Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1 Страница 26

Входит Кваша.

Кваша (стал перед Степаном, выразительно жестикулирует, явно ругаясь про себя). Что?

Степан. Не знаю.

Кваша. Как?

Степан. Не знаю.

Кваша. Сукин ты сын! Разве тебя надо убивать?! Тебя надо жарить на примусе! Вот-вот, таланты, гении… Азия! Левша[38] какой нашелся! (Подходит.) Тебе учиться надо, сукин ты сын! (Отошел.) Он клещи сделал — в кислотных ваннах работать… клещи, которые не подвергаются окислению. Взял и сварил кислотоупорную сталь, нержавеющую сталь. Ты понимаешь хоть как-нибудь, что ты сделал, нахальный подлец? За тебя, за дурака, миллионы рублей в любой стране заплатят. Ты же дал металл, всеми качествами превосходящий золото. Неужели ты никак ничего не понимаешь! (Сел.) Как ты варил эту сталь?

Степан. Да варил я ее, дьявола… в тигле сам варил. А как варил — не помню.

Кваша. Где эти клещи?

Степан. Какой-то охломон спер.

Кваша. Сам ты охломон!

Входят Знаменский и Глеб Орестович.

Знаменский. Привет!

Глеб Орестович. Здравствуйте, сталевар! Как плавка?

Кваша. Он и сам не знает, что варит… Ты расскажи, как было дело.

Степан. Ну чего ты ругаешься, товарищ Кваша? Вроде я виноват или вредитель… Ну хорошо, ну при чем я?.. Приходит ко мне Дрызгун: «Так и так… Свари, говорит, мне, Степка, сталь какую-нибудь такую, чтоб ее кислоты не могли взять, а то, говорит, в ваннах клещи рвутся. Что ни день — подавай новые». Я говорю: «Пару пива поставишь?» — «Поставлю. Идет?» — «Заметано!» Ну, я, между прочим, помарковал. Дело вроде на интерес. Ну, значит… как говорится, составил шихту… (Смотрит на Квашу.) Ну чего вы меня ругаете? Сварил ее, дьявола! Действительно… клещи — во! На большой палец. Дрызгун мне пару пива поставил, а клещи сперли. Дрызгун опять ко мне приступает: «Так и так… сперли, гады. Свари». Я говорю: «Пару пива поставишь?..»

Кваша. Видите?

Степан. Ну, второй раз мне уже не подвезло. Ни черта не получилось, и Дрызгун тоже на меня осерчал.

Знаменский. И пару пива не поставил?

Степан. Нет. Не поставил.

Кваша. Пару пива ему поставил Дрызгун!.. За пару пива мировое открытие сделал! Сек бы я тебя розгами.

Степан. Чего вы на меня наступаете?.. Ну ладно… ну сварим… Мой отец только по церковнославянски царя Давида нараспев умел читать, а булатные стали варил какие! Сварим ее, в Америку занимать не пойдем.

Знаменский. Америка не владеет этим секретом.

Степан. Америка?.. Не может быть.

Глеб Орестович (подходит). Вот что, сталевар… Мы образуем тройку. Я (указывает на Знаменского), товарищ Знаменский, вы, химик, термист, практик-мастер. Вы согласны?

Степан. Это даже здорово.

Глеб Орестович. Мы не можем так это дело оставить. Никон Владимирович, вы химик, ваше знание языков…

Знаменский. Кое-что даст, конечно, английская литература, но… после выплавки соберемся в лаборатории. Начнем систематическую работу. Вы… Степан, верите в успех этой выплавки?

Степан. Вроде верю, вроде не верю…

Знаменский. Будем смотреть… Во всяком случае, я готов работать. (Уходит.)

Кваша (отходя с Глебом Орестовичем). Какой анализ вчерашних слитков?

Глеб Орестович. Абсурд! Вот… (Вынул записную книжку.) Посмотрите, что вышло… Но есть идея… Хром дает себя знать. Видите?

Они, усевшись, тихо разговаривают, рассматривая записки. Вбегает плавильщик Облом.

Облом (Степану). Мастер… Пом-маешь? (Делает жест, точно забрасывает в печь шихту.) Пом-маешь? (Изображает, как он сквозь очки следит за плавкой.) Пом-маешь? (Дал знак, чтоб закрыли печь.) Пом-маешь? Стою… (Показывает, что он закурил.) Пом-маешь? Не впервой… И бум-трам! Душу, сердце… Пом-маешь?

Степан (очень спокойно). Не может быть.

Облом. Факт.

Степан (подошел). Сгорел?

Облом. Пом-маешь? (Показал, что печь сгорела).

Степан. Раскрыл свой паяльник… «Пом-маешь?..» (Пошел.) Обезьяна сибирская! Угробил!

Облом (горестно). Загнал. (Пьет воду из бака).

Степан идет в одну сторону, Облом — в другую.

(Кричит вверх.) Э-э!.. (Опять пьет воду.) Вот пом-маешь… (Уходит.)

Входит директор с топором в руках, за ним — Баргузин, Хрусталев.

Директор. Ну, хозяева, сели… На, товарищ технорук, пощупай… Сели. (Подает Кваше топор.) Получили с испытания. Москва сообщает, после испытания подписан генеральный договор со стальным концерном ДВМ. Так-то, металлурги! Иностранная зависимость. Топора путного сделать не умеем, а хорохоримся. Сковородки делать будем или урильники.

Кваша. Глеб Орестович, что же это значит?

Глеб Орестович. Такой же вопрос я вам могу задать.

Кваша (директору). Заграничные образцы прислали?

Директор. Вам в кабинет сложили.

Кваша. Надо посмотреть.

Директор. Идите посмотрите.

Глеб Орестович. Необходимо тщательное изучение.

Директор. Изучайте.

Кваша. Невероятно.

Глеб Орестович. Но факт.

Кваша. Факт.

Кваша и Глеб Орестович идут. Кваша остановился, рассматривает топор. Директор, Хрусталев, Баргузин поднимаются наверх, в комнату заводской редакции, где работает редактор Давид. Он беседует с Рудаковым.

Наверху.

Рудаков. А в заключение моей беседы для вашей заводской газеты я бы сказал так, просто и ясно, чтобы рабочий-читатель понял мою мысль. Ну что ж! Постигла нас неудача с топором. Мы теперь вынуждены для рубки наших лесов выписывать продукцию концерна ДВМ. Тяжело. Дорого. Невыгодно. Знаем. Но своей продукции нет. Возникает вопрос: что же делать? На этот вопрос я отвечаю… И вот тут, товарищ, надо осторожно написать, чтобы сразу не пугать людей. Примерно так: здесь будут необходимы сложные и крупные мероприятия, может быть, капитальные строительства… не знаю. Во всяком случае, мы во имя общих наших задач должны будем жертвовать частными интересами этого завода. Вот и все.

Хрусталев. Ну?

Директор. Как здорово нам заграница-то по морде дала! А? Помню, на Алтае вот так же нас Колчак двинул. Я вам скажу, и бил же — по морде, по морде… Молодец!

Давид. Кто?

Директор. Колчак. Выучил! А то мы тоже хорохорились. На знамя буквы нашили: «Шестая часть земли». А какая там, к черту, шестая, ежели вся завоеванная территория была только под ногами!

Хрусталев. Что же будем делать, директор?

Директор. Урильники делать надо, урильники. Ходовой товар. Стальные урильники для ответственных работников, вроде нас с тобой.

Внизу.

Работницы несут на носилках землю.

Первая работница. Им что! И весь завод спалят.

Вторая работница. Спалят.

Первая работница. Сукины дети!

Вторая работница. Не сукины дети, а вредители.

Первая работница. Факт.

Уходят. Проходят мартеновцы. Возбуждены.

Голоса. Говорю гадам: «Смотрите, гады!» Но не слушают, гадовые души!

— Остановят цех!

— А ты думал…

— Пожгут электропечи, а потом за мартен возьмутся!

Имагужа. Бульно никураша… Бульно никураша. Зачим мастир Аблум себе брал планка давать? Зачим, говорю, Аблум выдвигалка даешь? Давай мине выдвигался. Аблум — дурак-башка. Ему выдвигалка дает, рабочий разговор ни делает. Бульно никураша. Директор звать давай, на участок сажать, тюрьму сажать, сукин сын, подлюка!

Уходят.

Наверху.

Директор (просматривая записи беседы с Рудаковым). Рано, товарищи, рано такие вещи опубликовывать. Панику на заводе поднять легко, а вот тушить ее кому?