Владимир Петров - Польский пароль Страница 37

Впрочем, сразу же после речи он укатил на аэродром и улетел совсем в противоположном от фронта направлении.

Из всего полигонного начальства, прибывшего на совещание, пожалуй, один лишь Ларенц зарядился удесятеренной энергией, как того требовал бригадефюрер. Остальные пришли и ушли кислыми.

С Ларенцем все понятно: чернофуражечники всегда найдут взаимопонимание и друг друга не обидят. По принципу: ворон ворону глаз не выклюет. Так было и тут. Бригадефюрер не только похвалил коменданта за умело проведенную акцию по уничтожению советских парашютистов-разведчиков, проникших на территорию полигона, но и безоговорочно одобрил его поистине изуверскую идею перенести лагерь военнопленных к железнодорожному мосту, разместить его вплотную и открыто — пусть попробуют русские бомбить этот стратегически важный мост!

Даже он, матерый гроссмейстер провокаций, удивленно хмыкнул, однако сказал: «Утверждаю!»

Самое неприятное, пакостное в этом «срочном мероприятии» состояло в том, что именно Крюгелю, как шефу строителей, было приказано выделить бульдозеры и обеспечить расчистку площади под новую дислокацию лагеря. А кроме того, выделить необходимое количество «инженерного материала» (так эсэсовцы именовали колючую проволоку и бетонные столбы ограждения).

Крюгель только потом, после совещания, понял и оцепил, какую злую шутку сыграл с ним изобретательный Макс Ларенц, подкинув это заданьице «имперской важности»: на саперных складах не было необходимого количества проволоки. Да и откуда ей взяться, когда «Хайделагер» давно уже израсходовал все мыслимые лимиты, окутавшись колючим забором протяженностью в десятки километров!

Неизвестно, как удалось бы Крюгелю выпутаться из безвыходной ситуации, если бы командир минно-саперной роты не подсказал, что недалеко, в Жешуве, на железнодорожной станции, застряли два эшелона с инженерным оборудованием, предназначенным для группы армий «Северная Украина». (Штабу группы теперь было не до оборонительных работ: два дня назад русские прорвали фронт под Львовом и, судя по всему, начали новое масштабное наступление.)

Надо было, бросив все дела, срочно ехать самому в Жешув и выколачивать эту проклятую проволоку. А заодно решить с фельдкомендантом станции другие вопросы насчет поставки полигону товарных вагонов и специальных платформ под эвакуируемое оборудование.

Утром во время завтрака к столику Крюгеля на ходу подсел Грефе. Судя по запаху, шеф-инженер уже успел «облагородиться» стаканчиком спирта.

— Рад видеть тебя, милый Ганс! — Шумно сопя, ракетчик стал рыться в своих многочисленных карманах, пока наконец в одном из них, в заднем кармане брюк, не нашел недокуренную, по обыкновению, гаванскую сигару. Смачно закурил. — А ты что-то, я гляжу, плохо стал есть. Замотался вконец? Или переживаешь?

— Просто устал, — нехотя откликнулся Крюгель.

Грефе молча курил, поблескивая черными очками, С некоторых пор он носил их постоянно, жалуясь на раздражительное воздействие стартового пламени. Вообще говоря, глаза у шеф-инженера действительно имели болезненно-красноватый оттенок — Крюгель замечал и раньше. Но это, скорее, было следствием систематических пьянок. Даже если и так, защитные очки его неплохо маскируют, подумал Крюгель.

— А я держусь, — оказал Грефе. — Собственно, никаких оснований для паники я пока не вижу. Приходится перебазироваться, ну и что? Не первый раз. К тому же сейчас нам приготовлено вполне уютное гнездышко — я имею в виду, по теперешним временам. Надеюсь, ты знаешь, куда нас эвакуируют?

— Кажется, в Нордхаузен… — неуверенно сказал Крюгель, вспомнив адресовку первых эшелонов, которые уже сегодня готовились к отправке.

— Не совсем точно. Там рядом подземное «Миттельбау». Наша нора. Представляешь, шестьдесят метров грунта над головой. Как у бога за пазухой. Был бы только шанс, остальное приложится.

— Но это же конец?! — желчно сказал Крюгель, которому претила полупьяная бравада толстяка Грефе. Развалился непринужденно на стуле, пыхтит сигарой, воображая из себя некоего янки-босса. А эти зловещие черные очки, ведь явно они напоминают впадины-глазницы на черепе! Какого черта он их таскает, пугая окружающих? — Или вы рассчитываете на светлое будущее?

— Вот именно, рассчитываю! — хохотнул шеф-инженер. — А почему бы нет? Мы с тобой инженеры, милый Ганс, и вся эта кровавая заваруха, честно говоря, нас мало касается. Пусть они наступают, отступают, а мы делаем свое дело. И я уверен: будем делать потом!

— Когда «потом»?

— Ну после войны, разумеется. Да не строй ты мне глазки, Крюгель! Тьфу! Неужели ты и впрямь настолько наивен? Я уже тебе говорил: ты мне нравишься, парень. Следовательно, держись за меня — не пропадешь. Слово Фрица Грефе!

Крюгель уже сообразил: у шеф-инженера опять к нему какая-то просьба. Не подсел же он случайно.

— Ладно, — усмехнулся он. — Вуду держаться за вас. Что для этого нужно?

— А вот это другой разговор!

Грефе подвинул стул и коротко, предельно ясно, как это он умел делать, объяснил суть, В связи с тем что оберст Крюгель едет сегодня по служебным делам в Жешув, он просит его о следующем.

Первое: достать в городе и привезти ящик хорошего французского коньяка («не бутылку, а именно ящик!»). Где достать? Ну например, в гарнизонном офицерском казино. Каким образом? Это уже его, Крюгеля, дело (впрочем, об этом ниже еще будет сказано).

Второе: решая вопрос с комендантом станции о поставках полигону железнодорожных эшелонов, Крюгель должен сделать основной упор только на открытых и специальных платформах, как необходимых первоочередно (для особо ценного оборудования). Что касается товарных вагонов, предназначенных для эвакуации пленных, то их не требовать или требовать крайний минимум. Там, на «Миттельбау», рабочей силы достаточно, а здесь за отправку пленных отвечает этот фискал Ларенц. Пусть он, проклятый, покрутит хвостом, пусть побольше отправит их не в Германию, а на санацию. Это резонно и разумно, потому что от доходяг-пленных никакой пользы все равно нет, а Ларенцу наверняка всыплют перцу за неточное исполнение приказа бригадефюрера Каммлера. Не говоря уже о том, что эти исчезнувшие пленные будут зачислены союзниками и русскими на личный счет Ларенца, следовательно, веревка ему потом обеспечена. Тут что-нибудь смущает Крюгеля? Или он не знает о траншеях, вырытых рядом под Пусткувом, в которые уже отправлены тысячи пленных? Это работа Ларенца, ему не привыкать. Кстати, бульдозеры, которыми рыли траншей, все как один из дорожно-строительного дивизиона. Уж они-то известны оберсту Крюгелю?

— Оставьте ваши намеки, — хмуро сказал Крюгель. — Вы можете считать меня наивным, но я отнюдь не из слабонервных. Прошу это учесть. Вы лучше скажите, как быть с официальной заявкой на железнодорожный транспорт, подписанной вами и утвержденной Каммлером? Там ведь дана полная раскладка и платформ и вагонов?

Грефе с наигранным удивлением хрюкнул: дескать, что за глупый вопрос, что за бестактность по отношению к начальству?

— Сейчас идет война, милый Крюгель, и мало ли кто, чего и сколько запросит! Важно — что получит. К тому же в этой войне мы явно проигрываем и нас с тобой сейчас должны тревожить не столько общие, сколько свои, личные интересы. Вот ты и думай прежде всего о самом себе.

— Да, но этот дурацкий ящик коньяка! Где я его возьму? — раздраженно спросил Крюгель.

— Не беспокойся, это сущий пустяк! Зная твою непрактичность (не обижайся, но это так!), я пошлю с тобой своего человека, пробивного и очень пронырливого парня. Он может все, я не преувеличиваю, ты сам убедишься. Он мне достает и коньяк, и эти вот гаванские сигары, и еще кое-что. Правда, я немножко рискую этим человеком, но что поделаешь. Дорога на Жешув сейчас опасна, поэтому возьмете бронеавтомобиль с эсэсовской охраной из полка «Бранденбург». Я уже распорядился.

— Кто же он, этот ваш прохвост?

— Напрасно ты его оскорбляешь, Ганс! Это в самом деле обаятельный парень. Клянусь, он тебе понравится. Я с ним познакомился недавно в нашем гараже. Он автомеханик. Но какой! Машину, мотор видит насквозь — шоферы от него без ума. Ты представляешь, Ганс, пьет одним духом кружку спирта. И никакой воды! Я был просто очарован.

— Понимаю. Для вас это главный критерий.

— Не надо язвить, милый Ганс. Мы все не лишены слабостей. Кстати, у него есть такой же существенный изъян, как и у тебя: он, кадровый фельдфебель вермахта, не является членом нашей славной НСДАП. По этой причине он привлек внимание штурмбанфюрера Ларенца.

— И что же?

— Комендант, кажется, послал запрос на него. К тому же выяснилось, что он австриец. Но мне-то плевать, кто будет поставлять сигары и коньяк: чистый или нечистый. В конце концов, мы все теперь из категории «нечистых».