Ильяс Эфендиев - Повесть о Сарыкейнек и Валехе Страница 33

- Скрыть следы преступления, вы хотите сказать?

- А я не считаю это преступлением! Тут уж, признаться, я открыл рот от изумления. Видел наглецов, но такого...

- За пятнадцать лет, что я здесь проработал директором, я дал государству прибыль в тысячу раз больше, чем деньги, мне здесь... приписанные, - он кивнул на справку.

- Как вам не стыдно! - вышел я из себя. - Во-первых, деньги эти не приписаны. Вы их нагло присвоили. Во-вторых, прибыль, как вы изволили выразиться, государству дали не вы, а труженики совхоза. Те, кто работают на полях от зари до зари.

_ Не будь меня, каждый из них тянул бы в свою сторону. .. Растащили бы весь совхоз.

_ Вы и взяли себе "монополию"? Таскать одному?

_ Одному человеку не разграбить такой совхоз, - ухмыльнулся он.

- Проверка показала, что совхоз разграблен. Почти все показатели дутые. За счет приписок ходили в передовиках! ..

Он промолчал. Однако, судя по всему, разговор со мной, как и проверка, не очень напугали его. Наверняка он надеялся на поддержку могучих покровителей, видимо не раз уже выручавших его. Вывезут, дескать, и на этот раз...

- Очевидно, вас кто-то поддерживает... Но на этот раз вы просчитались. Ваши преступления настолько велики. ..

- Я преступлений не совершал, - повторил он, но по тому, как забегали его глазки, спрятанные за оплывшими веками, я почувствовал, что мои слова произвели должное впечатление.

Он был арестован.

В тот же день я вызвал на допрос и Мусу, того самого, что свидетельствовал на суде против Валеха. Первое, что меня поразило в нем, - лакейски согнутая спина. Причем не от старости и не от тяжелой крестьянской работы, нет. Муса угоднически согнулся, как только переступил порог кабинета. И как вошел, так сразу же впился в меня взглядом - вот, мол, я, делайте со мной что хотите, я человек послушный. Он не был стариком, этот Муса, но, когда он вошел, на меня так и дохнуло чем-то давно отжившим, затхлым. Я словно бы увидел перед собой крестьянина прошлого столетия, забитого, бесправного, темного. Правда, даже будучи темным и бесправным, азербайджанский крестьянин сохранял в себе чувство собственного достоинства. Сколько в минувшие времена скрывалось в лесах и горах гачагов, удальцов, вольнолюбивых смутьянов! И ведь почти все они были из крестьян!.. Человек, который предстал передо мной, воплощал в себе только негативную сторону старого крестьянина. Да ко всему был откровенный трус.

- Расскажи-ка, что там за история была у Валеха с сыном Меджидова?

Нижняя губа Мусы задрожала, и он ответил прерывающимся голосом:

- Уважаемый начальник, я сказал на суде..,

- На суде ты говорил неправду. Он уставился в пол.

- Чего ты боишься? Ведь Меджидов арестован. Он быстро глянул на меня и тут же изложил события точно так, как Валех.

- И тебе не стыдно было лгать на суде? - спросил я.

- Так ведь, уважаемый товарищ начальник... - Нижняя губа у Мусы опять запрыгала. - Ведь... Откуда нам было знать, что товарища Меджидова можно арестовать. Если б мы знали...

- Но ты же не занимаешь руководящей должности. Рабочий совхоза... Чего это ты так боишься этого Меджидова? Что он мог тебе сделать?

Муса быстро глянул на меня.

- Семья у меня, видите ли, товарищ начальник, большая. Восемь душ. А работников только я да старший сын... Два года назад сын окончил торговый техникум, работает в сельмаге. Вот я и подумал... Меджидову ничего не стоит устроить ревизию, оклеветать и посадить моего сына...

- Вот ты и решил оклеветать и посадить парня, который защитил тебя от побоев?! - не сумел я сдержать своего гнева. - Знай, из-за таких трусов, как ты, меджидовы и наглеют!

Валех

Сказать по правде, некоторое время по выходе из тюрьмы я не мог прийти в себя.

Долго ли будет делать все, что ему заблагорассудится, Меджидов-младший? На чем стоит удивительная власть Меджидова-старшего? Почему все знают, что он представляет из себя, и молчат?

Эти вопросы не выходили у меня из головы. Везде и всюду они преследовали меня, мучили... Иной раз находила на меня полная безысходность, и мне начинало казаться, что Меджидов с его самоуверенной масленой улыбкой - злой колдун и все вертится вокруг него, в полном согласии с его волей. И когда Мурадзаде вызвал меня к себе и стал задавать вопросы, я отвечал вяло и безучастно, не веря, что из этого допроса, как и из заявления ребят со стройки, что-нибудь выйдет путное. И даже когда Мурадзаде отпустил меня на поруки, честно признаться, я не очень радовался этому. Все равно, думал я, возвращаться в тюрьму. А вкусив волю, побыв с Сарыкейнек, ой как трудно будет снова расставаться, привыкать заново к тюремному распорядку... Никогда раньше не впадал я в такой пессимизм, мир не представал предо мной в таких черных красках. Мне казалось, что за те несколько месяцев, что я провел за решеткой, я постарел лет на десять. И моя любовь к Сарыкейнек тоже постарела, потускнела. Так мне казалось. Только ли мне? Вчера вечером, когда после работы мы сидели на берегу речки, Сарыкейнек взяла меня за руку и сама завела разговор на эту тему.

- Валех, я что-то хочу спросить, - сказала она. - Только дай слово, что ты не станешь сердиться...

- Не стану. Говори.

- Мне кажется, ты охладел ко мне.

При этих ее словах я почувствовал, как краснею,- благо начинало темнеть, и Сарыкейнек не видела этого. А вместе с тем с меня спало какое-то угрюмое сонное оцепенение. Я как-то вдруг увидел речку, потемневший в наступающих сумерках лес. Почувствовал запах влажной земли. Ощутил частое взволнованное дыхание Сарыкейнек - я положил голову на ее колени, и она, склонившись надо мной, гладила мои немножко отросшие волосы. ..

- Да ты что, с ума сошла, что ли?! - Я выпрямился и крепко обнял ее, прижал к груди. Я чувствовал, как она вздрагивает всем телом. Плачет...

- Если когда-нибудь я узнаю, что ты меня разлюбил, - всхлипывая, прошептала она, - я и дня не проживу.

- Глупенькая, откуда тебе такое пришло в голову, - успокаивал я ее, а у самого кровь так и била в висках. Мне было стыдно.

- Не знаю... Последнее время ты не такой, как прежде.

- Это после тюрьмы. Пройдет.,. Все наладится. Все будет хорошо...

После этого разговора у реки я почувствовал, что и вправду немного отошел, на сердце полегчало. Но окончательно пришел в себя, когда услышал, что Меджидова арестовали. Отстранили от должности и того милицейского работника, который взял меня под стражу, приятеля Ровшана. А мое "дело" было прекращено, меня полностью оправдали... Вот тогда-то я почувствовал себя прежним Валехом. Веселым, жизнерадостным, удалым парнем.

Жизнь входила в свою колею. Мы, как и прежде, ездили на каменный карьер, возили песок, цемент. Опять Сарыкейнек, глядя с высоты своего крана, ждала моего возвращения из рейса и каждый раз нервничала, когда мы брали последний поворот. А я, видя впереди ее красную косынку, нажимал на газ и летел навстречу ей со скоростью ветра...

Поселок разрастался. Мы закончили клуб, и теперь кино не крутили в комнате заводоуправления. И дом, очередной жилой дом, где мы должны были получить квартиру, был почти готов. Джамал-муаллим, увидя как-то нас с Сарыкейнек, подошел и сказал:

- Вы уже выбрали себе квартиру? Нет? Напрасно. На любом этаже, на любой стороне...

- Когда мы заранее выбираем, нам не везет, - отшутилась Сарыкейнек.

Разговора о квартире у нас почему-то давно не возникало. Мы не говорили об этом, как прежде. Я избавился от мрачных мыслей. Зато Сарыкейнек стала не в меру нервной.

- Что так поздно? Не произошло ли чего? - бежала она мне навстречу каждый раз, когда мы возвращались позже, чем обычно.

Однажды, когда мы ездили за песком, машина Эльдара испортилась - мотор заглох прямо посреди реки. Пришлось ее вытаскивать на буксире. Колеса глубоко завязли в тине, трос срывался. В поселок мы вернулись затемно. И первая, кого мы встретили, была Сарыкейнек. Остановив машину, я в тревоге спросил:

- Что случилось?

А она молчала. Язык не слушался ее. Посадил я ее в кабину. Мы поехали. А она прижалась ко мне, вся дрожит:

- Это я у тебя должна спросить: что случилось?

- У Эльдара машина испортилась.

- А-а-а, - протянула она и улыбнулась так радостно, будто я сообщил ей нечто очень приятное. А потом провела рукой по моей шее и призналась: Знаешь, я тут чуть с ума не сошла.

- Отчего?

- Решила, что ты опять полез в драку и... - Она не договорила.

- Разве я драчун?

- Не драчун, но... Драка сама тебя находит. На следующий день, когда мы вышли погулять, она призналась:

- Знаешь, Валех-джан, раньше, даже если бы мне сказали, что мы еще десять лет не поженимся, я бы не переживала. Но теперь, когда мы вместе и нам вроде ничто не грозит - тьфу-тьфу, не сглазить! - я постоянно чего-то боюсь.

- Чего же?

Она помолчала, глядя на подернутые вечерней дымкой горы.

- Не знаю. Просто мне кажется, что мы никогда не сыграем свадьбу.