Вилис Лацис - К новому берегу Страница 29

Главным же достижением было то, что удалось всколыхнуть общественную мысль и привлечь внимание широких слоев населения к этой борьбе, в которой господствующий класс окончательно раскрыл свое звериное лицо; увидев его во всей неприглядности, народ никогда не позабудет его, никакие льстивые заверения, никакая ложь не обманут больше честных людей страны.

5

Когда Артур поступил в среднюю школу,[15] многие жители уездного городка иронически посмеивались. Мастерица Эперман совершенно открыто издевалась над Ильзой:

— Подумайте только, добрые люди, что эта женщина выдумала: сама гладит господское белье, а из мальчишки хочет сделать барина!

А Лемкин осуждающе покачивал головой и ворчал:

— Скоро каждый бедняк начнет задирать нос до небес. Такую гордыню господь бог не оставит безнаказанной, вспомните мои слова.

Ильза не находила сочувствия и среди простых людей. Им казалось, что она взяла на себя непосильное бремя.

— Проучится годика два в средней школе, и окажется невмоготу… — рассуждали они. — Придется бросить ученье на полпути. Лучше бы определила парня к какому-нибудь мастеру, научился бы он ремеслу. Сапожники, кузнецы и шорники сегодня больше нужны, чем люди, умеющие работать за письменным столом; интеллигентных безработных в Латвии и теперь много, и каждый год прибавляются тысячи новых — рижская биржа труда не успевает регистрировать их.

Нельзя сказать, чтобы Ильза не подумала об этом, прежде чем решила вопрос о дальнейшем пути Артура. Однажды вечером, завернув к Карклиням, она посоветовалась с мужем приятельницы-прачки. Одно плечо у Карклиня было ниже другого, как у всех носильщиков тяжестей, но этот невысокий плечистый человек всегда держал голову гордо поднятой, и в уголках его губ, прикрытых светлыми усами, часто появлялись морщинки добродушной улыбки.

Его никогда не видели пьяным, не в пример многим другим рабочим лесопилки; если кто из его молодых товарищей позволял себе какую-нибудь грубоватую шутку и пытался блеснуть скабрезным остроумием, Карклинь спокойно указывал ему, что такие вещи не к лицу рабочему человеку.

— Возможно, хозяевам и хочется, чтобы мы жили и вели себя, как скоты, но я думаю, не стоит доставлять им этого удовольствия.

Ильзе он сказал:

— Пусть барыньки насмехаются над вами. Разве нашим детям не пригодится образование? Это ничего, что сегодня много безработной интеллигенции, ведь мы будем жить не только сегодня, но и завтра. Надо думать о будущем. Тем, кто не имеет возможности приложить свои силы сегодня, они пригодятся в будущем.

Почти то же самое сказал и Ян, когда Ильза в середине лета встретилась с ним в тюрьме.

— Посылай Артура в школу, Ильзит. Не жалей средств, жертвуй всем и не сомневайся: образование пригодится ему больше, чем деньги.

После этого Ильза больше не колебалась, и вскоре Артур поступил в среднюю школу.

В летние каникулы Артур уходил на заработки. Последние два лета до окончания начальной школы он нанимался пастухом к окрестным кулакам, а когда подрос, стал подрабатывать то на ремонте дорог, то на посадке леса, то на реке у сплавщиков. Лето 1933 года он проработал полубатраком у одного кулака. Но, несмотря на все старания, мать и сын едва сводили концы с концами. Яну в тюрьме тоже надо было помогать. Небольшие сбережения, сделанные в прежние годы, быстро растаяли, и подчас Ильза не знала, чем заплатить за учение Артура и за квартиру. До последней возможности урезали они расходы: обходились собранными осенью грибами и картошкой, которую Ильза получала за работу в кулацких усадьбах по вечерам и в воскресные дни. Масло и мясо они видели только по воскресеньям. Артур уже вырос из одежды, ему нужно было теплое зимнее пальто, но приходилось терпеть до лучших времен. В средней школе, где учились по большей части дети зажиточных родителей, бедность Артура резче бросалась в глаза, но он спокойно переносил пренебрежительное отношение девочек и не обращал внимания на дерзкие замечания сынков богачей по поводу его подозрительного происхождения, а то, что его прозвали «красным», доставляло ему удовольствие. Главное, надо было хорошо учиться, а в этом отношении даже самый придирчивый учитель не мог ни в чем его упрекнуть: из года в год он оставался лучшим учеником в классе.

Так подошел февраль 1934 года. Осенью Артуру исполнилось восемнадцать лет, и теперь он учился в предпоследнем классе средней школы. Высокий, худощавый, с шапкой густых волос, с несколько угловатыми плечами, он выглядел почти уже взрослым парнем.

Однажды, вернувшись из школы, Артур сел писать сочинение по латышской литературе. На лестнице раздались тяжелые шаги, в дверь постучали, Артур вышел в кухню и, отодвинув засов, приоткрыл дверь: перед ним стоял незнакомый широкоплечий мужчина на полголовы выше его.

— Вам кого? — спросил Артур, не совсем ясно различая в полутьме лицо человека.

— Скажите, здесь живет Ильза Лидум? — спросил незнакомец.

— Да, — ответил Артур, — Ильза Лидум — моя мать.

— Значит, я не ошибся. Мне надо видеть вас обоих.

— Мама придет только часа через два, — сказал Артур. — Если можете подождать — пожалуйста, прошу… — и он широко растворил дверь.

— Времени у меня достаточно, — ответил незнакомец. Войдя в кухню и почти касаясь головой низкого потолка, он огляделся, потом взглянул на Артура, улыбнулся ему и тихо промолвил: — Здравствуй, Артур…

— Здравствуйте, — смущенно ответил Артур. Теперь, когда он разглядел лицо пришельца, его коротко остриженные волосы и ласковые голубые глаза, в голове его мелькнула неясная догадка.

— Вы знаете мою мать? — спросил Артур.

— Конечно… — снова улыбнулся пришедший. — А ты разве не узнаешь меня? Вот какой у меня племянник!

— Дядя Ян? — вырвался у Артура радостный возглас; он бросился к Яну, схватил его огромную руку, тряхнул раз десять подряд, все время взволнованно шепча: — Дядя Ян… наконец-то ты вернулся… вот мама обрадуется!

Ян Лидум обнял его за плечи, слегка притянул к себе и сказал:

— Вернуться-то вернулся… Но надолго ли?… Ты помнишь, как сидел когда-то у меня на колене — на одном ты, на другом… Айвар?

— Как же, помню, — ответил Артур. — Мы с мамой часто вспоминаем тебя.

— Да… — вздохнул Ян. — Тогда и Айвар, наверное, кое-что помнит.

Артур помог Яну снять старое серое полупальто, повесил его в углу кухни и повел гостя в комнату. В тот вечер нечего было и думать об уроках. Артур не сводил глаз с дяди, и чем больше он глядел на него, тем больше убеждался, что Ян Лидум действительно таков, каким он его представлял. Какой рост и какие могучие руки! И какое спокойствие, какая твердая уверенность в каждом его движении, в каждом слове! Одиннадцать лет просидел он в тюрьме, а держится прямо, как двадцатилетний юноша, хотя позади у него уже сорок два года… и какие годы! Только в коротко остриженных волосах уже появилась проседь.

— Расскажи о своей жизни в тюрьме, — попросил Артур.

— За стеной кто-нибудь живет? — спросил Ян.

— С этой стороны нет, — пояснил Артур. — Можем разговаривать свободно.

И Ян рассказал ему о том, что представляет собой тюрьма, как живут и учатся политические заключенные, о большой голодовке, взволновавшей несколько месяцев тому назад всю Латвию, и о непрестанной борьбе с тюремной администрацией. Конспиративная почта, потайные места — «молены» — в камерах, «звериные клетки» и карцеры и собственный радиоприемник в радиаторе центрального отопления… Каждое слово было откровением для Артура. Слушая рассказы дяди, он мечтательно улыбался, глаза у него блестели. Ян и Артур совсем не заметили, как пролетело время, и приход Ильзы показался им неожиданным.

Какой счастливый, радостный был этот вечер! Ильза снова и снова подкладывала еду на тарелку Яна, угощая его всем, что у нее было. В честь возвращения брата она купила в лавке белый хлеб и полфунта масла.

Хорошо зная, как относятся правители белой Латвии к политическим заключенным, отбывшим срок наказания, Ян не был уверен, что его завтра же не арестуют. Поэтому он хотел возможно лучше воспользоваться днями своей относительной свободы. Сразу же по выходе из тюрьмы он выполнил несколько заданий Центрального бюро тюремной парторганизации: встретился в Риге с некоторыми членами организации, возобновил связи с одной из подпольных групп, потерявшей после недавних арестов связь с руководством, и собрал нужные сведения о двух недавно арестованных товарищах, которые было чрезвычайно важно получить Центральному бюро. Все приходилось делать с величайшими предосторожностями, соблюдая строжайшую конспирацию, потому что охранка, несомненно, следила за каждым шагом выпущенного на волю Яна. Про эти дела он, конечно, ни словом не обмолвился в разговоре с Артуром и Ильзой.