Адриан Романовский - Верность Страница 33

— Но ведь нет денег, нет людей, нет оружия.

— Если будут деньги, будет и остальное. Мы знаем, что посыльное судно «Диомид» задержано партизанами в заливе Ольги. Там наши. Надо выкупить «Ставрополь», погрузить в его трюмы побольше угля и отправиться в Ольгу. Там снабдить углем «Диомид», принять десант — сотни две партизан — и на трех судах двинуться в Петропавловск. Командир «Магнита» Дрейер, если мы его там застанем, наверно, сдастся без боя. Тогда меркуловцам не видать Камчатки как своих ушей.

— План хороший, но для этого нужны средства в иностранной валюте и полномочия. Я думаю, в нашем распоряжении осталось не больше месяца. Сидеть тут и ждать — преступно. Завтра я еду в Пекин. Из миссии, наверно, будет легче связаться с Читой и Москвой.

Клюсс не строил иллюзий. Он знал, что Стадницкий и Заварин поносят во Владивостоке «Адмирала Завойко» и его командира, беспокоился за жену и дочку. Приамурское «правительство», вероятно, начнет их притеснять. Его опасения подтвердило паническое письмо Нифонтовой. Она заклинала мужа немедленно вернуться домой. Сообщала, что её вызвал «сам» Подъяпольский и предложил освободить квартиру, если муж в месячный срок не вернется во Владивосток и не явится в штаб для получения нового назначения. Нифонтов с безразличным видом показал письмо командиру, ни на чём не настаивал и ничего не просил, предоставив Клюссу самому принимать решение.

Клюсс переговорил с Якумом. Тот согласился на вызов в Шанхай семей командира и старшего офицера, но материальной помощи, кроме денег на проезд, обещать не мог.

Неожиданно приехала Наталия Мечеславна с дочкой. Рассказала, как Подъяпольский хотел взять её заложницей. Остановилась в «Савойя-отеле», но всё время жить там было слишком дорого. Одна из её попутчиц посоветовала поселиться в районе Бродвея, в бордингхаусе миссис Рей, русской еврейки, давно жившей в Шанхае.

Действительно, всего за 30 долларов Наталия Мечеславна сняла большую комнату со столом.

— Гостей у нас принято оплачивать отдельно, если вы их приглашаете к обеду, — предупредила любезная, но практичная хозяйка. Она была на пороге старости: обрюзгшая, поседевшая брюнетка с большим римским носом. Зато её дочь — очень миловидна. «По ним можно себе представить, — подумала Наталия Мечеславна, — какова была мать в молодости и какой будет дочь через пятнадцать — двадцать лет».

В жаркий вечер субтропического лета Клюсс и Беловеский отправились на Сычуан-роуд. Штурмана пригласили на новоселье, которое решено было отпраздновать сегодня. Обед почти кончился, когда с Клюссом вступил в жаркий спор о будущем России один из недавно принятых постояльцев. Это был высокий рыжебородый мужчина средних лет, в шелковой белой рубашке, с водянистыми, выцветшими глазами. Клюсс отвечал ему очень сдержанно, но утверждение, что в России будет восстановлена монархия, назвал безумием. Рыжебородый начал кричать, осыпать Клюсса оскорблениями и явно лез в драку. Беловеский, сидевший рядом с Наталией Мечеславной, вскочил, когда тот бросился к поднявшемуся из-за стола Клюссу, но Наталия Мечеславна уже оценила обстановку:

— Сидите смирно, Михаил Иванович! Это провокация!

Клюсс тоже это понял. Он сдержался и не ударил рыжебородого. «Это белоэмигрантам нужно, чтобы я попал в газеты», — решил он и, извинившись перед хозяйкой, пошел наверх вслед за женой.

«Новоселье сорвано», — подумал Беловеский, входя в комнату. Смущенная миссис извинялась:

— У нас никогда таких вещей не было. Это Измайлов, механик торгового флота. Его теперь нигде не берут — пьет запоем. Сейчас он при деньгах, которые выиграл на скачках…

— Более вероятно, что ему их дали и научили провокациям против нас, — сказал командир, когда хозяйка ушла.

На другой день он перевез жену и дочку на авеню Жоффр, где, по рекомендации Лухманова, снял небольшую квартирку в доме, населенном китайской интеллигенцией. Это было дороже, но далеко от белоэмигрантов. Теперь он понял, что и в Шанхае придется постоянно беспокоиться о безопасности своей семьи.

Пока Якум в Пекине добивался связи с Читой, в шанхайских отелях разместились двенадцать конспиративно приехавших из Читы русских. Они старались держаться врозь, чтобы не привлечь к себе внимания. Это и был камчатский «комиссариат» — десять мужчин и две женщины. Ими распоряжался самоуверенный высокий человек в белом костюме — заместитель комиссара Камчатки Кузнецов. Приехавший с ними член Камчатского ревкома Воловников постоянно напоминал Кузнецову, что экспедиция должна быть организована быстро и конспиративно. На него Кузнецов и переложил все заботы по экспедиции. Воловников был хорошим товарищем, неутомимым работником, с 1908 года боролся за Советскую власть на Камчатке, знал Ларина и весь состав ревкома. В Читу он уехал из Петропавловска год назад.

Закупка продуктов, товаров для экспедиции была организована через шанхайскую контору Центросоюза. Для перевозки этих грузов на Камчатку вместимость трюмов «Адмирала Завойко» была явно недостаточна, и в Пекине рекомендовали зафрахтовать пароход Добровольного флота «Ставрополь». Кузнецов по железной дороге съездил в Чифу и, вернувшись, сказал Воловникову:

— Пароход подходящий, но у него долг. Чтобы привести «Ставрополь» сюда и поставить под погрузку, долг надо погасить, и деньги эти будут для нас потеряны. Но главное — капитан, старпом и стармех явные меркуловцы. Рвутся во Владивосток. С ними далеко не уедешь!

— А если их сменить?

— Эх, Марк Петрович! Это очень сложно, да и кого здесь можно взять? Опять каких-нибудь скрытых беляков? Нет, лучше фрахтовать иностранное судно. И долга нет, и флаг нейтральный, и администрация заинтересована только в выполнении договора.

Воловников промолчал. Кузнецов телеграфировал в Пекин Якуму о своем решении. Якум отвечал гневной телеграммой: «Ваше решение считаю ошибочным, слагаю ответственность, выезжаю Шанхай».

Но Кузнецова это не остановило, и он оформил рейсовый договор на английский пароход «Ральф Моллер». Все остальное предоставил Воловникову, Якуму и привлеченному к подготовке рейса Клюссу. Они действовали согласованно и энергично. На покупку товаров, погрузку их на пароход и оформление документов ушло всего десять дней. Тогда в Шанхае это было возможно: все портовые склады были завалены всевозможными товарами, которых никто не покупал. Их ежедневно продавали с аукциона ниже себестоимости.

Наконец «Ральф Моллер» был совершенно готов к отплытию. На его палубе крепко принайтованы два деревянных паровых катера, купленные для рейдовых выгрузок. Трюмы полны продовольствием, одеждой, товарами первой необходимости — всем, в чём так нуждалось население далекой Камчатки и Командорских островов. А комиссара Камчатки всё не было, и никто о нем ничего не знал.

Расплатившись с рикшами, Нелли и Жаннетта вошли в холл отеля для состоятельных англичан. Обе были в коротких вечерних платьях, прозрачных, как сигарный дым, тщательно причесаны и в меру подкрашены. Свежие миловидные лица, округлые формы, оголенные до плеч руки и стройные ноги в изящных кремовых туфельках привлекали взоры толпившихся в холле мужчин. Все они, разных национальностей и разных возрастов, были одеты до странности одинаково: короткий белый тропический смокинг — настоящая жилетка с рукавами, — черные брюки навыпуск с черными шелковыми лампасами и лакированные черные полуботинки. Головного убора вечером не полагалось, его заменял напомаженный кок.

Отвечая небрежными улыбками на назойливые взгляды, обе женщины скрылись в кабине лифта. Перед тем как лязгнула железная дверь, они услышали брошенное вслед:

— Fresh girls.[19]

Был поздний вечер начала сентября. В танцевальном зале паркетный пол блестел как зеркало и, несмотря на открытые окна, было жарко. Под потолком, украшенным аляповатыми золочеными инкрустациями, как крылья ветряных мельниц, бесшумно вертелись ветрогоны. Завывал джаз, истерично хохотали саксофоны, громыхали литавры. Фокстроты чередовались с уанстепами, танго и вальсами. Несколько десятков пар медленно скользили по залу. Пахло духами, пудрой, душистым табаком. У расположенной в дальнем углу стойки толпились нетанцующие.

Вошедших подруг сейчас же заметили. Мужчины смотрели на них с восхищением, женщины — с завистью или пренебрежением. Их тут же пригласили, и через минуту обе ритмично покачивались в танце.

Нелли и Жаннетта были изощренными танцорками. Обе в совершенстве владели искусством завлекать своих партнеров не совсем скромными прикосновениями, происходящими как будто нечаянно. Жаннетта хвалилась, что может заставить любого мужчину после первого же тура танцевать с ней, и только с ней, всю ночь напролет.