Вилис Лацис - К новому берегу Страница 32

Всю ночь она провела в лесу и в городок возвратилась только утром, когда на улицах стало оживленно и она никому не могла броситься в глаза. Ильза проходила через городской парк, возле старинного замка на холме. Посреди парка у высокого дерева с совершенно гладким стволом и пышной кроной собралось много людей: несколько полицейских во главе с уездным начальником Риекстом, айзсарги, подростки-школьники и толпа любопытных.

«Зачем они собрались здесь?» — удивилась Ильза. Она подняла голову, и ей стала понятна причина этой суеты: на самой верхушке дерева развевался прикрепленный к длинному шесту красный флаг. Весь городок, расположенный в котловине, мог видеть его. «Все-таки недосмотрели», — подумала Ильза, и на душе у нее стало радостно при виде традиционного символа Первого мая, который и в этом году реет над городом. Накануне первомайского праздника полицейские охраняли все места, где могло появиться красное знамя, но пока они боролись со сном, подпольщики делали свое дело, и каждый год красное знамя развевалось на новой вышке — иногда на башне старинного замка, иногда над фабричной трубой, а иногда даже над зданием городской управы.

Подойдя к толпе, Ильза остановилась и некоторое время наблюдала за происходящим. Начальник уездной полиции Риекст разговаривал с подростками.

— Ну, ребята, кто из вас хочет заработать целый лат? — спрашивал он, поглаживая свою черную холеную бороду. — Что тут особенного, я в ваши годы больше времени проводил на деревьях, чем на земле. Ну, кто будет молодцом? Пять минут работы — и целый лат в кармане. Можно купить мороженое, да еще и на кино останется.

Никто не откликнулся. Тогда начальник начал предлагать каждому в отдельности:

— Вот ты, кажется, храбрец. Берись за дело.

— Я боюсь… — ответил один.

— У меня новые штаны, — сказал другой.

— Я не умею… — заявил третий.

— Мне отец не велит лазить на деревья… — объяснил четвертый.

— Мне не хочется… — равнодушно буркнул пятый.

Ствол дерева до самой верхушки был обмазан смолой. Один полицейский, видимо, уже пробовал взобраться на дерево, и о результатах этой попытки красноречиво свидетельствовали черные руки и совершенно испорченный мундир. А красное знамя продолжало развеваться на ветру, приветствуя трудящихся в день их великого праздника и приводя в бешенство всех тех, для кого этот праздник был вызовом и угрозой.

Лат Риекста не соблазнял подростков. Тогда начальник полиции прибавил — обещал заплатить два лата. Но и после этого охотников не нашлось. Больше трех латов скупой Риекст платить не хотел. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы в парке не появился хулиганистый отпрыск мясника Трея — рыжий Лудис. Смекнув, в чем дело, он немедленно разделся, остался в одних трусах и, поплевав на ладони, полез на дерево. Минут через десять флаг был снят, а Лудис выглядел так, что противно было смотреть на него: ноги, грудь, руки и лицо были сплошь измазаны смолой.

Мальчишки хлопали в ладоши и кричали:

— Черт, черт! Черный чертяка! Теперь тебе вечно ходить черным. Никаким мылом не отмоешь своей рожи!

Получив три лата, Лудис схватил одежду, ботинки и побежал к озеру отмываться. Толпа ребят следовала за ним по пятам, продолжая насмехаться. Кто-то бросил в него камнем, и он ударился в спину Лудиса, еще несколько камней просвистали над его головой. Тогда Лудис бросился бежать, петляя, как заяц, и низко пригибаясь, чтобы сберечь свою драгоценную голову.

…Ильза застала Артура еще в постели. Когда он проснулся, мать рассказала, что видела в парке.

— Лудис Трей! — сказал Артур, когда Ильза кончила рассказ. — Ни одно грязное дело не обходится без него. Где что-нибудь такое — он тут как тут. Ребята правы: будет грязным всю жизнь.

В полночь по городку были разбросаны листовки, а на заборах пестрели лозунги. По улицам бегали полицейские, всюду шныряли шпики. Агенты охранки допрашивали торговцев, кому они в последние дни продавали красный материал и смолу; оказалось, что красного материала не было в лавках с Нового года, а смолу отпускали многим крестьянам — иди ищи теперь.

Скоро об этом перестали говорить, так как в Латвии начались события, затмившие все остальные: 15 мая 1934 года Ульманис разогнал сейм и захватил власть в свои руки. Тюрьмы не успевали принимать всех, кто теперь стал помехой для главарей кулацкого «Крестьянского союза», — приходилось на скорую руку готовить концентрационные лагеря. В городке арестовали около двадцати человек, но Ильзу почему-то оставили в покое.

Спустя неделю после фашистского переворота Артур снова ушел на всю ночь. Утром он был чем-то встревожен. Когда Ильза оделась, чтобы идти на работу, он сказал ей:

— Мама, у меня к тебе просьба. Если ты сочтешь это опасным, можешь мне отказать, — тогда мы попытаемся найти иной выход. Но хорошо, если бы это удалось организовать у нас.

— В чем дело?

— Завтра вечером приедет один человек. Он не может остановиться в гостинице, но одну ночь ему надо пробыть здесь. Могу я… привести его сюда?

— Ты думаешь, у нас будет безопаснее?

— Нет, опасно-то везде, но у других еще хуже. Только на одну ночь, мама…

— Ладно, пусть переночует, — сказала Ильза. — Неужели уж обязательно завтра кто-нибудь сунет к нам нос.

К вечеру Артур ушел и вернулся только после полуночи вместе с каким-то молодым человеком. Ильза оставила им в кухне на столе еду и записку: «В духовке горячий чай. Возьми сам».

Они закусили в темноте и еще долго о чем-то разговаривали вполголоса. Проспав на кровати Артура всего несколько часов, незнакомец рано утром ушел и больше не возвратился.

Вечером, узнав от товарищей, что представитель ЦК комсомола Латвии сел в автобус и благополучно уехал из городка, Артур сказал матери:

— Спасибо, мама. Ты оказала нам большую услугу. Комсомол этого не забудет.

Ильза села рядом с Артуром, задумалась, потом ответила:

— Хорошо, Артур, что ты участвуешь в справедливой борьбе. Продолжай и дальше. Я мешать тебе не буду. Только помни — наша квартира может когда-нибудь стать ловушкой. Я не боюсь неудобств, мне не страшна и тюрьма, но мы не смеем подвергать опасности людей, нужных народу.

— Я это учту… — обещал Артур. — К следующему приезду мы подготовим вполне надежное место. Мама… ведь ты не очень опасаешься за меня?

— Опасаться за тебя я буду всегда, — ответила Ильза. — Но я не могу тебе запретить то, на что ты имеешь право, — бороться. Ты должен бороться, Артур. И я буду бороться. У нас с тобой большой счет к жизни, и пока по нему не будет заплачено за пролитый пот, за каждую каплю твоих и моих слез, за муки и унижения всех простых людей, — мы не смеем успокаиваться. Ты понимаешь меня, Артур?

— Понимаю… — прошептал юноша. — Я горжусь тобою, мама. Мы всегда были хорошими друзьями. Теперь постараемся быть еще и хорошими товаришами.

Ильза прижала к груди голову Артура и поцеловала в лоб.

— Да, сын, будем товарищами.

Обоим казалось, что сейчас они стали гораздо ближе друг другу, чем до сих пор.

Глава пятая

1

В усадьбе Урги жизнь шла по-старому: каждый год Тауринь делал новые приобретения для своего хозяйства, а часть денег помешал в банк на проценты. В коровнике теперь были только породистые коровы, в конюшне, рядом с рослыми тяжеловозами, били копытами и ржали от избытка сил два рысака, которых хозяин два раза в год отправлял в Ригу на ипподром. В батрацком доме каждую весну менялись жильцы. На смену латгальцам приходили батраки из Литвы и Польши, но и те больше года в Ургах не выдерживали. Только старый Лангстынь никуда не уходил, не мог расстаться с любимым садом и пасекой, созданными и взлелеянными его многолетним трудом. Возможно, что не только это удерживало седого садовника в Ургах, но об этом он молчал, и никому не могло прийти в голову, что здесь играет некую роль маленький Айвар. С первых дней мальчик подружился с садовником и нигде не чувствовал себя так хорошо, как в обществе Лангстыня. Зимой он целыми часами просиживал в мастерской у садовника и без устали наблюдал, как старый пасечник делает ульи и рамки для сот, а летом для него не было большего удовольствия, чем ходить за стариком по саду.

В Ургах у Айвара был еще один верный друг и хороший товарищ по играм — Инга, сынишка батрака Регута. Старый Лангстынь всячески покровительствовал их дружбе. Каждый день по нескольку часов Айвар учился под присмотром кухарки Ирмы, изредка с ним занималась даже Эрна Тауринь, но когда заданный текст был прочтен и страница тетради исписана буквами, ничто не могло удержать Айвара в комнате.

Весною Айвар вместе с Ингой исходил все окрестные рощицы и кустарники; они знали наперечет чуть ли не все птичьи гнезда вблизи усадьбы и под стрехами строений. Иногда они отправлялись вместе с подростком-пастухом на пастбище и помогали ему пасти большое стадо Тауриня; там, на просторе, можно было побегать, напрыгаться, покричать, а когда надоедало резвиться, ничто не мешало помечтать о далеких морях и южных странах, куда они обязательно отправятся, как только подрастут. Попугаи и пальмы, львы и крокодилы, красивые парусники среди океанских просторов и индейцы с головными уборами из орлиных перьев — кто из ребят в свое время не мечтал об этих далеких чудесах, простодушно веря каждой книжной картинке и услышанному рассказу. И Айвар с Ингой строили планы далеких путешествий, геройских подвигов, уверенные в том, что в их жизни не встретится такого препятствия, которого они — самые сильные и ловкие мальчишки на свете — не смогут со временем одолеть. Что будет не по плечу одному, то вдвоем они осилят шутя, надо только всегда держаться вместе, поэтому они торжественно поклялись в вечной дружбе; но ни один человек — даже старый Лангстынь — не должен был знать об этом.