Владимир Тюрин - Право на риск Страница 26

Закрылась за лейтенантом дверь, а в каюте будто повеяло свежестью. Логинов подошел к Березину и со счастливо-задорной улыбкой сказал:

— Только во имя этого уже стоит рисковать и жить.

Стоит, конечно, но перспектива стать командиром подводной лодки для Березина стала сегодня намного более призрачной, чем когда бы то ни было. Удалой баран не ходит без ран.

В пятницу Золотухин побывал в политуправлении флота и беседовал с членом Военного совета, Логинову о содержании ее ничего не сказал. А в понедельник утром пришла радиограмма, что Логинова и Березина к 15.20 вызывает к себе «на ковер» командующий флотом. Кинулись они искать подплавский катер, но оказалось, что на нем уже ушел в штаб флота Щукарев. То ли не знал, что и их тоже пригласили туда, то ли ушел без них умышленно, не захотел их обоих видеть. Пришлось добираться до штаба флота на «Комете».

Вместе с ними увязался и сын Логинова — Павел. Он был непонятно в кого долговязый, по-мальчишески нескладный, но уже уверенный в себе и одержимый мечтой стать офицером-подводником. Как отец. Сейчас он добирался в город, чтобы купить кое-какие радиодетали. Он считал, что каждый флотский офицер обязан знать радиодело, сигналопроизводство и иметь хотя бы второй разряд по самбо. Последнее очень важно: честь флотского офицера надо уметь отстоять.

Все трое дружно молчали. Павел, воспитанный в строгости и вообще по натуре молчаливый, сидел напротив отца и смотрел в стремительно проносящуюся за окном «Кометы» воду. Его снедало беспокойство: шла уже вторая половина июля, а до сих пор все не было и не было вызова из училища.

Молчание нарушил Березин. Он шумно вздохнул, будто подвел итоговую черту под своими раздумьями.

— Да-а… Колесо фортуны, кажется, встало на капитальный ремонт. Ну, что ж, комфлота не выдаст, комбриг не съест.

— Ну-ну, Геннадий Васильевич, осторожнее на поворотах. Не забывайте, что как бы там ни было, а Юрий Захарович все-таки мой учитель и друг. — Логинов приструнил Березина хоть и шутливо, но вполне серьезно. — Но в общем-то, командующий мужик рисковый. Вас, по-моему, тогда на флоте не было, когда он пришел к нам служить. Буквально накануне его прихода «сталинцам» ограничили глубину погружения: на одной из лодок делали контрольное сверление корпуса и обнаружили, что он подызносился. Иногда бывает такое — попали точно в центр коррозионной раковины, ну и пошла-поехала. В техупре[5] испугались и снизили глубину погружения чуть ли не вдвое. Вот так и ползали мы, чуть рубку замочивши. Прознал про это командующий и на свой страх и риск на С-15 произвел глубоководное погружение на предельную глубину. Сам в лодке был, а всю свою свиту сопровождающих на берегу оставил. На всякий случай, чтобы не рисковать людьми понапрасну. Ну и все прошло благополучно, а нам опять разрешили нормально плавать. Так что, как видите, и ему не чужд риск. — И добавил, лукаво рассмеявшись: — Возможно, и не выдаст…

— Знаете, какой-то остряк сказал, что хорошо смеется тот, кто смеется без последствий, — усомнился Березин.

Павел слушал, переводил взгляд с одного на другого и догадывался, что у отца произошло что-то неприятное, но он ничего не говорил ни маме, ни ему, делал вид, что ничего не случилось. И этот сегодняшний срочный вызов к командующему флотом…

Нет, тут что-то не так… Об этом можно было судить и из немногословного разговора отца с Березиным.

— Бать, что-то случилось у вас на лодке? — тихо, чтобы никто другой не услышал его вопроса, спросил Павел. Военную тайну он хранить умел. А какой мальчишка, выросший в гарнизонах, не знает их?

Отец и Березин переглянулись.

— С чего это ты решил?

— Да по вашему виду. Вздыхаете тяжело, приглашение к командующему не радует. Дядю Юру ругнули.

— Ишь ты, Шерлок Холмс. Дедукция плюс интуиция? Нет, сынище, все в порядке. Просто Геннадий Васильевич новый тактический прием использования лодок предложил. А командующий им заинтересовался. Кстати, в последние дни я то в море, то занят и все забываю у тебя спросить, как с училищем. Вызов прислали?

— Да нет пока. Я и сам волнуюсь, как бы не опоздать.

— Не опоздаешь, — заверил сына Николай Филиппович, — я сегодня же туда позвоню, выясню, в чем дело.

— Вы в какое училище поступать собираетесь? — спросил Павла Березин.

— В имени Фрунзе. Его папа заканчивал.

— И я тоже.

— При вас, Геннадий Васильевич, в училище не был распространен шутейный устав военно-морских жен? — спросил Логинов.

— Как же, был. Вот только содержание его не помню по своему холостяцкому положению.

— Там есть такой пункт: «Жена морского офицера воспитывает ребенка, прививая ему любовь к отцу и Родине, отвращение к морю и лютую ненависть к врагам». Наша мать не справилась с этой своей обязанностью. Отвращения к морю Павлу не привила.

— Она старалась, пап, — усмехнулся Павел, — да ты пересилил.

В приемной командующего флотом адъютант, худенький и аккуратный мичман, попросил их подождать — командующий пока занят. В приемную то и дело заходили адмиралы, капитаны первого ранга, другие начальники, и чтобы не вскакивать каждый раз при их появлении, Логинов и Березин встали у боковой стенки за дверной портьерой, за которой их не было видно.

А в эти же самые минуты перед огромным и пустым, как биллиардный, письменным столом командующего тоскливо переминался с ноги на ногу Щукарев. От его всегдашней молодцеватости не осталось и следа: только что прямо при нем командующий позвонил в Москву начальнику управления кадров военно-морского флота и попросил, если это еще возможно и удобно, притормозить представление на Щукарева к контр-адмиральскому званию. Судя по реакции командующего, на том конце провода пообещали придержать. «Придержат… — печально и зло подумал Щукарев. — Отбирать — не давать, всегда проще».

Командующий, осанистый и совсем еще не старый мужчина, красивый какой-то особой мужественной красотой, внешне очень напоминал артиста Мордвинова в роли Котовского: та же стать, орлиная гордость во взгляде и, самое главное, тоже был обрит наголо «под Котовского». Он положил телефонную трубку, привычно огладил левой рукой гладкую блестящую макушку и пронзительно взглянул на Щукарева.

— Военный совет флота допустил ошибку, представив вас, товарищ Щукарев, к адмиральскому званию. Будем ее исправлять. Если вы уже сейчас позволяете себе так вести, то чего же можно ожидать от зарвавшегося адмирала?

Щукарев почувствовал, как внутри него что-то мягко рухнуло, отдавшись слабостью в коленях. Ноющей обидой засаднило сердце: «За что?!.. Я ли не тянул как вол?!..» И тут же на душе горькой пеной начала взбухать неудержимая ярость на Золотухина: как только Щукарев вошел в кабинет командующего и увидел на штативе, на котором обычно развешивают карты, лист ватмана с аккуратно вычерченной схемой маневрирования С-274 в Буйном, он сразу же понял, что здесь уже побывал его замполит. И схема маневрирования, и вообще все, что сейчас происходило в этом большом и гулком кабинете, все — дело его рук. Накапал, сукин сын, члену Военного совета… Недаром тот так и сверлит глазищами.

Член Военного совета, такой же крупный, как и командующий, но значительно постарше возрастом, и впрямь был разгневан, но гневался он больше не на Щукарева, а на самого себя: о грубости Щукарева, его нетерпимости он уже слышал не раз, не раз собирался его пригласить на беседу, но за разными неотложными и более важными делами все как-то не доходили руки. И вот дождался скандала…

— Мне, товарищ Щукарев… Товарищ Щукарев! — Щукарев настолько углубился в свою обиду, что забыл даже про командующего, и тот вынужден был окликнуть его. — Так вот мне совершенно непонятны мотивы вашего отношения к действиям командования двести семьдесят четвертой. Вы опытный подводник, прошли всю войну, казалось, вы должны были бы пропагандировать маневр Логинова, поставить в пример другим командирам четкость и продуманность его действий. Вместо этого вы устраиваете дикий разнос своему заместителю по политчасти, офицеру штаба флота, наказываете Логинова, его старпома. За что?! Почему?! Вы мне это можете объяснить?

— Так точно, товарищ командующий, могу. Логинов и Березин нарушили правила плавания на театре. Я считаю, что любое отступление от требований руководящих документов противозаконно и преступно. А они нарушили запрет на плавание в Буйном, шли на неоправданный риск. — Щукарев настолько увлекся, что не заметил, как командующий порывался что-то сказать, открывал рот. Щукарева было не остановить. — Если каждый в армии начнет переиначивать законы по собственному усмотрению, надумает переосмысливать их критически, то армия превратится в вооруженный сброд, товарищ командующий. Идя на совершенно неоправданный риск, и это мое глубокое убеждение, Логинов совершил проступок, в корне подрывающий основы воинской дисциплины. — Щукарев начал переводить дух, и командующий, воспользовавшись паузой, спросил: