Алим Кешоков - Вершины не спят (Книга 1) Страница 34

Девушки закричали хором:

— Дорога тебе открыта, дедушка Баляцо! — но при этом игриво загородили Сарыму. У некоторых на глазах все еще блестели слезы.

И, принимая эту игру, дед с деланным усилием стал подбираться к Сарыме. Взял ее за руку:

— Пойдем к солнцу, дочь моя.

— Зачем уводишь? — сопротивлялись девушки. — Здесь ее дом.

— Нет, ее дом уже не здесь. Но пусть и в этом доме никогда не исчезнут ее следы и лучи солнца.

— Да будет Сарыме новый дом солнцем! — восклицала одна часть девушек-подружек, а другие вторили:

— Пусть и Сарыма для нового дома будет желанна, как пух и мед. Пусть будет она мягче пуха и слаще меда, какою она была до сих пор здесь.

Баляцо повел Сарыму за собой.

Диса с криком загородила им путь. Заголосили подружки, зарыдала Сарыма. Мать жадно обнимала дочь. Баляцо остановился, давая Дисе возможность проститься с дочкой.

— Какие слова мне сказать? — вскричала Диса. — «Не позорь нас, не позорь дочь свою» — вот что должны были бы сказать мне люди. Аллах прощает меня, и люди не говорят мне этих слов, но я сама их скажу! — Диса ударила себя в грудь. — О негодная мать! По чему так скупо одела дочь свою? Не враг ли ты ей? Почему она уходит из дому нищенкой? О Сарыма, о дочь моя!

Диса бросилась к сундуку и, откинув крышку, начала выбрасывать оттуда какие-то цветные ткани, платья, платки.

В комнате усилился плач и крик. Дед Баляцо и сам, не выдержав, надвинул на глаза шапку и подозрительно вздохнул. Опомнился, пристукнул ногой, высоко поднял голову, расправил усы и легко и ловко, как в былые времена, подхватил Сарыму на руки и понес из дому.

— Красавица хороша сама собою, — внушительно отвечал он матери. — Ей не нужно больше никаких украшений. Жениху ждать некогда.

Диса всполошилась — ну совсем наседка, — бросилась за стариком; поспешили вдогонку женщины. Куда там! Всадники мгновенно оттеснили и мать и подружек, окружили фаэтон, грянула «Оредада», кучер рявкнул «арря», и кони понесли фаэтон — только зазвенели колокольчики.

Диса и Рум долго смотрели вслед, стоя у ворот, а Думасара уже бежала к дому жениха.

— Эй, Думасара! — услышала она окрик Чачи. Старуха плелась, таща за руку девочку Тину.

— Эй, Думасара! — кричала Чача. — Куда спешишь? Не торопись принимать беду за радость. Что хотела сказать этим недобрая старуха, чуяла ли она что-нибудь, Думасаре некогда было задумываться, она только успела крикнуть Тине:

— Приходи во двор, девочка! Напрасно ты ушла оттуда. Приходи подбирать пряники, когда разбросают кепхих! Лю тебе поможет.

Десятки всадников в развевающихся бурках и башлыках мчались за фаэтоном. Впереди скакал Казгирей, немного отстал от него Келяр. В руках у Казгирея покачивалась ветвь лесного ореха с плодами.

Джигиты с улюлюканьем и гиканьем припадали к развевающимся гривам коней, на скаку срывали шапки с головы один у другого и, высоко подняв добычу, скакали дальше, в то время как пострадавший шпорил коня, устремляясь вдогонку за обидчиком. Позор тому, кто не сумеет отвоевать шапку! Этой игрой увлекались самые молодые. Старшие приберегали силы коней для скачки за свадебный приз, а если уж горячили их, так для того, чтобы на всем скаку выстрелить в яйцо, подкинутое другим джигитом, подобрать сброшенный шарф или платок.

Достойное выполнение обычая требовало простора. Мнимые похитители невесты проскакали из конца в конец по всему аулу, вышли за околицу, обошли аул и снова поскакали по улице: нужно было в пути съесть и выпить гостинцы, полученные на дорогу от жениха. Дар был щедрый, джигиты хмелели, но по карманам и в фаэтоне еще торчали горлышки бутылок…

— Джигиты, — обратился тогда Баляцо к всадникам, — эй, Казгирей! Келяр! Аслан! Скачите к Трем холмам, показывайте дорогу.

— Ой-я! — взвизгнули братья-красавцы и с ними Келяр, пришпорили коней — и только их и видели. Пыль и ветер обдали фаэтон.

Сердечко Сарымы щемило от радости, восторга и страха. Две девушки, поверенные жениха, гордые своей ролью, придерживали у лица Сарымы шарф-фату. Ветер трепал легкое покрывало. Дед Баляцо сидел на откидной скамеечке, спиной к кучеру, но время от времени вставал на подножку и что-то кричал. Ветер распушил его усы, глаза старика блестели.

Едва ускакали Казгирей, Аслан и Келяр, как новые всадники, оберегая невесту, окружили фаэтон. Скачка не утихала. Товарищи Эльдара неотступно следовали за фаэтоном, который с ровным шумом быстро катился по сухой траве.

Дети, женщины и старики возбужденно следили за скачкой джигитов. Во всех концах аула заливались собаки; то тут, то там, вспугнутые лошадьми или толпою зевак, разлетались куры и гуси. Птичий гам стоял, как на осенней охоте.

А вот и поляна у Трех холмов.

Уже горели костры. По степи разносился запах чесночного соуса и вареной баранины.

Подскакали. Фаэтон остановился, всадники спешились. С веселым шумом, шутками и прибаутками начали располагаться на разостланных бурках. Пошла по рукам круговая чаша. Невеста и ее подружки чинно ожидали в фаэтоне конца пиршества. Заботливый посаженый отец и тамада дед Баляцо преподнес им пышки и халву.

— Да не покинет всех нас изобилие, — эти ми словами девушки ответили на ласку и угощение и отвернулись, потому что есть на гла зах у парней было неприлично.

Сарыма пока не участвовала в пиршестве, но чудно хорошо, привольно и весело было у нее на душе. Все страхи отпали, томило только желание поскорей войти в дом Эльдара. Не такой ли должна быть вся ее жизнь, как это утро, исполненное ласки и радости? Ей казалось, что даже степная пыль ложится как-то особенно ласково и тепло. Она видела сияющее небо, кружащихся в небе птиц, а в стороне — легкие и чистые снеговые вершины.

Джигиты открыли пальбу по воронам, у костра завели песню, но Баляцо торопил людей: пора возвращаться в аул. — все выпито и съедено, жениховское угощение оценено по достоинству. И вот — снова крики, звон колокольчиков, стрельба, топот конских копыт, ровный ход колес по траве.

Показались цветные окна дома Жираслана, старая мельница…

Въехали в улицу, заполненную народом.

В доме жениха ждали возвращения фаэтона, укатившего за невестой.

Заканчивались приготовления к пиру. За одним главным столом не могли разместиться все гости, и по обширному двору расставлялись маленькие столики, собранные по всему аулу.

Угощение примиряло с виновником торжества, большевиком Эльдаром, даже особо сварливых и упрямых. Прослышав о том, что на свадьбу приедет сам Казгирей, верховный кадий, явились Саид и Муса. С утра шумел Давлет.

Заговорили об отвергнутом Рагиме, начали гадать, придет ли он на свадьбу. Вспомнили, что Рагим, кажется, персидский подданный, и сочли, что решение Рагима будет зависеть от воли шаха. Беседа перешла на обсуждение разницы между шахом и царем. Разницу эту некоторые видели в том, что шах имеет много жен, а царь — много солдат.

Разумеется, за столом главенствовали Саид и Муса. Почетное место занимал и новый мулла жемата Батоко… Не желая пропустить случая поспорить с Мусой, поблизости пристроился Масхуд. По этому поводу глашатай дед Еруль заметил не без задора:

— Куда голова, туда и хвост.

Несмотря на засушливое лето, угощение обещало быть богатым.

Крики «скачут» взволновали всех.

Два всадника мчались на взмыленных конях: Казгирей, сын Баляцо, и Келяр. Они первыми несли радостную весть: невеста едет!

Кони обоих молодцов шли голова в голову, и оба они с карьера перемахнули через плетень на обширный двор. Люди шарахнулись. Всадники осадили коней. Думасара, посаженая мать, ждала вестников на крыльце. За нею были видны женщины с чашами, наполненными пенистой махсымой, настоянной на меду.

Старики, как солдаты, строились в ряд, занимая места соответственно возрасту. Запыленный фаэтон, сопровождаемый джигитами, под звуки пальбы, ржания коней, детских криков, возгласов приветствий и удальства, въехал во Двор.

Со счастливым, томительным чувством покорности Сарыма опять отдалась чужим рукам, подхватившим и поднявшим ее. Впрочем, Сарыма знала, что это руки Баляцо. Ее внесли в дом. Но Сарыма боялась оставаться в доме Жираслана и, зная от Эльдара, что у него есть еще и квартира в Нальчике, просила его уехать после свадьбы туда… А все желают ей счастья в этом неприветливом доме, который Сарыма не хочет признать своим. Не лежит сердце к этим княжеским комнатам ни у невесты, ни у посаженой матери, хотя Думасара и возглашает:

— Пусть внесет невеста в этот дом счастье и покой!

Но где жених? Где Эльдар?

Обычай вынуждал Эльдара в это время томиться в доме Астемира. Жених не должен видеть невесту в первый день свадьбы.

Все протекало в соответствии с требованиями адыге-хабзе. Друзья Эльдара были тут, каждый старался внести свою лепту подарком, красивым словом, песней, танцем, услугой.