Владимир Тюрин - Право на риск Страница 24

Когда лодка совсем уже подошла к бонам и открылась глазам бухта и обступившие ее дома, Логинов попросил Березина:

— Давайте-ка я швартоваться буду, Геннадий Васильевич. Хорошо? Незачем гусей дразнить. Знаете, поляки шутят, что невозможно что-либо предвидеть, особенно на ближайшее будущее.

Поход, из которого возвращалась С-274, был, в общем-то, заурядным, коротким, и поэтому ее никто не встречал. Ни комбриг, ни флагманские специалисты. Матросы со стоявших у пирсов лодок совсем обыденно приняли швартовые концы, да прибежал на пирс дежурный по живучести. И то лишь затем, чтобы предупредить Егорова о том, что тот сегодня вечером сменяет его на дежурстве.

Адмирал еще не вернулся из Москвы, и Щукарев продолжал командовать в его кабинете. Настроение у него сегодня было созвучное погоде — солнечное. Утром он, воспользовавшись адмиральским прямым телефоном, позвонил в Москву, и друзья сообщили, что представление на него уже в Совете Министров и что к празднику Военно-Морского Флота, а возможно и раньше, он станет контр-адмиралом. Как говорится, дело в шляпе!

Итак, «все хорошо, прекрасная маркиза, все хор-рошо, все хор-рошо-о». Юрий Захарович, пружинисто подрагивая мышцами ног, неспешно прошелся по просторному кабинету, довольно потер руки, улыбнулся, отдернул занавеску, за которой стояла «тревожная» койка адмирала, и посмотрелся в висящее над ней зеркало. Он представил себе, как на его крутых плечах будут смотреться адмиральские, с тонкой, зигзагом, золотой строчкой погоны, и подумал, что ничего, будут смотреться, товарищ контр-адмирал Щукарев.

Час назад ему позвонил вернувшийся с моря комбриг Голубев и сказал, что вместе со своим начальником штаба прибудет к Щукареву сразу же после обеда. И дал понять, между прочим, что лодкой командовал какой-то вахлак, который в последние сутки даже и не пробовал пройти через их противолодочный рубеж.

— Знаешь, рыпался, рыпался, а потом понял, что с нами бороться безнадежно, и угомонился.

Тон Голубева вообще-то задел Щукарева, но поскольку этим «вахлаком» был Березин, то Щукареву настроения Голубев не изгадил. «Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо… все хор-рошо…»

В кабинет, постучавшись, вошли Логинов, Радько и Золотухин. По дороге сюда они договорились держаться купно, вместе. Так, на всякий случай…

— Ну-ну, герои подводнички, заходите, заходите. Докладывай, Николай Филиппович.

Смущенный вид Логинова красноречиво говорил о том, что прорваться через голубевские рогатки они так и не смогли.

Логинов приложил руку к козырьку фуражки и почему-то подчеркнуто официально доложил, что задание выполнено, Порт-Счастливый «заминирован», подводная лодка вернулась в базу без замечаний. И еще что экипаж С-274 готов к выполнению… И так далее, и тому подобное.

Щукарев, ничего не понимая, переводил взгляд с одного на другого. Он видел, что Логинов напрягся в ожидании, что лицо Золотухина чуть тронула улыбка и он тут же опустил взгляд в пол и что Радько откровенно неуважительно ухмыляется и с интересом разглядывает Щукарева.

— То есть как это выполнили? Мне же Голубев час назад звонил. — И вспылил: — Чего вы ваньку-то валяете? Я вам что, мальчик? Ишь развеселились, пародисты-юмористы! — Его задел усмешливый взгляд Радько, его ухмылка. Он нутром почувствовал, что они что-то таят, недоговаривают. — Докладывай, Логинов, чего вы там навоевали!

Николай Филиппович молча разложил на столе кальку маневрирования лодки, фотоснимки Порт-Счастливого, сделанные через перископ, и, обменявшись быстрыми взглядами с Золотухиным, спросил Щукарева:

— Разрешите докладывать?

— Сам разберусь, — буркнул Щукарев и склонился над столом.

Одного его опытного взгляда было достаточно, чтобы все понять и оценить величину риска, которому подвергалась лодка. И не только она. Но и он сам, Щукарев. Ему даже стало жарко от внезапно охватившего страха, было такое ощущение, как будто он только что чуть было не угодил в бездонную пропасть. Ему даже показалось, что он все еще слышит мягкий шорох осыпающихся камней.

— Та-ак… — Это «та-ак» ничего хорошего не предвещало. — Вы, дорогие первопроходцы, что же думаете, что вокруг вас дураки живут? Одни вы умные? Вы никогда не задумывались над тем, что всякий запрет на крови нашей морской густо замешан? Так кто же дал вам право нарушать этот запрет? Рисковать жизнью людей?

— Но мы же доказали, что там можно пройти в подводном положении, — попытался возразить Логинов.

— Ничего вы не доказали! Вы прошли? Да. Случайно. А завтра, глядя на вас, туда еще кто-нибудь попрется и останется там. Что вы их женам и матерям скажете?

— Юрий Захарович, — попробовал вставить словечко Золотухин, — Березин все очень внимательно…

— Опять этот Березин! — взорвался Щукарев. — Я запрещаю даже называть его фамилию! Я его… — Он зашевелил губами, придумывая кару для Березина.

Его попробовал урезонить Радько:

— Давайте поговорим спокойно, Юрий Захарович.

— Спокойно?! Посмотрел бы я на вас, что заговорили бы вы, попадись к вам в подчинение такой вот Березин. Я от него ни днем ни ночью покоя не знаю! Теперь, видите ли, его через Буйный под водой понесло… А если он нас завтра взорвать надумает? А? Нет, с меня хватит, сыт им по горло. Вот так! — И черканул себя ладонищей по кадыку.

Но Золотухин все-таки хотел вступиться за Березина.

— Я считаю…

Но Щукарев перебил его:

— Считать будете, когда вместо меня командовать бригадой начнете. А пока хозяин здесь я. Я! — Он потыкал себя пальцем в грудь. — Я отвечаю за бригаду. Они вот, Логинов, Березин и иже с ними херувимы, наколбасят, а влетит мне. Не вам, уважаемый товарищ Золотухин. Ваша воспитательная и прочая работа всегда будет в ажуре, всегда найдете соответствующие бумажки, чтобы прикрыться. Так что позвольте считать мне. Вот так-то! — Щукарев понимал, что зарвался, что шумит он и обижает Золотухина зря, но остановиться у него уже не было сил. Слишком уж напугал и разъярил его Логинов.

Радько слушал и не верил самому себе. В отделе кадров они знали, конечно, что Щукарев грубоват, нетерпим, но не на столько же дремуче! Кроме того, он был оскорблен. Не считаясь ни с его присутствием, ни с тем, что и он, Радько, тоже в какой-то мере причастен к тому, что произошло в море, Щукарев отчитывал Логинова, а заодно и его, как неразумных мальчишек. И Радько твердо решил, что он сегодня же доложит командованию про эту сцену надлежащим образом.

Однако вступать в пререкания со Щукаревым он не стал, так как в запале Щукарев мог и его послать куда-нибудь подальше, а этого Радько никак допустить не мог. Авторитетом надобно дорожить.

— Так вот я, — Щукарев сделал ударение на «я», — считаю, что поторопился представить товарищей Логинова и Березина к повышению в должности. Сейчас я это упущение исправлю. — Дрожащими от возбуждения руками он отпер сейф, порылся там среди бумаг, отыскал представления и жирно перечеркнул их синим карандашом. — Соответствующий приказ о лихачестве я напишу завтра. Можете идти. — Щукарев отвернулся от них, раздернул занавеску, закрывающую карту театра, и принялся на ней что-то внимательно изучать.

Логинов собрал со стола документы, виновато улыбнулся продолжавшим стоять Золотухину и Радько и вышел.

— Может, вы нам все-таки предложите присесть? — начал заводиться Радько. Худое лицо его посерело и заострилось. Глаза за толстыми стеклами очков сузились, превратились в амбразуры.

Щукарев продолжал молчать.

— Вы не забывайтесь, товарищ капитан первого ранга, мы все-таки старшие офицеры, а не кухарки.

— А я вас не задерживаю, — через плечо бросил Щукарев. — Можете и уйти.

— Хорошо, уйдем. Но о вашем оскорбительном поведении я доложу в штабе флота.

— Докладывайте… — Щукарев понимал, что теперь ему терять уже нечего, с Радько отношения изгажены всерьез и надолго, и он больше не щадил ни себя, ни его. — И доложите заодно, что вы, представляя на С-274 штаб флота, не только не пресекли легкомысленные действия командира и старпома, но даже попустительствовали их преступному лихачеству, поощряя их авантюры.

— Хорошо, доложу и это. — Радько переглянулся с Золотухиным, и они оба направились к двери. Уже выходя, Золотухин задержался и спросил:

— Разрешите мне завтра съездить в политуправление флота?

— Хоть сейчас.

— Благодарю вас.

Закрылась за ними дверь, Щукарев отошел от карты, тяжело плюхнулся в кресло и бездумно уставился взглядом в зеленое сукно, покрывавшее адмиральский стол. В голове было пусто и угнетающе тревожно.

— Идиот! — вполголоса обругал он себя и зло хрястнул кулаком по столу.

Конечно же, идиот! Этих-то, Логинова и Березина, правильно раздолбал. Правильно. Будут знать. Но зачем вот нахамил Радько? Щелкопер этого не простит, какую-нибудь козью рожу подстроит. Это уж точно. А вдруг он сегодня же позвонит своим приятелям в кадры в Москву?! И тогда тю-тю звание… И-ди-от! Мешкать больше было нельзя. Надо что-то срочно предпринимать. Но что?