи сидели в кухне и говорили о Стасе и ее родителях. А когда легли спать, оба не могли уснуть.

Против воли и сознания Василины Михайловны рождалось непрошеное чувство гордости за свою дружную семью. Ей хотелось увидеться с матерью Стаси, посоветовать ей как-то по-другому относиться к дочери. Ей хотелось поговорить со Стасей, доказать, что нужно возвратиться к родителям.

Чуть не всю ночь Василина Михайловна вздыхала в подушку, поворачиваясь с боку на бок. Она боялась, что Агриппина Федоровна перепоручит ребятам уговаривать Стасю возвратиться домой и сама не примет в этом горячего участия. Федя говорил, что Елена на стороне Стаси, и она может убедить ее не возвращаться к родителям.

Утром пришло неожиданное решение. Она ничего не сказала Феде, отпросилась с работы и пошла в школу, где училась Стася. «Федя так много рассказывал об Агриппине Федоровне… Она и должна помирить Стасю с ее родителями», – думала Василина Михайловна.

В школе она узнала адрес Фадеевой и пошла к ней домой.

Агриппина Федоровна сама открыла дверь.

– Я мать Феди Новикова, – нерешительно сказала Василина Михайловна.

Агриппина Федоровна улыбнулась ей, как старой знакомой, и пригласила пройти в комнату. У нее была маленькая чистая комната, просто обставленная. Новикова заметила множество книг в двух шкафах, на письменном столе и на полке над кроватью.

Женщины сели за стол и внимательно, с нескрываемым любопытством посмотрели друг на друга.

– Я к вам, Агриппина Федоровна, по важному делу, – начала Василина Михайловна. – Федюшка вчера сказал мне, что Стася Ночка из дома ушла… Вы не сердитесь на меня, вы учительница, а я простая, неученая женщина… Но ведь у вас ребят-то сотни, за всеми не уследишь, вот я и решила подсказать вам… чтобы Стасю-то вы с родителями помирили. Одни ребята ничего не сделают… Я хотела сама пойти к ним, да боюсь, дело испорчу. Они, по словам Федюшки, люди не простые.

Лицо Агриппины Федоровны засветилось. Она несколько мгновений молчала, соображая, стоит ли говорить Новиковой о том, что она сама приняла важные меры в отношении Стаси.

– Спасибо, товарищ Новикова, за совет, – сказала она, – я постараюсь сделать так, чтобы Стася вернулась домой и в семье Ночек началась другая жизнь.

– Вот и хорошо! – обрадовалась Василина Михайловна и поспешно поднялась, боясь, что своим присутствием отрывает учительницу от дела.

– Да вы сидите, сидите! – остановила ее Агриппина Федоровна, усаживая Новикову на прежнее место. – Нам с вами еще о многом поговорить нужно. Я поучиться хочу у вас: вон какого сына вы сумели воспитать!

– Что вы! Вам ли у меня учиться! – застенчиво сказала Василина Михайловна. Но слова Агриппины Федоровны доставили ей радость, глаза ее заблестели, и сдержанная улыбка еще более одухотворила лицо.

Они расстались тепло и просто, как старые друзья.

Глава девятнадцатая

Стася ночевала у Сверчковых. После ухода гостей она со слезами рассказала о случившемся Оксане Тарасовне. Та попробовала ее уговорить возвратиться домой, но Стася решительно отказалась. С того момента, как она с чемоданом в руках вышла из дому, ее не покидало щемящее, тоскливое чувство. Такое состояние бывало у нее всегда, когда она совершала нехороший поступок.

Утром вместе с Верой она пошла в школу. Стоило ей только переступить порог родного каменного здания, тяжести как не бывало. Она здоровалась с подругами. Все они весело кричали, не слушая друг друга, о том, как провели лето, где были, что видели… Прежде всего они побежали в чистый, светлый класс, на дверях которого теперь сияла надпись: «9 класс «Б». Стася не хотела, как прежде, сидеть сзади. Она бросила свой портфель на вторую парту и, стуча по крышке кулачками, закричала :

– Девочки, кто со мной?

Через ее голову на парту упал новый красный портфель, и рядом с ней уселась раскрасневшаяся, веселая Вера.

– Я с тобой!

Затем девятиклассницы гурьбой побежали осматривать школу. В прошлом году в коридоре не было пестрой дорожки и не стояли, стройно вытянувшись в ряд, покрытые белыми салфетками этажерки с цветами.

Девочки заглянули в зал. Здесь было прохладно и пусто. На сцене стоял новый рояль. Девочки вбежали в зал и начали танцевать. Вера играла на рояле, а Елена держала двери, не пуская любопытных младшеклассниц, которые примчались к залу на звуки рояля.

Вскоре зазвенел звонок. С веселым шумом все ринулись в класс и разместились по партам. Елена вбежала последней и, бросаясь за парту во втором ряду, сообщила:

– Евгений Тимофеевич!

Вслед за нею стремительной твердой походкой вошел химик Евгений Тимофеевич.

Несколько месяцев ученицы не встречались с ним и снова, как и каждый раз, кто видел впервые этого старого учителя, удивились его не по годам энергичному и бодрому виду. Евгений Тимофеевич был влюблен в химию и любовью своей заражал учениц. По окончании школы почти половина девочек девятого «Б» собирались на химический факультет.

– Садитесь, – сказал Евгений Тимофеевич, строгим взглядом ясных голубых глаз присматриваясь к ученицам. – Ну-с, отдохнули, посвежели, поумнели! Хорошо! Хорошо! А теперь снова за дело!

– Снова за дело! – прошептала Стася и второй раз в жизни почувствовала, что ей хочется учиться, хочется по-настоящему, не ради отметок, а ради знаний.

Вера достала из портфеля новую тетрадь по химии, раскрыла ее, села поудобнее в свою любимую позу, откинулась на спинку парты и приготовилась слушать новое, интересное, важное… Она умела сосредоточиться над тем, что делала. Когда она слушала преподавателя, все остальные мысли покидали ее. Она, смеясь, говорила подругам: «Сяду за парту и приготовлюсь, в голове станет пусто, хоть шаром покати. Это я освободила место новым знаниям, чтобы им просторнее было укладываться». И эти новые знания укладывались в ее голове в стройном порядке: сначала самое важное, потом второстепенное. Ничто не забывалось, не ускользало.

Стася, напротив, не умела сосредоточиться на чем-то одном. Она слушала и в этот момент рисовала, рисовала и думала о рисунке, или в голову ей приходили различные мысли… Она думала о своем и слушала объяснения учителя.

– Ну-с, приготовились? – спросил Евгений Тимофеевич.

– Приготовились, – дружно ответил класс.

– Начинаем! – весело сказал Евгений Тимофеевич.

В это время открылась дверь и в класс вошла заведующая учебной частью Марина Николаевна. Тихая походка, медленные движения, седые волосы говорили о том, что прожито ею немало лет. Она спокойно поздоровалась с ученицами и сказала:

– Извините, Евгений Тимофеевич, я на одну минутку. Ночка, – обратилась она к Стасе, – зайдите в учительскую.

– Ага! Пожалуйста! – недовольно сказал Евгений Тимофеевич и сделал гримасу, точно у него внезапно заболел зуб. Он терпеть не мог, когда перебивали его урок.

Стася вышла в сопровождении Марины Николаевны.

Елена переглянулась с Верой.

Стася знала, что внизу ее ждет мать. Она спускалась по лестнице, поглядывала на Марину Николаевну и ждала, что та начнет пробирать ее за уход из дома. Но та молчала.

В учительской в самом деле были Ирма Сергеевна и Павел Семенович Ночки. Они долго разговаривали с Агриппиной Федоровной и с Мариной Николаевной, а утром у них был генерал Сверчков.

Стася побледнела, остановилась в дверях и наклонила голову. Ирма Сергеевна вскочила и со слезами бросилась обнимать ее. Павел Семенович в волнении мял серую шляпу. По измученному лицу видно было, что он не спал ночь. Он казался маленьким и жалким.

– Доченька, мы с отцом все простили, все забыли, мы ни в чем тебе перечить не будем, только вернись домой… – умоляюще заговорила Ирма Сергеевна.

Павел Семенович поморщился: жена говорила совсем не то, что нужно.

– Стася, – сказал он, – генерал Сверчков и твои педагоги нас во многом переубедили, многое же ты сама поняла не так, как оно было на самом деле…

Стася молчала, все ниже наклоняя голову.

Агриппина Федоровна, Марина Николаевна и даже Стася отлично понимали, что двумя беседами Ночек не переубедишь. Может быть, взгляды мужа и жены во многом поколебались в этот день, но все же Павел Семенович сейчас говорил не от души, и от этого всем становилось не по себе.

Откровенного разговора, какой представляла себе Ирма Сергеевна, не получалось. Марина Николаевна вышла.

– Я думаю, Стася, дома ты обо всем договоришься с родителями, – сказала Агриппина Федоровна.

Стася заплакала и выбежала из комнаты.

– Придет, – спокойно сказала Фадеева.

– Не придет, – упавшим голосом отозвалась Ирма Сергеевна.

– Не придет, упрямая в меня, – сказал Павел Семенович, и по тону его голоса невозможно было определить, рад или не рад он этому.

Стася убежала в уборную, долго плакала там у окна, а потом так же долго мыла под краном лицо.

«Вот возьму и с моста брошусь в реку», – думала она, и хотя знала, что никогда не бросится в реку, тем не менее ярко представила себе, как будут убиваться мать и отец, чувствуя свою вину в ее трагической смерти. Она представила себе, как Вера зайдет в класс и скажет: «Девочки, а Стася…» Она не договорит и заплачет… И Стася снова всхлипывала и плакала от жалости к себе, к родителям, к подругам… Она также уже знала, что возвратится домой. Знала и хотела этого.