Вилис Лацис - К новому берегу Страница 37

Через несколько дней Айвар, тайком от родителей, навестил Лангстыня в богадельне. Он нашел его в темном, душном углу, куда редко пробивался солнечный луч. По стене, над постелью Лангстыня, ползали прусаки. Во всех углах кряхтели и вздыхали бездомные старики. Каждое лицо, даже каждый предмет в этом доме были отмечены горем, безнадежностью и глубокой скорбью.

— Вот как со мной расплатились за всю мою работу… — сказал Лангстынь. — Но что поделаешь, такова уж судьба рабочего человека. Не стоит говорить об этом. Расскажи-ка лучше, как твои успехи в этом питомнике управляющих имениями. Много ли у тебя друзей?

Айвар рассказал про Эмкална. Наконец он не утерпел и рассказал старику про «молодых волков», про их «завывания».

— Настоящая псиная свора… — проворчал Лангстынь и сердито плюнул. — Волки… хищники. С малых лет тянет к крови. Когда они станут хозяевами, батракам жизни не будет, — он вздохнул и замолчал, а когда снова заговорил, голос у него дрожал от волнения: — Бедный парень… что они из тебя хотят сделать? Зверя. Сделают клещом и кровопийцей, душителем бедных людей.

— Я никогда не стану кровопийцей, — сказал Айвар. — Если человек сам не захочет, как же его могут сделать таким?

— Привыкнешь понемногу. Придутся по вкусу их блага… власть, богатство. Но ты не поддавайся, Айвар! Не отдавай свиньям честь и совесть. Помни, что ты сам родился среди бедняков.

— Буду помнить, дядя Лангстынь…

— Дай бог, дай бог.

Несколько часов проговорил Айвар с Лангстынем о всяких вещах. Уходя, он отдал старику все деньги, которые были при нем, и долго жал ему руку, с состраданием вглядываясь в его глаза, словно чувствуя, что в последний раз видит этого доброго и честного человека, который для него был другом и ласковым дедом.

Впервые в его сознании возник вопрос: почему со старым Лангстынем он мог свободно и откровенно говорить обо всем, а со своими приемными родителями нет? Может, он не доверял им? Может, понимал, что существуют две правды и что правда Тауриней — не его правда?

«Нет… — ответил он сам себе. — Настоящая правда может быть только одна. Человеку надо самому найти ее. А если он нашел и понял, то надо держаться, не предавать и не отступать, — иначе он не будет честным человеком. Только честный имеет право жить, носить имя человека».

«Честен ли я? — спросил себя Айвар и после некоторого раздумья ответил: — Не знаю. По-видимому, нет, ведь я до сих пор не сумел помочь ни одному человеку, нуждавшемуся в помощи. Два года назад я не сумел помочь Инге Регуту… сегодня — Лангстыню».

6

Спустя два месяца Айвар вернулся в Приедоле и в новом году учился так же прилежно, как раньше, но отодвинуть Юриса Эмкална на второе место ему не удавалось. Вскоре после Нового года он получил известие, что старый Лангстынь недавно умер и похоронен на приходском кладбище Пурвайской волости. Несколько дней Айвар ходил подавленный и не принимал участия в играх и зимних соревнованиях своих товарищей, но долго ли может грустить человек о безвозвратной утрате, если жизнь ежедневно требует отклика на каждое новое событие… Успокоилось сердце юноши, шершавая рука повседневности отодвинула в царство воспоминаний образы прошлого, каждое утро сулило что-то новое, еще небывалое, и хотя обещания чаще всего не исполнялись, но человеку приятнее глядеть вперед, в будущее, чем назад, в прошедшее.

Третий учебный год подходил к концу, когда Приедоле облетела новость: Юриса Эмкална исключили из училища! Он не совершил никакого проступка, его считали примерным воспитанником, поэтому многие «молодые волки» вначале решили, что это недоразумение и ошибка.

Айвар очень любил и уважал друга и, узнав об его исключении, огорчился до глубины души; все было сделано так внезапно и ловко, что Эмкалн даже не успел попрощаться с товарищами: в начале урока его вызвали к директору и после краткого разговора сразу же отвезли на станцию.

— Надо протестовать против этой нелепости, — сказал Айвар товарищам. — На каком основании директор выгоняет лучшего ученика? Мы знаем Юриса и можем поручиться за каждый его шаг. Кто пойдет со мной к директору?

Никто не отозвался.

— Вы боитесь? — спросил Айвар. — Может, вам запрещают думать, поэтому вы принимаете на веру все, что вам здесь преподнесут!

— Не стоит связываться, — в конце концов ответил ему Берзинь из Гулбене. — Пусть Эмкалн, если он прав, сам хлопочет за себя. Почему я должен из-за него портить отношения с директором? Это не мое дело, я ничего не знаю…

— Значит, не пойдете со мной? — переспросил Айвар. Все молчали. — Ну ладно, и не надо, если вы такие трусы. Я пойду один.

Директор принял сына богатого Тауриня очень вежливо, но, узнав, по какому поводу явился Айвар, вдруг стал официален и резок.

— По какому праву вы суете нос в мои дела? — спросил он. — Где это сказано, что директор училища должен отчитываться перед воспитанниками? Если бы ваши родители не были весьма уважаемыми людьми и верными приверженцами нашего вождя, мне оставалось бы только исключить и вас из училища вместе с Эмкалном! Тауринь, да есть ли у вас стыд? Выступить в роли адвоката и защищать такого человека!

— Эмкалн лучший ученик нашего класса, господин директор, — твердо ответил Айвар. — За ним не замечалось ничего плохого. Как это самый лучший вдруг стал самым плохим — это не понятно ни мне, ни моим товарищам.

Директор покраснел от волнения и гнева. Но с сыном Тауриня волей-неволей приходилось сдерживаться и говорить корректно.

— Мы не можем давать образование детям врагов, — сказал он. — Отец Эмкална недавно арестован. Его сыну нет места в нашем учебном заведении, которое так высоко оценил в одной из последних речей сам вождь. Можете передать это своим товарищам. И вообще бросьте эти глупости, никогда больше не выступайте в качестве адвоката, если вас не задевают. Как вам не стыдно: отец — командир айзсаргов, образцовый хозяин и общественный деятель, а сын защищает отпрыска какого-то коммуниста! Идите, Тауринь, и никогда больше с такими делами ко мне не приходите.

Айвар ушел. В интернате его встретили молчанием и вопросительными взглядами.

— Ну, чего добился? — наконец не вытерпел тот же Берзинь. — Оставили Эмкална в училище?

— Его исключили из-за отца… — мрачно ответил Айвар. — Отца недавно арестовали, а сыну приходится страдать.

— Красный? — глаза хозяйских сынков вспыхнули, как у молодых волков, когда они чуют добычу.

— Так говорит директор, — ответил Айвар, — и все равно это несправедливо.

— Значит, ты не согласен с директором? — спросил один из «молодых волков». — И ты ему сказал об этом?

Возник горячий спор, в котором Айвар остался в одиночестве. Все воспитанники признали, что директор поступил правильно, исключив Эмкална, — этого требовала добрая слава учебного заведения. Удивительно, как такой человек вообще сумел пробраться в приедольское святилище, откуда Ульманис ждал полноценное пополнение для своей кулацкой гвардии.

Увидев, что товарищей невозможно переубедить, Айвар обособился, стал замкнутым. Целую неделю он не разговаривал с одноклассниками.

Первая попытка Айвара восстать против несправедливости и активно повлиять на ход событий потерпела полный провал. По-видимому, жизнь нельзя было изменить гуманностью только одного человека: чтобы добиться улучшения, нужно было что-то большее. А что именно — Айвар не знал.

В начале мая он получил письмо из дому. Эрна Тауринь писала, что после Юрьева дня состав обитателей батрацкого дома почти целиком обновился. Отец нанял несколько поляков и латгальцев, так как с местными батраками нет никакого сладу: они только и знают, что требуют немыслимую плату, а за спиной хозяина говорят про него разные гадости. Из местных в Ургах будет работать только один сезонный рабочий, Инга Регут, — может, Айвар помнит его?

Конечно, Айвар хорошо помнил верного друга детства. Это известие очень его обрадовало. С нетерпением ждал он окончания учебного года. Хотелось скорее попасть в Урги — там его ждал человек, которому он дал слово вечно быть его другом и с которым целых три года не виделся.

7

На станции Пурваи Айвара встретил сам Тауринь. Расцеловавшись, они сели в дрожки. Рысак, прошлой осенью получивший на рижском ипподроме большой сезонный приз, быстро домчал их в Урги. По дороге Айвар узнал все главные новости: Тауринь был недавно назначен старшиной Пурвайской волости, местные айзсарги получили нового батальонного командира; сын хозяина соседней усадьбы после обязательной военной службы остался на сверхсрочной; в Ургах в одной из новых теплиц сняли первый урожай ранних овощей.

— Все бы хорошо, только не везет мне с батраками. В Юрьев день нанял сезонным работником сына бывшего батрака Регута. Работник он неплохой, но что в том проку, если у человека голова набита всякой мерзостью.