Борис Бурлак - Смена караулов Страница 31

На следующий день с утра, не заезжая в горком, он отправился в восточный жилой массив. За прошлую осень город снова шагнул в открытую степь: свежие котлованы теперь угадывались и там, куда в девятнадцатом году не раз вымахивала белая конница, пытаясь с ходу ворваться на окраины города. Нечаев пожалел, что не удосужился поговорить ни в обкоме, ни в проектном институте о том, как архитектурно увековечить последние огневые позиции тех славных рабочих полков, которые сто дней и сто ночей отбивали все кавалерийские атаки на этот степной  В е р д е н. На юге красных и белых разделял тогда сам батюшка Яик, на севере до оборонительного пояса еще далековато, но здесь, на востоке, экскаваторы уже выходят на самое поле боя. Тут земля щедро полита кровью: будущие новоселы должны знать, на какой земле живут.

Ночью выпал обильный снег. Бульдозеры расчищали подъездные пути к объектам, а следом, натужно грохоча моторами, двигались тяжелые грузовики с железобетоном, громоздкие панелевозы. В утреннем белесом небе плавно разворачивались длинные стрелы башенных кранов. Стройка оживала после метельной ночи.

Юрий Воеводин еще из окна участковой конторки увидел машину секретаря горкома и вышел, чтобы встретить Нечаева.

Они поздоровались, мельком оглядывая друг друга. Оба крепкие, сильные, только Юрий повыше Нечаева, зато тот плотнее.

— Не собрать ли нам сюда наших дворников для очистки стройплощадок? — посмеиваясь, сказал Нечаев.

— Мы скоро заканчиваем, Ярослав Николаевич. Ну и подвалило снежку!

— На всех не угодишь. Крестьяне торжествуют, а строители огорчены. Идем, показывай.

— Что вас конкретно интересует?

— Начнем с ваших графиков.

Они вошли в дощатую конторку, где возле раскаленной железной печки орудовал ночной сторож, инвалид.

— Хватит вам, Тимофеич, подбрасывать уголек, дышать нечем, — сказал Юрий и распахнул дверь в соседнюю комнату.

Нечаев осмотрелся. Прорабские конторки ничуть, наверное, не изменились с той довоенной строительной эры, что много раз описана в романах. Та же краснобокая печурка, тот же оцинкованный бачок с солдатской кружкой, надежно пристегнутой цепочкой. Обшитые фанерой стены так же увешаны разными графиками, будто время не властно над этими времянками, вокруг которых поднимаются капитальные кварталы.

Юрий с плохо скрытым удовольствием сообщил Нечаеву, что задание второй декады января выполнено по всему восточному жилому массиву. Нечаев даже привстал из-за шаткого столика на козлах, чтобы самому взглянуть на сводный график. По словам Юрия выходило, что месячный план тоже будет выполнен. Нечаев не перебивал его: такого еще не бывало, чтобы строители взяли нужный темп буквально с начала года. Юрий объяснил, что тут сверхплановый задел сыграл положительную роль. Как только завод стол выдавать сборный железобетон, участки немедленно приступили к сборке широким фронтом. Если и дальше не случится сбоя в поставке конструкций на площадки, если всегда монтировать «с колес», то весной можно будет сдать тысяч пятьдесят квадратных метров жилой площади. Вообще работать стало полегче: теперь один заказчик — горисполком. Это благо для строителей, которых вечно осаждала целая толпа мелких застройщиков, чуть ли не равная числу будущих жильцов.

Нечаеву понравился и сам тон Юрия Воеводина: он рассуждал уверенно, энергично, не опасаясь быть пойманным на слове. Вспомнилась притча секретаря обкома о мягкой и твердой пшеничке. Правильно поступил Горский, назначив на ответственную должность вчерашнего прораба, совсем молодого человека.

— А где Двориков? — между прочим поинтересовался Нечаев.

— Виталий Владимирович с понедельника в проектном институте. Накопилось множество вопросов к проектантам. Ведь строительный конвейер начинается там — с чертежной доски.

— У вас с Двориковым разделение труда, — с улыбкой заметил Нечаев.

— Просто мне ближе оперативные дела, Ярослав Николаевич.

«В самом деле, как раз такой помощник и нужен Дворикову», — подумал Нечаев и выругал себя за эту неприязнь к главному инженеру, что с недавних пор нет-нет да возникала у него, конечно, из-за Риммы Луговой.

Только было они собрались на объекты, как подкатил к заснеженной конторке сам главный инженер. Легок на помине!

— А мы тут без вас хозяйничаем, Виталий Владимирович! — сказал Нечаев.

Двориков с затаенной ревностью глянул на Воеводина.

— Вы доложили секретарю горкома последнюю оперативную сводку?

— Самым подробным образом, — ответил за него Нечаев.

— Тогда я проведу вас, Ярослав Николаевич, по некоторым объектам.

Уже сев в машину, Нечаев оглянулся и дружески кивнул Воеводину:

— Спасибо, Юрий Максимович!

«Юрий Максимович… — недовольно поморщился Двориков. — Желторотый мальчишка, баловень судьбы! Если бы не положение отца, не причуды Горского, который любит заигрывать с молодежью, — ходить бы ему в десятниках. Интересно, чем он сегодня подкупил Нечаева?»

Осмотрев несколько этажей нового дома на двести с лишним квартир, где полным ходом шли отделочные работы, Нечаев лукаво спросил главного инженера:

— Так вы же наверняка сдадите весной пятьдесят тысяч метров?

Двориков с недоумением покосился на него:

— Кто вам назвал такую цифру, Ярослав Николаевич?

— Я сам прикинул, раз под крышу подведено несколько таких домов.

— Твердо не обещаю, Ярослав Николаевич. Постараемся, если будут оптимальные условия.

— Теперь покажите мне, как у вас идет монтаж «с колес».

— Помилуйте, это пока ученические потуги.

— Ну-ну, все же любопытно.

К удивлению самого Дворикова, на строительстве ближнего девятиэтажного дома происходило нечто похожее на организованный поток. Одна за другой подходили машины, и башенные краны тут же снимали с них заиндевелые панели и бережно поднимали на верхотуру. Нечаев постоял, наблюдая за монтажниками, и сказал, не оборачиваясь:

— В самом деле неплохо для начала, Виталий Владимирович.

Двориков был польщен: Однако Нечаев тут же и добавил ложку дегтя:

— Боевой у вас помощник, ничего не скажешь.

Двориков вяло наклонил голову в знак согласия.

Когда Нечаев уехал, он хотел сгоряча пожурить Воеводина за излишнюю болтливость, но, пока добирался до конторки, остыл, махнул рукой. Как-нибудь потом скажет при удобном случае Горскому. Того и гляди, что с этим «боевым помощником» угодишь впросак: ему бы только лихо рапортовать начальству — из молодых да ранний.

Не думал, не гадал Двориков, что у него в замах окажется такой преуспевающий молодой человек. Он-то сам стал главным инженером в сорок лет и не терпел выскочек, которые взбегают по служебной лестнице через ступеньку, а то и две. Попробуй теперь отделаться от этого Юрия Максимовича, если не в меру самолюбивый парень наступает тебе на пятки. Ловкий ход сделал управляющий трестом: взял да и запряг в одну упряжку коня и трепетную лань — серьезного инженера в годах и недавнего прораба, едва освоившего строительную азбуку. «Не боги горшки обжигают», — вот чем оправдывает Горский свою показную демократию при выдвижении кадров. И до чего же искусно разыграл сценку назначения в присутствии его, Дворикова! Получилось, что не он, управляющий трестом, единолично все решил, а они вместе долго искали подходящую кандидатуру и, наконец, нашли. Или эта его фраза чего стоит: «Молодость была, есть и всегда будет преимуществом, а не изъяном». Мы-де пожили на свете, дело свое сделали, очередь за вами. Как бестактно это было сказано при нем, Дворикове, которому еще далековато до шестидесяти. Ну разве молодость способна заменить инженерный опыт? Видно, управляющему желательно было подчеркнуть, что кому-то (понимай — ему, Дворикову) уже недостает молодой энергии, а у кого-то, в данном случае у Юрия Воеводина, ее избыток.

Чем дольше Двориков размышлял о своем напористом заме, под впечатлением сегодняшней встречи с секретарем горкома, тем сильнее жалел о том, что зря отказался от предложения Нечаева принять новый трест. Побоялся начинать все сызнова. Да что теперь о том говорить: после драки кулаками не машут. «Крепись, Витя!» — успокаивала, бывало, его Римма в таких случаях. А теперь и она упорно отмалчивается, едва заходит разговор о делах мужа.

В эти хмурые январские дни Платон Ефремович уезжал на стройку затемно и возвращался поздно вечером. Он давно испытал на себе целительную силу труда. Однако после возвращения из Баку надо было не просто забыться на работе, что всегда достижимо на короткое время, надо было как-то одолеть мучившую его двойственность душевного состояния. Кажется, нет ничего больнее, как сравнивать двух женщин, с которыми связала тебя судьба в разные годы. А сравнения каждый день напрашивались, пусть ты и немолод.