Агния Кузнецова (Маркова) - Свет-трава Страница 29

К вечеру Саня, Игорь и Федя возвратились в Семь Братьев. В этот вечер совсем иным показалось Сане село. Они ехали по улице, и Саня молчаливо разглядывала почерневший дом старшего брата Кудреватых с резными наличниками на окнах, старинные ворота с навесом, украшенные причудливой резьбой. Здесь жил ее прапрадед. Он ходил по улицам этого села. Здесь он лечил народ свет-травой, здесь мечтал о свободе и счастье людей.

Около больницы Федя остановил Рыжку.

– Беги, Игорь, расскажи обо всем Марии Владимировне.

Игорь охотно выполнил распоряжение Феди и уже в воротах крикнул:

– Не жди меня, я задержусь!

– Вряд ли в рабочее время Машенька будет тебя задерживать! – засмеялся Федя, понукая Рыжку.

Глава восемнадцатая

Окрестности Семи Братьев особенно хороши были в ясный полдень. Блестели на солнце бархатные взгорки, как древние курганы, обступившие село с востока и юга. Все кругом жило полнокровной жизнью: цвело, росло, зрело.

В воскресный день друзья собрались в лес. Саня не пошла с ними, отговорилась тем, что занята срочной работой. Для всех было очевидно, что Саня упорно избегает встречи с Машей, и это портило теплые, дружеские отношения Феди и Маши.

Поэтому в воскресный полдень друзья шагали по дороге без Сани. Они шли медленно, изредка перебрасывались незначительными фразами, захваченные красотой окружающей их местности. Когда потянулись однообразные просторы полей, Маша сказала, обращаясь главным образом к Игорю:

– К нам приехали писатели из города. Сегодня в клубе встреча. Вы пойдете?

– Нет, не пойду, – ответил Игорь, – в Москве я видел наших литературных светил, и, скажу откровенно, не хочется портить впечатление.

– Ты считаешь, следовательно, что таланты родятся и живут только в Москве? – усмехнулся Федя.

– А! Оскорбил патриотические чувства сибиряков! – попытался отшутиться Игорь.

– Старинкой попахивает от твоих слов, – серьезно сказал Федя, пропустив мимо ушей шутку товарища. – Зачем быть таким близоруким? Разве ты не видишь, что советская литература развивается во всех уголках нашей страны? Ну-ка, припомни лучшие книги этого года, – что, их только москвичи написали?

– Простите, Игорь, за резкость, – сказала Маша, – но я не раз замечала, что Москву с ее богатством, с ее культурой вы воспринимаете как московский обыватель. Вам надо решительно пересмотреть свои взгляды.

– Сдаюсь! Иду на вечер встречи с писателями! Пересматриваю свои взгляды! – весело воскликнул Игорь, поднимая над головой обе руки.

«Молодец, не обиделся», – подумал о товарище Федя.

Игорь никогда не пытался навязать противнику свои взгляды и перетянуть его на свою сторону. Он оставлял ему право оставаться при своем мнении. Поэтому спорить с Игорем было невозможно. Эту черту его характера Федя помнил с детских лет.

Будто бы ничего не случилось, Игорь сейчас же заговорил о том, как жаль, что и вторая поездка к Савелию Пряхину осталась безрезультатной.

В это время внимание друзей привлекли два всадника, неожиданно из-за поворота появившиеся на дороге. За ними расстилалась пелена пыли.

Кто один из них, Маша почувствовала сердцем еще тогда, когда не различали глаза, другого узнала только на небольшом расстоянии. Это были Банщиков и Иван Иванович.

Худощавый, ловкий Иван Иванович, в военном костюме, перетянутый широким ремнем, как джигит, цепкими ногами обхватил взмыленные бока черного горячего коня. Никита Кириллович, в белой расстегнутой косоворотке, в полосатых брюках, заправленных в сапоги, тоже отлично держался в седле, в каком-то порыве подавшись вперед. Но он смотрел не туда, куда указывала рука Ивана Ивановича. Движением головы отбрасывая назад непокорные пряди волос, он смотрел на дорогу, по которой навстречу ему в белом платье, в белом шарфике, наброшенном на голову, шла Маша и рядом с ней все тот же молодой человек с манерой держать себя везде так, точно он дома.

Никите Кирилловичу захотелось хлестнуть коня так, чтобы тот пролетел мимо этой молодой компании. Но Иван Иванович заметил Машу и спрыгнул с коня. Никита Кириллович был тоже вынужден спешиться.

– Все по вашему делу Никита Кириллович из меня душу вышибает, – пожаловался Иван Иванович, пожимая Маше руку. Но жалости он не вызывал – энергией, здоровьем, силой веяло от всего его облика.

Он подал руку Игорю, потом Феде и сказал:

– Председатель сельсовета Лучинин.

Никита Кириллович Федю знал, а с Игорем пришлось познакомиться. Коротким, но недоброжелательным взглядом окинул он рослого, как и он сам, юношу в костюме на военный манер, его стриженую голову и белые, нежные, как у девушки, руки с длинными пальцами.

– Ну вот, еще раз самолично посмотрел, – оживленно говорил Иван Иванович, попыхивая трубкой и удобно пристраиваясь на сваленном дереве у дороги.

Было ясно, что Иван Иванович настроен посидеть, покурить и поболтать. И молодежь с удовольствием разместилась вокруг него. Никита Кириллович тоже опустился на траву. Он играл хлыстом, не отрывая от него глаз.

– Все осмотрел, – продолжал Иван Иванович, обращаясь к Маше. – Белый ключ, который, по вашему проекту, соединится с Зеленым ручьем, и болото. Комаров там – тучи! Прежде, бывало, кусают – не заметишь, а теперь чуть кольнет, так и кажется, что бактерию малярии пустил под кожу.

Игорь насторожился.

– Какой это ваш проект, Мария Владимировна? – спросил он. – Если не секрет, так расскажите.

– Интересно было бы узнать, – сказал Федя, и Маша почувствовала упрек в его голосе и взгляде, точно он хотел подчеркнуть, что не по-товарищески скрывать такие интересные вещи от него и от Игоря.

Маша посмотрела на Банщикова. Ее нерешительный взгляд спрашивал: «Можно сказать?» Но Никита Кириллович в упор смотрел на тонкий жгут хлыста, как змея изогнувшийся в траве причудливым кольцом.

– Автор этого проекта Никита Кириллович, – сказала Маша.

Федя не настаивал, но Игоря уже трудно было удержать. Он вскочил и горячо обратился к Банщикову, прося объяснить сущность проекта. Никита Кириллович засмеялся, отбросил хлыст и рассказал о новом водоеме.

– Блестящая идея! – воскликнул Игорь. Он стоял возбужденный, раскрасневшийся и смотрел на Никиту Кирилловича влюбленными глазами.

Никто, кроме Феди, не понял, почему так загорелся этот восторженный юноша, но Федя расхохотался.

– Сюжеты… проблемы… герои! – сквозь смех воскликнул он. – Никита Кириллович! Не откажите моему другу помочь вам в осуществлении этого проекта. Он ночи спать не будет, сам всю землю перекопает!

– Один не осилю, – с улыбкой сказал Игорь, – а все вместе поможем. – Он вопросительно посмотрел на Федю.

– Конечно, поможем, – отозвался Федя.

– Вот что, товарищи, – сказал Иван Иванович. – Мы с Никитой Кирилловичем так порешили. Весеннее половодье в этом году использовать не удалось. Значит, надо к будущей весне все подготовить. И подготовить сейчас. Людей у нас вроде и много, а на этакие просторы, – он показал рукой вдаль, – все равно не хватает: некого мне дать на эту работу. Попытаемся организовать воскресник. Инструмент в колхозе есть, машины, коней также мобилизуем. А людей надо организовать, тут уж добрая воля да сознательность…

Долго и обстоятельно они обсуждали, как организовать воскресник.

Мимо них с полей, белых от цветущего клевера, летели на пасеку пчелы, обремененные ношей, и, как цветы и трава, как воздух вокруг, несли с собой чуть уловимый запах клевера и меда. В воздухе стоял несмолкаемый звонкий гомон кузнечиков – жизнерадостный и зовущий.

И когда Лучинин и Банщиков ускакали, замер цокот копыт лошадей и развеялась пыль на дороге, Игорь восторженно воскликнул:

– Чудесный человек! А лицо какое! Красавец! Вы заметили, Мария Владимировна, какие глаза? Вот уж поистине бездонные… И горят, как звезды!

Маша покраснела. Она наклонилась и сорвала совсем не нужный ей цветок.

Заметила ли она? Да ей эти глаза день и ночь не дают покоя, так и стоят в ее воображении – золотые, глубокие.

Глава девятнадцатая

Игорь и Федя жили у Степана Петровича. Старый дом, построенный сто лет назад одним из семи братьев Кудреватых, с трех сторон окружала пасека. Это был сад из мелкорослых цветущих деревьев: яблони, черемухи, боярки. Между тонкими стволами, на полянках, засеянных белым и розовым клевером, стояли веселые разноцветные пчелиные домики с крышами, с маленькими круглыми отверстиями на восток.

Четверть века прожил Степан Петрович на пасеке со своею родственницей Натальей Родионовной. Теперь им перешло за шестьдесят лет, но оба были бодры и здоровы.

Степан Петрович целыми днями без устали возился на пасеке. Наталья Родионовна управляла небольшим хозяйством. Жили они дружно, но скучно. День походил на другой, месяц на месяц, и год повторял предыдущий.

Приезд гостей нарушил это однообразие. Старый дом сам словно помолодел, приободрился, принарядился свежими скатерками, занавесками, чистыми половиками.