Обрывок реки - Геннадий Самойлович Гор Страница 31

– Вот, – сказал поп, – я вам прочитал. А теперь скажите ваше мнение. И мы устроим маленькое обсуждение. Говорите, говорите, я вам разрешаю.

– Позвольте мне слово, – сказал один верующий.

– Говори, – кивнул поп.

– Надо бы построже, – сказал верующий.

– Как так построже? – спросил поп.

– Очень просто – построже, – сказал верующий.

– Вы поясните свою мысль, – сказал поп.

– А что такое мысль? – спросил верующий.

– Мысль, – ответил поп, – это когда я думаю.

– А когда я думаю? – спросил верующий.

– Это тоже мысль, – ответил поп.

– Слово новое, – сказал верующий, – до сих пор не слыхал. Наверное, советского происхождения.

– Советского, – ответил поп, – впрочем, не знаю. Возможно, и не советского. Нет, скорее всего, советского.

– Вы не виляйте, – сказал верующий, – отвечайте прямо: советского или не советского?

– Советского, – ответил, чтобы отвязаться, поп.

– Я так и знал, что советского, – сказал верующий.

– Что же вы мыслили? – спросил поп.

– Ничего, – ответил верующий. – Раз советского, значит, не хочу и не буду, – сказал он.

– И мы тоже, – ответили остальные верующие. – Раз советское. Значит, не хотим и не будем.

– Что же вы не будете, – спросил поп, – мыслить не будете?

– Не будем, – сказали верующие.

– Почему же? – спросил поп. – До сих пор вы думали и до революции думали, а сейчас не хотите.

– Не хотим, – сказали верующие, – потому что новое, советское название. А мы не хотим. Одним словом, не желаем.

– Так вы по-старому думайте, если не хотите по-новому, – уговаривал поп. – Кроме того, название новое, а предмет старый, – сказал он.

– Это только коммунисты и неверующие отделяют слова от понятия, – возразили верующие. – Вы сами нам говорили. А мы, верующие, не коммунисты и названия от предмета не отделяем. Раз название новое, значит, и предмет новый. А мы нового не хотим. Одним словом, не желаем.

– Кто вам сказал, что название новое? – спросил поп.

– Вы, – отвечали верующие.

– Разве? – сказал поп и сделал удивленное лицо. – Значит, я ошибся. Оно старое.

– Мы не верим, – сказали верующие.

– А вы верующие? – спросил поп.

– Верующие, – сказали верующие.

– Раз верующие, значит, должны верить, – сказал поп.

– Должны, – сказали верующие, – да не можем. Вы сейчас так, а потом иначе. Требуем доказательств, – сказали они.

– Отлично, – сказал поп и принес доказательство – старую газету.

– Видите газету? – сказал поп. – Она называется «Мысль».

– Видим, – ответили верующие, – но вдруг она советская?

– Нет, не советская, – сказал поп, – видите, старый стиль. И буква «ять» есть, и твердый знак, где ему полагается. Теперь верите?

– Верим, – сказали верующие.

– Теперь думаете? – спросил поп.

– Думаем, – сказали верующие.

– Тогда высказывайтесь, – сказал поп, – выражайте свою мысль.

– А «выражайте», – спросил один верующий, – это не советское слово?

– Нет, не советское, – сказал поп. И, отыскав его в старой газете, показал.

– Думайте, думайте, – сказал поп.

– А мне тоже думать? – спросила вдруг появившаяся тень барина.

– И вы думайте, – разрешил поп.

– У меня есть маленькое дополнение, – сказала тень барина. – Вы кончаете свое послание: Матрена Крынкина. По-моему, так не пишется. Нужно кончать «Целую ручки», «Жму пальцы» или как-нибудь иначе. В противном случае послание получается сухим и невежливым. А вежливость – долг каждого вежливого человека. Пишите: «Целую ручки».

– Так это же заявление, – возразил поп.

– От этого дело не меняется, – спорила тень. – Пишите, как я советую. Я знаю, что я советую.

– Но теперь так не пишут, – сказал поп, – теперь пишут по-новому.

– По-новому! – закричали верующие. – Мы вот тебе покажем по-новому, мы не хотим по-новому. Мы хотим по-старому. Пиши, как барин сказал. Он худому не научит.

– Целую ручки? – спросил поп.

– Целую ручки, – ответили верующие.

«Целую ручки, – приписал поп, – Матрена Крынкина».

И, боясь других подобных же дополнений, ловко закрыл собрание, спросив:

– Принято?

– Принято, – сказали верующие, подняв каждый по руке, но с тремя сложенными для креста пальцами, чтобы отличаться от советского собрания.

– Аминь, – сказал поп и закрыл на замок дверь церкви.

Аминь.

Глава одиннадцатая

Собрание ячейки ВКП(б) под жужжание пчел, совещание среди цветов, на ходу, и доклад передвигающегося докладчика, переходящего от улья к улью. На повестке сегодня – пчелы. И это собрание походит на обыкновенное собрание не больше, чем работа в поле на описание работы. Здесь теория сопровождается практикой. Они переплетаются, и никто не знает, где кончается теория и где начинается практика. Теория и практика едины. И слова сопровождаются делом, так что трудно отделить слова от дела. И слово и дело едины. Молодцев делает доклад. Он мало говорит, много показывает и еще больше делает. Кажется, что он не говорит, а работает, так он говорит. И собравшиеся не только слушают и спорят, они помогают ему. Это собрание напоминает субботник.

– Итак, о пчелах, – говорит Молодцев, – те из вас, которые изучали историю, помнят, что наши предки славяне наибольший доход получали от разведения пчел. Они платили дань медом, торговали медом и воском, жили медом, короче говоря, они были пчеловоды прежде всего, а все остальное потом… Очевидно, дело не только в количестве пчел, но в качестве пчел и умении, квалификации пчеловодов. У нас нет еще этого умения. Но мы учимся, и мы – научимся. У нас очень плохие породы пчел. Нам нужно заменить плохие породы хорошими. Как мы улучшали породу скота, так же мы должны улучшить пчел. Даже не так, а еще интенсивнее, потому что пчела выгоднее коровы…

Хохот прерывает его.

– Молодцев, ври, да не завирайся.

– Я не вру.

– Пчела дает меду больше, чем корова молока. Так по-твоему? Ври! Ври!

– Товарищи, вы его не поняли, – заступился кто-то за Молодцева. – Он не врет, а шутит. Чтобы развеселить нас, рассказал нам маленький анекдот.

– Это не анекдот!

– Ха-ха! А что же? Или в самом деле пчела выгоднее коровы?

– Товарищи, к порядку. Вы испугаете пчел, – продолжает Молодцев. – Слово принадлежит мне. И вот я говорю, пчела выгоднее коровы. Тише! Тише! Посмеялись, и довольно. Это не анекдот и не шутка. Это факт. Я вовсе не хочу сказать, что одна пчела выгоднее одной коровы. Вы понимаете меня слишком буквально. Я говорю, что улей выгоднее коровы и даже коня. Корова стоит двести, триста рублей, и никакая корова, сколько бы ее ни кормили, не окупит себя в год, то есть не даст в год молока на триста рублей. Только конь, и то в редких случаях, если его эксплуатировать, как эксплуатировали вас кулаки, если заставить его работать до седьмого пота, он окупит себя, но