Владислав Шурыгин - Вот идет снег… Страница 3

А сержант все кричит поздравления. Летчик в кожаных бочонках-унтах забирает у него трубку.

— Хватит, Сергеев. А то у тебя родни — весь полк.

«А что, это идея, — думает, глядя на телефон, лейтенант Скворцов, — вот забью очередь за пилотом и позвоню соседу. Пусть позовет Валю. Она у них. Так договаривались».

Так он думает, а вокруг оживленные голоса людей. Может быть, чуточку громче, чем в обычные дни. Только мужские голоса. Мужское братство.

Возле ног трется большой сытый кот, которому живется лучше всех котов на свете. Питается по летной норме и мышей не ловит. Как сказал кто-то из шутников, прикрывается от работы боевым дежурством.

— А, Рыжий, здорово! — нагибается лейтенант и гладит кота по шелковой шерсти.

— Товарищ лейтенант, а помните, как он летом помог? — спрашивает чумазый Шота Гургенадзе, показывая на кота и тоже присаживаясь на корточки рядом со Скворцовым. Оба смеются.

Было дело: связистам требовалось под рулежной дорожкой в специальную трубу протянуть провода связи. Поехали за мотком жесткой проволоки, чтобы с ее помощью все сделать. А тут этот самый кот Рыжий явился собственной персоной. Ходит возле солдат, в трубу, как порядочный, заглядывает. Сочувствует. Вот тут, кажется, Оноприенко и нашел Рыжему работу. Привязал к хвосту бечевку и загнал в трубу. Все учел, даже ветер. Поджег ветошь — и к трубе. А Рыжий не дурак, дым нюхать не стал и мигом вылетел из трубы на ту сторону рулежной дорожки, где его и поймали. Немного обиделся, что за хвостом веревка тянется, но зато помог связистам протянуть линию.

…К телефону подошел сосед по квартире.

— Спасибо, и тебя также. Что? Нельзя выбраться. Ну давай позже… А ее нет. Не пошла. Дома сидит. Сейчас я, подожди, а то семь минут осталось.

Прошла целая вечность. Вот уже старший лейтенант из дежурного звена стоит рядом, торопит. Тоже хочет успеть домой позвонить. Наконец, в трубке голос:

— Игорь! Звонил, звонил — не открывает. В дверь стучал… Психованная она сегодня. Может, позже позвать, когда псих пройдет, а? Слышишь, Игорь, как думаешь?

Он слышал. Сказал спасибо. «Да, да, может, позже. Всего доброго. Спасибо. Всем привет и самые наилучшие пожелания». Скворцов отдает трубку старшему лейтенанту, и тот уже торопит телефонистку.

Является начальство. Командир полка и с ним майор, непосредственный начальник лейтенанта Скворцова. Полковник поздоровался с «телезрителями», а лейтенант шагнул навстречу майору, хотел доложить, но тот протянул РУКУ, улыбнулся:

— Видел. Молодцы! Ну что… с Новым годом, лейтенант Скворцов! С новым счастьем, успехов в жизни и службе.

— Спасибо! И вам также, — благодарит лейтенант, пожимая сухую сильную руку майора.

Бьют куранты. Беселые голоса. Шутки, поздравления. Знакомые и незнакомые — все жмут друг другу руки, говорят такие простые и очень нужные слова. Какой-то шутник, стоя у питьевого бачка, поднимает кружку с водою.

— Разрешите, товарищ командир, — спрашивает у приехавшего полковника один из дежурных летчиков, показывая несколько ракет. Полковник, даже не глядя, разрешает. Он держит телефонную трубку, просит соединить его с квартирой.

…На улице черная тихая ночь. Далекие голоса часовых. И надо же, снег прекратился. Поимел-таки совесть! В небо взлетают цветные сигнальные ракеты. В их мерцающем свете выступают из темноты поблескивающие крылья расчехленных самолетов дежурного звена. И еще видится черная, долгая, как зимняя ночь, взлетная полоса.

5

Он подходит к дому в третьем часу ночи. Большинство окон светит во всю яркость. Его окна на другой стороне.

Дверь ему никто не открыл. Достав ключ, он поспешил войти в квартиру.

…Свет не горел. Только глухие, веселые голоса из-за соседних стен. Словно шаткое пламя свечи, задуваемой ветром, — надежда: «Может, она там? А может, дома, но легла спать?»

— Валюша! — тихо зовет он и включает свет. Стоя у порога, оглядывает комнату. Приоткрытая дверца шифоньера, несколько пустых вешалок, стопка чистого белья на диване…

«Уехала. Грозилась, что уедет», — четко, как удары метронома, фиксируется в сознании.

Невидимый вихрь прокружился по комнате. Все это было без него. А ему остались только следы разрушений. «Эх, Валька, Валька…»

Не снимая куртки, подходит он к окну и долго стоит там, где всегда стояла она, когда провожала его. За окном черная ночь, и кто-то другой, взъерошенный и незнакомый, смотрит на него с улицы из-за двойных оконных рам. И еще черная елка. Такая маленькая, тихая елка, которой не суждено встретить свой первый и последний сверкающий бал в лейтенантской квартире.

Он садится на диван и, сжав челюсти, долго сидит так, одетый во все рабочее, пахнущее соляркой и бензином. Вечные запахи крутой мужской работы и беспокойства…

Щелкает дверной замок… Еще раз. Кто еще может открывать его?

Игорь вскакивает, бросается в прихожую. В дверях — она. По-детски, зубами, стягивает узорную голубую варежку… А глаза, черные блестящие глаза, сердитые и… добрые. Конечно добрые!

— Валька! — кричит он и сгребает ее в охапку. — Ты куда пропала? И как ледышка.

— Не могла я сидеть дома… На улице так хорошо, только холодно стало… А ты промчался на своей машине как бешеный. Я кричала, кричала… Может, теперь простыла…

— Валька ты моя, Валька! — смеется он и целует ее в холодные послушные губы.

Потом она скажет ему главное, и он ошалеет от радости. Он притащит с балкона елку, они будут наряжать ее, а на рассвете выпьют янтарное новогоднее вино за свое счастье.

Игорь быстро захмелеет, и покажется ему лейтенантская жизнь удивительно простой. И наобещает он жене «златые горы»:

— Завтра же поедем в город. Мы отпразднуем это в самом хорошем ресторане. Мы купим маленькую детскую кроватку. Ему, Валюшка, ему!

— Да, милый. Да!

А утром… Утром снова шел снег.