Алексей Котенев - Грозовой август Страница 29

Волобой хотел повторить вопрос, но тут генерал обернулся и сказал:

— А пехоты впереди вас не будет. Таранить Большой Хинган придется вам. Так решил командующий фронтом. Ваши бригады пойдут в первом эшелоне.

Волобоя и Жилина удивило столь необычное оперативное построение армии. Танки всегда вводились в действие лишь после прорыва укрепрайона, как эшелон для развития успеха. И вдруг первое слово предоставляют танкистам!

— Это что-то новое, — тихо сказал Волобой. — На Западе поступали по-другому.

— Хе-е, батенька мой, — пробасил Державин. — Использовать фронтовой опыт — это не означает смотреть назад. Именно фронтовой опыт и заставляет нас принять такое решение.

И он начал объяснять, почему командование фронта решило дать первое слово не артиллерии, не пехоте, а именно танкам. По имеющимся данным, главные силы Квантунской армии находятся в центре Маньчжурии — в Чанчуне, Мукдене, Жэхэ — это за четыреста-пятьсот километров от перевалов Большого Хингана. Примерно на таком же расстоянии от перевалов находятся и наши силы. Значит, с первой минуты войны начнется борьба за то, кто первым выйдет к перевалам и завладеет горными проходами. Опередить японцев, располагающих сетью внутренних дорог, могут лишь наши подвижные войска. Танки не будут использоваться для прорыва Халун-Аршанского укрепленного района, на который японское командование возлагает большие надежды. Укрепрайон надо обойти и сразу двинуться к перевалам.

Пока толковали о предстоящей операции, авангард бригады Волобоя подошел к Хайсандой-Нуру. Комбриг простился с Жилиным и пошел к своим танкистам. Викентия Ивановича Державин попросил остаться. Оглядев его красными от пыли и бессонных ночей глазами, спросил:

— Ну, выкладывай, Викентий, что нового? Как настроение? Одним словом — рассказывай все по порядку.

— Настроение, как говорят наши бутугурцы, — выше хинганских гор.

— Понятно. Что из дому пишут?

Русанов рассказал коротко о хабаровских новостях: о преобразованиях в Дальневосточном научно-исследовательском институте лесного хозяйства, о намерении старшей дочери перейти на работу в Амурское отделение Тихоокеанского института рыбного хозяйства и океанографии, потом достал из кармана гимнастерки письмо от брата.

— Об отце твоем брат любопытные вещи сообщает. Старик начинает влюбляться в приамурскую тайгу. «Экое, говорит, раздолье! И рыбы, и дичи, и ягод вдоволь». К пасеке пристрастился. Короче говоря, остается наш дед Ферапонт на сверхсрочную. Нас зовет на медовуху. Как думаешь?

— Ой, Викентий, нам сейчас не до медовухи... — Ты поверишь — никогда не уставал так, как теперь. Дело предстоит нелегкое. Я же их знаю по Халхин-Голу.

Державин рассказал, что его так сильно заботит в эти дни и ночи. Замысел — двинуть танки первым эшелоном в обход Халун-Аршана — это его идея. Внезапный сокрушительный рывок через горный хребет, выход на Центральную Маньчжурскую равнину, по его расчетам, сразу должен поставить Квантунскую армию в безвыходное положение. Смелую мысль поддержал Малиновский, одобрил главнокомандующий войсками на Дальнем Востоке, и она легла в основу операции. Державин, конечно, гордится тем, что его соображения приняты в расчет. Но думы о том, как осуществить намеченное, не давали ему покоя. Справится ли транспорт с подвозом горючего для танков? Как с запасами воды? Не наскочить бы на укрепленный район. Вчера и сегодня он уточнял протяженность и глубину Халун-Аршанского укрепрайона. Приказал даже привести бутугурского перебежчика Ван Гу-ана, который строил в горах подземные сооружения.

Слушая Державина, Викентий Иванович думал и о своих делах. Ведь он теперь за начальника политотдела бригады. Отдадут приказ, и его орденоносная бригада двинется в бой. Велика сила приказа. Она приведет в движение все дивизии, корпуса и армии. Но еще больше возрастет эта сила приказа, когда боец пойдет в наступление не только потому, что так приказано, но и потому, что сам почувствует, сердцем, что так надо.

— Да, наступают денечки, — сказал Русанов, поднимаясь со стула. — У всех нас теперь свои заботы. Там бригада подошла. Разреши, я пойду...

Когда Русанов подошел к Хайсандой-Нуру, в озере уже плескались танкисты и десантники головной походной заставы. Над водой двигались, поблескивая, белые плечи, смуглые шеи и лица. Тянуло прохладой, еле уловимым запахом озерной тины и прелого камыша.

Русанов вышел к песчаному откосу и увидел чем-то изумленного Волобоя.

— Батюшка ты мой! Сережка! Да ты ли это? — спрашивал комбриг стоявшего перед ним Иволгина. — Откуда тебя вынесло?

Иволгин смахнул стекающие с мокрого лица струйки воды, уставился на Волобоя.

— Постойте, постойте...

В комбриге он с трудом узнал того самого капитана-танкиста, с которым выбирался когда-то из Брянских лесов. Те же черные цыганские глаза, тот же веселый прищур. Только шире, вроде, стал танкист в плечах, а вместо черного буйного чуба на голове серебрились поредевшие волосы. Иволгин вспомнил, как вытаскивали они из танка полуживого чубатого капитана и как перенесли его на плащ-палатке в санитарную повозку почти в безнадежном состоянии.

— Товарищ полковник, да как же вам удалось выжить?

— Удалось, дружище, удалось! Не будем вспоминать — будь оно проклято. — Волобой обнял Сережку сильными ручищами.

К ним подошел Русанов.

— Вы, никак, знакомы? — спросил он.

— Знакомы — не то слово! Воевали вместе в Брянских лесах. И был он при мне не кем-нибудь — адъютантом для особых поручений. — Волобой влажными глазами смотрел на Сережку. — Теперь его сразу и не признаешь. Вон какой вымахал! Усы пробиваются. Офицером стал!

— Чайке спасибо. Он определил меня в училище... А сам куда-то пропал. Не знаю, жив ли?

— Чайка? Он жив! Служит на Тихом океане. Оттуда пособлять нам будет, — радостно сказал Волобой. — Только постой, постой, — комбриг вновь оглядел бывшего адъютанта. — Почему же ты, бисов сын, не пошел в танкисты? Я что наказывал?

— Так получилось. Угодил в пехоту.

— Недоглядел, видно, Чайка. Придется с него после войны стружку снять...

— Не стоит, товарищ полковник. Все равно мы теперь вместе воевать будем.

— Что верно, то верно.

— А мы-то считали, что вас разбомбило. Ведь повозка тогда не вернулась.

— Значит, повозку разбомбило на обратном пути.

Иволгина окликнул Хлобыстов. Услышав его голос, Волобой спросил:

— С Хлобыстовым спаялся? Хороший он парень. А его брат Степан командовал нашим полком. Остатки полка мне пришлось выводить. Хлебнули мы горюшка. Кроме нас еще две роты вышли из окружения. И снова полк сформировали, знамя-то мы сберегли.

Танки Андрея Хлобыстова подошли к берегу озера. Из лозняка вынырнула головная машина. У башни сидел капитан Ветров и рукой указывал вдаль, должно быть говорил бойцам о халхингольских боях.

— В том танке — знамя нашей бригады, — сказал Волобой. — Там и шашка твоего отца. Мы его не забываем. Партизаны спасли наш отряд и Знамя...

— Спасибо за память, — тихо сказал Иволгин.

— Вырос ты, Сережка, с тех пор. Впрочем, все мы выросли. И сил у нас с тобой теперь — не то что в Брянском лесу. Здесь война, дружище, начнется не так, как на Западе. Хватит. — Волобой подумал о предстоящем рывке к Хинганским перевалам.

— У нас в училище дирижером был Илья Алексеевич Шатров, тот, который вальс написал про маньчжурские сопки. Так он называл победу на Востоке венцом Отечественной войны.

— Венец? Хорошо сказал! — заметил Волобой.

Они переглянулись, помолчали. Издали донесся глухой гул моторов. К озеру подходили новые танковые батальоны, самоходные артиллерийские дивизионы.

В узком Тамцак-Булакском выступе и на прилегавших к нему монгольских землях сосредоточивались главные силы Забайкальского фронта: танковая армия, три общевойсковые армии, а за ними стояли на аэродромах готовые к вылету самолеты-бомбардировщики воздушной армии.

Здесь — направление главного удара.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Военные действия на Востоке начались в ночь на 9 августа, ровно через три месяца после окончания войны на Западе. Наступление развернулось по всему фронту — в пять тысяч километров — от Посьета до сыпучих песков Чохарской пустыни.

По Квантунской армии, укрывшейся за горными хребтами, водными преградами и железобетоном приграничных укрепрайонов, ударили одновременно войска трех наших фронтов.

Армии 1-го Дальневосточного фронта наносили главный удар из района Гродеково в направлениях Муданьцзян, Харбин и Гирин, Чанчунь. В ту ночь в Приморье бушевал сильный ливень. Грозовые раскаты в темном, иссеченном молниями небе слились с мощным грохотом снарядов над Хутоуским укрепрайоном. Сплошной гул на земле и в небе можно было принять за протяжное эхо, долетевшее сюда от последних артиллерийских канонад, потрясавших спасенную Европу.