Адриан Романовский - Верность Страница 24

Услышав сигнал «обедать», Павловский спустился в кают-компанию. За столом Нифонтов сидел надувшись, не глядя на комиссара, и вел разговор с доктором о болезнях почек. Павловский понял, что старший офицер знает о разговоре со штурманом. «Тем лучше», — подумал он. Когда подали чай, вошел старший механик в чистом комбинезоне и, скользнув взглядом по лицу комиссара, доложил:

— Машина готова. Николай Петрович.

Нифонтов важно кивнул и приказал штурману:

— Вызывайте боцмана и рулевых.

Неторопливо допив чай, он медленно проследовал к себе.

Едва «Адмирал Завойко» стал на якорь на новом месте, из устья Ванпу, подобно серой ящерице, выскользнул первый американский эсминец. Выйдя на простор широкой, как море, Янцзы, он стал на якорь в стороне от фарватера. Вслед за ним вереницей пошли его однотипные собратья, такие же серые и юркие. На их палубах матросы и офицеры по-американски непринужденно стояли на своих постах.

— Вот бы нам такие! — вздохнул ревизор. — Тогда можно бы и с японцами потягаться.

— Чтобы управлять такими кораблями, надо много учиться. И дисциплина нужна, — наставительно заметил старший офицер, спускаясь с мостика.

— Не беспокойтесь, выучимся. И корабли у нас будут получше этих, — не удержался Павловский.

К вечеру вернулся командир. Павловский в присутствии Нифонтова откровенно рассказал ему о своей ошибке. Клюсс был взбешен, но сумел сдержаться.

— Часть вины за случившееся беру на себя, — резко сказал он. — А вам обоим пора научиться ладить друг с другом. Неуместно разыгрывать комедии на глазах у иностранцев. Потрудитесь это запомнить!.. Прошу ни на минуту не забывать, что сплоченность и взаимное доверие — главное и непременное условие пребывания за границей всякого военного корабля, а корабля Дальневосточной республики в особенности. Ведь наше положение пока очень неопределенное: как ещё нас здесь встретят?

Оставшись один, Клюсс задумался: вот и пришли в Шанхай со своими, порожденными революцией противоречиями. Нифонтов упрям и недальновиден. Павловский молод, неопытен, не с того начинает. Ему бы держаться просто, по-товарищески, не заниматься контролем на каждом шагу. Просвещать и воспитывать матросов, а за офицерами только приглядывать. А он поступает как раз наоборот: командой и её настроениями интересуется мало, прилип к офицерам. Держит себя вызывающе или мрачно молчит. Трудно мне с ним будет, если уедет Якум.

Трудно будет даже в том случае, если на корабле всё будет гладко. Прежде командир за границей получал все руководящие указания от консула. Консул был хозяином, а командир только его вооруженным слугой. Теперь консула нет. Миссия? Что это, за организация? Понимают ли там, в какие условия попадает военное судно не признанного империалистами государства в иностранном порту?

Он думал о семье, оставленной в белогвардейском Владивостоке, о неопределенности будущего «Адмирала Завойко» и его экипажа, о предстоящих встречах с китайскими и иностранными властями. Хорошо ещё, что он здесь не один. С ним Якум, разумный и авторитетный руководитель, связанный с Центральным Комитетом, высшим органом партии большевиков. Партии, уже четыре грозных года стоящей у руля возрождающейся России.

Последующие два дня красили борт, надстройки, шлюпки. Чистили медь, подгоняли новое обмундирование, доставленное в срок аккуратным мистером Каном. Все понимали, что по внешнему виду корабля и его экипажа иностранцы будут судить о новой России. На пятый день стоянки в Вузунге из Пекина пришло извещение миссии Дальневосточной республики о том, что сделано заявление китайскому правительству о приходе в Шанхай военного корабля для ремонта, что шанхайским властям даны благожелательные инструкции и что ремонт «Адмирала Завойко» поручен Кианг-Нанскому правительственному арсеналу. Нифонтов на шлюпке осмотрел корабль со всех сторон и остался удовлетворенным.

Настал час съемки с якоря. На мостик взошел вызванный Тирбахом портовый лоцман, оказавшийся старшим сыном Лухманова, известного русского капитана-парусника, арестованного белогвардейцами во Владивостоке. Было начало прилива. Воды Ванпу на миг замерли, и вдруг река потекла вспять — от моря в глубь страны. Подхваченные приливным течением, потянулись вверх буксирные пароходы с караванами барж, джонки, большие шаланды, управляемые одним кормовым веслом. Обгоняя их, пошел по течению и «Адмирал Завойко».

Прошли плавучий маяк и приземистые бетонные форты китайской крепости, запирающей вход в реку. Разглядывая занесенные илом поперечные свайные преграды для самоуглубления фарватера, штурман спросил Лухманова:

— Это китайцы придумали?

— Китайцы. И очень давно.

— Здорово! — заметил комиссар. — А их считают отставшей нацией.

— Не за это считают, — возразил лоцман, — за то, что сейчас они ничего не придумывают и в технике отстали на столетия. Смотрите, джонки, например. Конструкция такая, как и тысячу лет назад. Тогда они были значительно мореходнее и маневреннее каравелл Колумба. А сейчас странно, что ни на одной из них нет мотора. До сих пор весло и мускульная сила.

Павловский внимательно рассматривал лавировавшие поперек фарватера китайские джонки с нарисованными на бортах огромными рыбьими глазами. Нет! Ничего современного в их облике найти нельзя.

Навстречу по обеим сторонам реки ползла низкая зеленеющая равнина, изрезанная оросительными каналами и канавками. Чернели небольшие деревушки за обмазанными глиной бамбуковыми плетнями, а местами — за кирпичными и даже каменными стенами. Темно-зеленая хвоя криптомерии и сосенок вокруг могил предков и маленьких кумирен оживляла ландшафт. На полях, как гигантские цветы, желтели соломенные шляпы полуголых земледельцев, старательно обрабатывающих свои крохотные участки. Везде мотыги и бамбуковые сохи. Дома и домики, поле за полем тянулись бесконечной чередой — огромная, уходящая за горизонт, густо заселенная деревня с плодородной, щедрой землей и убогими жилищами.

Наконец вдали показалось дымное облако — предвестник большого города. По берегам реки потянулись пирсы, заводы, склады, доки. Стальные громады океанских пароходов, окутанные парами и дребезжащие лебедками, скрывали причалы и толпы грузчиков. Повсюду английские, американские и японские флаги. Шум механизмов, крики кули, перетаскивающих на бамбуковых коромыслах тысячи тонн заморских грузов, мощные буксиры у высоких бортов судов — везде суета кипучего труда. Чистенькие деревянные паровые катера, блистая выдраенной тиковой палубой и медяшкой, развозят по реке дирижеров этого концерта иноземной техники и китайской мускульной силы. Они сидят развалившись в отутюженных светлых костюмах и белых тропических шлемах, изнывая от жары.

— Вот это порт! — восхищенно воскликнул Нифонтов.

— Грузооборот Шанхая больше, чем Кантона, Тяньцзиня и Сватоу, вместе взятых, — с гордостью сообщил Лухманов.

Но вот река повернула влево, и справа, по берегу её широкой излучины, сверкнули зеркальными стеклами и мрамором облицовок фасады зданий Бэнда — набережной, цитадели торгового капитала империалистов. Как бы подпирая её жерлами длинноствольных орудий, посредине реки стояли на бочках военные корабли.

Первым прошел темно-серый, почти черный японский крейсер «Цусима», с золотой хризантемой на форштевне. Русская и японская труба пропели друг другу вежливое «захождение», офицеры отдали честь, команды стали «смирно».

За ним высилась громада американского бронированного крейсера «Саус Дакота». На его грот-мачте развевался синий с белыми звездами адмиральский флаг. Выкрашенный в светлый, голубовато-серый цвет, с четырьмя высокими трубами и стальной ажурной фок-мачтой, унизанной прожекторами, он сильно дымил, собираясь к вечеру покинуть Шанхай вслед за ушедшими в море флотилиями эскадренных миноносцев. Снова трубы пропели «захождение», но на американском корабле матросы стали «смирно» только на верхней палубе. В батареях царил галдеж, полуодетые моряки сидели, свесив ноги в открытые орудийные портики, и отпускали громкие замечания, указывая на русский корабль пальцами. Стоявшие на юте американские офицеры с застывшим на лицах безразличным высокомерием, казалось, не замечали скандального поведения своих подчиненных.

— И это адмиральский корабль! — воскликнул Нифонтов. — Ну, знаете, от американцев я этого не ожидал.

— Да, нелегко им уйти из Шанхая, — отозвался Лухманов, — здешняя полиция везде ищет дезертиров. Задержанных собирают в батарейной палубе под караул морской пехоты. Вот и получается заведение.

— И многие удирают? — полюбопытствовал комиссар.

— Сейчас многие. Газеты обещают близкую японо-американскую войну. Азиатская эскадра обречена: её в первые же дни легко и без потерь потопит японский линейный флот. Вот «америкэн бойс» и прячутся за юбки женщин всех национальностей, а их в Шанхае достаточно. Когда Штраус[12] уйдет, они вылезут на свет божий и начнут устраиваться в Шанхае или других городах. Платили им за службу основательно, и деньги у них есть.