Агния Кузнецова (Маркова) - Свет-трава Страница 35

Около правления колхоза открыли чайную. Здесь всегда было весело и людно. Стояли автомобили проезжих, мотоциклы и велосипеды жителей села. Колхозники усиленно обзаводились этим транспортом.

В субботний вечер Никита Кириллович пришел со стана. Он не был в Семи Братьях две недели и теперь мечтал помыться в жаркой бане, попариться хорошим березовым веником.

Никита Кириллович забежал ненадолго в чайную, стоя у прилавка, выпил бутылку пива, побалагурил с шоферами и направился в правление колхоза.

В темном коридорчике, где не догадались поставить стулья или унесли в зал для какого-то многолюдного собрания, у стены в ряд на корточках сидели колхозники и дымили так, что света не было видно. Никита Кириллович присел с ними и, узнав, что Кузьма Капитонович с прорабом уехали на строительство, пошел туда же.

В стороне от села, на просторном лугу, возле речки, строили молочнотоварную ферму.

Стук, шум, говор разносились далеко по лугу, заваленному бревнами, кирпичами, песком, только что привезенными частями для автопоилок.

Никита Кириллович еще издали приметил на крыше первого цеха размахивающего руками Кузьму Капитоновича.

– Эй, председатель, свалишься! – крикнул Банщиков. – Ищу тебя по всему селу, а ты, оказывается, с высоты свои владения оглядываешь.

– Сейчас слезу.

Кузьма Капитонович неуклюже, спиной, стал спускаться по приставленной лестнице.

Они сели на бревна около фундамента доильного зала, закурили, немного помолчали.

– Я, Кузьма Капитонович, к тебе опять с тем же делом, – сказал Никита Кириллович. – Утренники давно начались. Иней. Осень нынче короткая будет. Скоро земля начнет мерзнуть. Надо торопиться заканчивать канавы к деревенскому болоту.

Кузьма Капитонович развел руками:

– Знаю, все знаю, Никита. Сегодня с Иваном Ивановичем об этом толковали. Людей взять негде. В первую очередь дороги налаживать будем, скоро к МТС подъезда не будет.

– Зачем же решение на общем собрании принимали? – рассердился Никита Кириллович. – Ты там был, Иван Иванович тоже. Чего же о дорогах молчали?

– Ну, не все сразу обдумаешь. Есть дела, которые после всплывают, – примиряюще заговорил Кузьма Капитонович. – Ты не спеши, Никита, иной раз можно применить и старую пословицу: «Тише едешь, дальше будешь».

– Не хочу ничего старого! – в запальчивости воскликнул Никита Кириллович. – Ни пословиц, ни работы по старому образцу. Не хотите помочь – в город поеду!

– Езжай! Жалуйся! Только наперед говорю – толку не будет! – Кузьма Капитонович сердито хлопнул рукой по колену.

Расставшись с Кузьмой Капитоновичем, Никита Кириллович сразу же одумался и понял, что председатели колхоза и сельсовета правы: людей не хватало на более неотложные дела, и ехать в город с жалобой не было смысла.

У него родилась другая мысль: организовать студенческий воскресник ботанического кружка, в котором состоял Федя, а у райисполкома просить машины.

Вскоре у Никиты Кирилловича выдались два свободных дня, и он уехал в город. Весь первый день он метался – то в университет, то в райисполком, и наконец дело его завершилось полной удачей.

Студенты – члены ботанического кружка – почти все согласились принять участие в воскреснике. Им хотелось взглянуть на романтическое село Семь Братьев – родину легендарной свет-травы.

Все получилось так, как задумал Никита Кириллович. Он радовался удаче, но грустные мысли порой все же посещали его.

Возвращаясь к Семи Братьям, невозможно было не вспомнить, как осенним вечером ходили они с Машей по этому темному лесу, не видели, а только слышали друг друга. В последний вечер они сидели вот там, на яру над Звонкой, где только что пробежала машина. Они ощущали прохладное дыхание реки, следили за скользящим отражением месяца в ее серебрящихся струйках…

Никита Кириллович, такой большой, сильный и смелый, с Машей был молчалив и застенчив. Но, прощаясь с ней, он все же обнял ее, прижал к груди и сказал тихо: «Машенька, задержись на несколько дней, сыграем свадьбу – и тогда в путь…»

Но она почему-то отодвинула от него это большое счастье. Она сказала: «Разлукой мы проверим свои чувства».

Он долго молчал и потом ответил через силу: «Что же, проверяй свое чувство, если не уверена в нем. Мое же в проверке не нуждается». Она уехала. Он тосковал по ней, мечтал увидеть ее, хотел забыть неприятный осадок от последней встречи, но не мог пересилить себя и писем ей не писал.

В городе он нашел переулок, в котором жила Машина мать, несколько раз прошел мимо двухэтажного деревянного дома, на воротах которого, рядом с лампочкой, на железном круге был написан номер двенадцать.

Он перешел на другую сторону, чтобы видеть окна второго этажа с простыми белыми занавесками. Почему-то он решил, что окна эти в Машиной комнате.

«За что же я сержусь на нее? – думал Никита Кириллович, прогуливаясь по переулку. – Она отсрочила свадьбу, хотела проверить наше чувство. Она тысячу раз права. Я должен уважать ее за это, она не походит на тех легкомысленных девушек, которые, не раздумывая, выходят замуж по первому предложению, потом разводятся и калечат жизнь себе и детям. Я должен пойти к ней и прекратить все недоразумения».

Он решительно направился к двухэтажному дому, поднялся по чистой крашеной лестнице, остановился у двери с цифрой пять, по постучать не осмелился.

Вечером он зашел за Федей, и они вместе пошли к Маше. Она встретила их в дверях и так обрадовалась, что руки ее невольно поднялись обнять Никиту Кирилловича. Но она сдержала свой порыв.

Никита Кириллович растерянно остановился у дверей, смущенно поглядывая то на Машу, то на ее мать Нину Сергеевну – невысокую моложавую женщину.

С детства он привык к простору деревенских полей и рек, к простым людям; не любил заходить в чужие дома, особенно в городе. «Зайти не умею, а выйти – тем более», – не раз говорил он Маше, когда та просила его во время поездок в город познакомиться с матерью.

К Нине Сергеевне Никита Кириллович почувствовал расположение с первого же взгляда, потому что Маша очень походила на мать. Лицо ее освещала такая же, как у дочери, застенчивая улыбка. Спокойные глаза, тоже карие, неотрывно глядели на пришедшего. «Так вот ты какой! Я давно хотела увидеть тебя», – говорили они.

Никита Кириллович и Федя вошли в просторную комнату. «Здесь выросла Маша, – думал Никита Кириллович, – по этим половицам бегала она ребенком». До сих пор сохранился потрепанный мишка, которым играла Маша. Он сидел на комоде рядом с зеркалом – большой, коричневый, приподняв дырявые передние лапы.

Никиту Кирилловича и Федю сразу же посадили за стол пить чай с горячими пирожками.

Федя с удовольствием ел, оживленно разговаривал с Ниной Сергеевной. Никита Кириллович молча сидел над нетронутым стаканом. Он раньше не видел Машу в черном платье и находил, что этот цвет особенно идет к ней. Он заметил, что она похудела и побледнела. «Может быть, она скучает обо мне?» – думал он, и от этой мысли становилось ему грустно и хорошо.

Нина Сергеевна все время наблюдала за Никитой Кирилловичем, то и дело обращалась к нему с вопросами. Всем было ясно – ей хотелось знать, что из себя представлял избранник ее единственной дочери. Но Никита Кириллович отвечал односложно. Да и что мог сказать он о постановках театра, ни разу не побывав в нем в этом сезоне? Не мог он принять участие и в разговоре о лекциях, лекторах, студенческой олимпиаде.

Никита Кириллович помрачнел. Он почувствовал себя жалким неучем рядом с Машей, ее матерью – доцентом горного института, рядом с Федей.

Маша, как всегда, угадала состояние Никиты Кирилловича и пришла ему на помощь.

– Что же привезли ваши студенты этим летом с Зеленого озера? – спросила она Федю.

– Что могут привезти первокурсники? – пожал он плечами. – Известно, образцы для гербариев.

– А животный мир Семи Братьев очень отличен от Зеленого озера?

– Вот этого я не знаю, – честно сознался Федя. – Это наш профессор из Семи Братьев скажет, – указал он на Банщикова.

Никита Кириллович усмехнулся, он не смутился, как этого ожидала Нина Сергеевна, и стал рассказывать о живых существах, населяющих Зеленоозерную тайгу, горы и воду.

Маша и Федя любили слушать Никиту Кирилловича. Он, не прибегая к помощи учебников и брошюр, мог всегда объяснить, например, почему ондатра водится на Звонкой, а в Зеленом озере ее нет; почему лебеди из всего края выбрали местом жительства Зеленое озеро, а соболь, как ни расселяли его по таежным просторам, там не прижился и ушел в другие места. Объясняя, он подтверждал все интересными примерами.

И сейчас все слушали Никиту Кирилловича с большим интересом, особенно Нина Сергеевна. Она поняла, что дочь увлекалась не только внешней красотой этого человека.

Провожать гостей Маша вышла на лестницу. Федя быстро сбежал вниз, намеренно оставив Никиту Кирилловича и Машу вдвоем.