Юрий Слепухин - У черты заката. Ступи за ограду Страница 25

Выкурив сигарету, он успокоился. Интересно, как обернутся его дела в Нью-Мексико. Устройся он сейчас, и через год-другой можно будет выписать Трикси в Штаты… Он достал из бумажника маленький — размером в спичечную этикетку — портретик, завернутый в целлофан. Синие ночники под потолком давали слишком мало света, Фрэнк зажег спичку. На лице его появилась блаженная улыбка. Он смотрел, пока спичка не обожгла пальцы, потом бережно спрятал фотографию и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза и продолжая широко улыбаться.

Часть II

Ты этого хотел, Жорж Данден

Нет, все равно ничего не выйдет. Негромко выругавшись, Жерар швырнул кисть и вышел из ателье, хлопнув дверью. Через час начнет темнеть, день снова потерян. Будь оно все проклято!

И хоть бы кто-нибудь сказал ему, в чем дело. Хоть бы какой-нибудь сукин сын смог объяснить, что с ним происходит! Та же рука держит кисть. И те же краски, будь они прокляты, лежат на палитре. А на холсте получается не то! На холсте вообще получается неизвестно что — дерьмо, мазня, нечто вялое и бездушное. Дохлятина, одним словом. Да, так всегда бывает, когда начинаешь себя насиловать, когда работаешь без желания.

Это и есть самое страшное. У него просто нет желания писать. Возможно, это объясняется неудачами, а может быть и так, что неудачи объясняются нежеланием. Заколдованный круг! Композиция не нащупывается, даже колорит стал как будто беднее — изменяет ему, что ли, чувство цвета?

Кто-то рассказывал однажды про охотничьих собак: если пойнтеру сунуть в нос керосиновой тряпкой, он надолго теряет нюх. Может быть, и с ним произошло нечто похожее после этого проклятого заказа Руффо? Или просто все дело в том, что он долго не писал, почти полгода? Раньше у него не бывало таких долгих перерывов в работе. Раньше… Впрочем, раньше вообще все было по-иному.

Жерар закурил и подошел к окну, с ненавистью глядя на бегущие по стеклам дождевые струйки. Идеальный день, чтобы повеситься… По крайней мере, не станешь себя жалеть — такого, как ты есть, каким ты себя видишь в подобные моменты. Что ты, в сущности, собою представляешь? Духовный импотент, протоплазма, вообразившая себя гением. Что тебе сейчас нужно? Материально ты обеспечен — неважно, как это получилось, у всякого из нас есть в биографии малопривлекательные страницы. Это не богатство, на черта тебе нужно богатство, ты никогда к нему не стремился, но это возможность спокойно работать — то есть как раз то, о чем ты мечтал полгода назад как о самом большом счастье. Но сейчас ты снова недоволен. Ты же этого хотел, Жорж Данден, — какого дьявола тебе еще нужно? И уж совсем скверно получается с Элен…

Из прорезей решетки, скрывающей вделанный под окном калорифер, струится волна теплого воздуха, подхватывая и стремительно унося вверх табачный дым. С утомительным однообразием бегут по стеклу изломанные струйки воды, перегоняют друг друга, сливаются, снова раздваиваются. Дождь не утихает — нудный, зимний дождь, льющий уже вторую неделю. Через улицу, как и полгода назад, на фоне свинцового неба четко выделяется огромный круг рекламной автопокрышки. «Только Файрстон для вашего автомобиля». Через час она вспыхнет зеленым и оранжевым пламенем и будет пылать всю ночь, гигантским неоновым маяком указывая людям путь к счастью — совсем легкий и недолгий путь, если ваше авто катится на покрышках именно этой марки…

Зазвонил телефон. Устало волоча ноги, Жерар подошел к столику и снял трубку:

— Алло, я слушаю… А, это ты, Беба…

— Ола, Херардо, ты еще работаешь? Знаешь, я задержалась у парикмахера, только сейчас выскочила, представляешь — высидеть почти три часа в этом курятнике? У меня от болтовни и сплетен распухла голова. Слушай, Херардо, ты не хочешь пойти в кино? Очень интересный фильм, американский, «Убийцы из космоса». И сегодня последний день. Пойдем? Это в «Гран Рекс», на Коррьентес. Серьезно, приезжай, я сейчас возьму билеты. Ладно?

— Знаешь, шери[13], я что-то неважно себя чувствую…

— А что такое? — Голос Бебы прозвучал встревоженно.

— Да нет, ничего такого, ты не беспокойся, просто голова немного побаливает. Я сегодня много работал, может поэтому. Ты сходи сама, а потом мне расскажешь. Согласна?

Беба помолчала, потом сказала немного обиженным тоном:

— Ну, как хочешь. Я тоже могу не пойти, если тебе не хочется.

— Зачем же тебе пропускать фильм, если ты хочешь его посмотреть. Я с удовольствием пошел бы, если бы не эта голова.

— Ну хорошо, я пойду сама, если так. Я пойду сейчас, на шестичасовой, позже будет трудно с билетами. Херардо, если захочешь обедать без меня, возьми в холодильнике вчерашнюю курицу, разогрей ее как она есть, в кастрюльке. Только добавь немного…

— Да нет, — перебил ее Жерар, — я подожду тебя, сейчас не хочется. Ты вернешься к восьми?

— Приблизительно. Хорошо, тогда подожди, пообедаем вместе. Голова сильно болит? Бедненький! Слушай — в спальне, на туалете, в стеклянной коробочке есть хениоль, прими сейчас же таблетку, или лучше две сразу.

— Хорошо, приму, — послушно ответил Жерар. — Ты не задерживайся, ладно?

— Нет, я сразу домой. Ну, будь здоров. Я тебя поцеловала — слышишь?

В трубке действительно послышалось что-то похожее на поцелуй, линия разъединилась. Жерар осторожно положил трубку. Походив по комнате, он уселся в угол дивана и прикрыл глаза. За такую женщину, как Элен, любой нормальный мужчина пошел бы в огонь, а вот он… Впрочем, если бы понадобилось, он тоже пошел бы за нее в огонь, но это уже просто из чувства долга. Жерар зябко поежился, вжимаясь в спинку дивана. В комнате холодно, но для того, чтобы повернуть регулятор калорифера, нужно встать и сделать несколько шагов. Ну его к черту.

Читать не хочется. Думать — еще меньше: все равно ни до чего веселого не додумаешься. Но и не думать тоже нельзя, — человеческий мозг не так устроен, чтобы можно было выключить его нажимом на кнопку. Вот разве что нажимом на курок. Жерар усмехнулся, не открывая глаз. При всех моих милых качествах, я все же не настолько труслив. В сущности, знаменитый вопрос датского принца всего лишь казуистическая попытка представить акт трусости актом высшего героизма:

…Что благороднее — в душе сносить безмолвноУдары стрел судьбы жестокой или,Подняв оружье, с легионом бедПокончить разом? Умереть, уснуть…

Да, это называется делать хорошее лицо в плохой игре. Подумаешь — «с легионом бед покончить разом»… С собой-то ты покончишь — это так, а беды останутся. О, черт возьми, какая дрянь лезет сегодня в голову…

Жерар подошел к стеллажу, порылся в книгах и, не найдя ничего привлекательного, включил приемник. Зелеными рядами цифр вспыхнула шкала, через несколько секунд послышались вкрадчивые шорохи, потрескиванье, переливчатый свист. Зевнув, он повертел ручку настройки. Завывающий грохот джаза, атмосферные разряды, унылый голос, читающий по-португальски какое-то сообщение, наверняка официальное, снова неистовые вопли саксофонов и еще чего-то шумного. Потом завопила женщина, завопила истошным голосом, какой можно услышать только в передачах «Театр у микрофона». «Потише, малютка», — гангстерским басом угрожающе прохрипел мужчина. Малютка заорала еще отчаяннее, потом стала хрипеть — ее, по-видимому, душили. Красная линия индикатора скользнула влево, и в комнате вдруг во всем своем великолепии зазвучал старый кастильский язык Сервантеса. Жерар, уже собравшийся выключить радио, облокотился на стеллаж, вслушиваясь в торжественную чеканку слов, казалось специально созданных для того, чтобы раздаваться с кафедр под гулкими готическими сводами.

— Знай, друг Санчо, — важно говорил ламанчский идальго, — что весьма в моде среди странствующих рыцарей древности было делать губернаторами своих оруженосцев в завоеванных царствах или островах, и не мне нарушать столь похвальный обычай; скорее я думаю его превзойти, ибо те часто — и, пожалуй, чаще всего — ждали, пока их оруженосцы состарятся, и лишь тогда давали титул графа или по крайней мере маркиза какой-нибудь долины или большей либо меньшей провинции, тогда как если мы с тобой будем живы, очень может быть, что не пройдет и шести дней, как я завоюю такое королевство, которое имело бы другие, к нему прилежащие и годные для того, чтобы венчать тебя королем одного из них…

— С позволения вашей милости будь сказано, — почтительно перебил рыцаря пузатый оруженосец, — и меня и жену мою Хуану Гутьеррес куда больше устроил бы участок земли в курортной зоне Ла-Тересита на атлантическом побережье. Превосходные участки с рассрочкой платежей до десяти лет продает фирма «Сьеррамар» в самых живописных…