Александр Кутепов - Знойное лето Страница 37

Завтрашний день еще принадлежит нам и от нас полностью зависит, каким он уйдет в прошлое. А завтра мы сделаем вот что, — начинает планировать Дубов. Прямо с утра задание редактору газеты написать о хомутовцах. Важно уловить и передать атмосферу: напряжение, трудности, деловитость, уверенность. Но объективно, чтобы не отдавало искусственностью. Может быть, напечатать письмо старшего Глазкова с призывом к пенсионерам? Наверное, так. Да, так!

Завтра же с утра садиться за доклад на пленум. Теперь, можно сказать, все точки определены. Теперь нужны выводы, предложения, четкая программа действия. Только так!

Завтра же с утра пригласить директора ремзавода «Сельхозтехники». Ему поручалось подумать о механизации заготовки камыша и другой растительности. Долго думают, долго… Вообще-то этот вертлявый Басаров прав: самый сильный и сочный камыш можно взять только по воде. А как без техники? Надо бы собрать побольше таких предложений и выбрать наиболее рациональное, оптимальное, простое и производительное. Завтра же поручить это управлению сельского хозяйства.

Завтра же вызвать работников кооперации. По дороге в Хомутово он специально заезжал в три деревни и смотрел, чем торгуют магазины. Стыд! Об этом и поговорим. Сейчас мы должны учесть, настроить и привести в действие все, что хоть как-то влияет на работу и настроение людей. Только так!

Завтра же с утра дать задание готовить плакаты о кормах. Хорошо бы цветные.

Завтра же… Завтра же… Еще множество других дел просятся в очередность неотложных, и он сортирует их, отбирая одно и отодвигая другое, что может еще потерпеть.

И как-то так получилось, что за всю дорогу Виталий Андреевич не подумал лично о себе, о нестерпимой уже боли, которая все чаще наваливается на него и когда-то может оказаться последней… Он бы мог вспомнить, сколько у него было в этом году ночей полностью без сна, сколько раз бывал он на грани отчаяния и полного бессилия, но не преступил эту грань. Он бы мог вспомнить попутно, сколько раз за время работы в райкоме его критиковали и даже наказывали, не делая скидки ни на объективные причины, вроде нынешних, ни на отсутствие опытных кадров, ни на больное сердце. Но он не таил обиды, принимая весь спрос как должное… Он вспоминал и думал о другом. О том, как же все-таки трудно дается району и ему лично выход сельской экономики на магистральный путь. Идет крутой подъем, движение непрерывно, хотя временами, как сейчас, затухает его скорость. И если бы от него, Дубова, потребовалось расставить людей на этом тяжелом подъеме, он бы, не раздумывая, впереди поставил Кутейникова и Глазкова. Поставил бы, не придав значения тому, что один слишком медлителен и слишком добродушен, а другой не в меру быстр и суховат. Сам бы Дубов встал где-то в середине цепочки, чтобы видеть головных и иметь возможность в любую минуту вернуться назад и помочь замыкающим…

Наутро после собрания, когда на машинном дворе собрались механизаторы, Егор Басаров вновь заботалил. Бил фуражку о землю и кричал как перед тысячной толпой:

— Критика, мужики, — вещь! Встал, врезал — и ваших нет! Между протчим, пусть спасибо председатель скажет, что Егор не все факты выпустил. У Егора не глаз, а ватерпас, все видит и замечает… Про тот же водопровод сказать. Ну какого хрена, прости меня господи, этот сопатый Саша Иванович копается? Я самолично все там проверил и дал свой расчет. Утер нос, между протчим. Теперь они чего выжидают? Ясно чего! Когда Егор возьмется. Егор все может, у Егора не заржавеет! Иду на спор, мужики: счас слетаю в контору, сколь скажу, столь и заплотит председатель за водопровод. Держись, колхозная касса!

После таких слов Егор Харитонович при всех условиях уже не мог удержать себя. Вскочил на мотоцикл, дал газу и скрылся в облаке пыли.

В это время в конторе Глазков выговаривал Рязанцеву:

— Тянем, Саша, тянем!

— Алексей Павлович, — Рязанцев от волнения краснеет и заикается. — Я не т-тяну, я работаю. Насос уже готов, двигатель как часы. С-сам регулировал. А что касается устройства водовода, то Николай Петрович предлагает на завтра же объявить комсомольский субботник.

— Когда это он успел предложить? — удивился Алексей.

— Вчера вечером, на волейбольной площадке. Я уже со многими ребятами переговорил, они согласны. Мы за два дня управимся!

— Ну-ну! — подзадорил его Глазков.

— Да у меня все уже расписано! Трубы к озеру увезем сегодня, сварочный аппарат на ходу.

— Не перечисляй, — нетерпеливо остановил Сашу Ивановича Глазков. — Субботник — это даже очень хорошо. Но надо, чтобы не только комсомольцы вышли. Впрочем, об этом мы еще поговорим с Кутейниковым. Тут вот над чем, Саша, подумать надо. Как бы нам умудриться и дать воду на двенадцатое поле? Перепашем его и засеем. В августе соберем хорошее сено. Но хотя бы немножко воды.

— То есть как — перепашем? — не понял Рязанцев. — Там же пшеница посеяна.

— Нет пшеницы, — глухо и тихо ответил Глазков.

— А может…

— Не может, Саша. Я все-таки агроном и могу отличить живое поле от мертвого…

Не успел уйти Рязанцев, как явился Егор Харитонович.

— Здорово, председатель! — Басаров по-свойски протопал по кабинету, снял фуражку и швырнул ее на кресло. — За вчерашнее, между протчим, не серчай на меня. Егор человек прямой.

— Знаю и сочувствую, — Глазков нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. — Если по делу пришел — выкладывай. Мне некогда.

— А ведь ты и правда обиделся! — обрадовался Басаров и захохотал. — Егора не проведешь на соломе, он такой!

— Я, Егор Харитонович, — медленно и с расстановкой проговорил Алексей, — и критику люблю и самокритику уважаю… Так что за нужда у тебя?

— Не моя нужда, председатель, а твоя, — пояснил Егор Харитонович. — Своей силой этот чертов водопровод ни в жизнь не сделать. Тут опытный народ нужон. Мастера! Так что давай будем рядиться, а завтра прикатят два свояка и дружок мой. На газопроводе, между протчим, вместе мы вкалывали. — Басаров наклонился к Алексею, подмигнул. — Так сколь даешь, председатель, за высокие темпы и отличное, между протчим, качество?

— По расценкам, — резко ответил Глазков, обозленный ужимками и нахальством Басарова.

— Чего-чего?! — Егор Харитонович даже растерялся и часто заморгал.

— По расценкам или нисколько, — Алексей строго глядел на ошарашенного Басарова. — К твоему сведению, Егор Харитонович, все будет сделано бесплатно и завтра же. Приглашаю тебя на субботник. Персонально.

— Какой субботник! — закричал Басаров. — Да вы что, чекнулись тут все от жару? Это ж не кустики сажать, а важное сооруженье делать!

— Ничего, осилим, — успокоил его Глазков. — Не очень-то переживай за нас.

— Хороши сказочки, да не к ночи бы, — сказал Егор Харитонович.

Грохнув дверью, Басаров ушел.

«Ну ладно, поглядим! — сказал себе Егор Харитонович. — Это сколь же народу собрать надо, чтобы за день сделать? Всю деревню. А кто пойдет, между протчим? Мой Пашка побежит, другие дурачки… Шалишь, председатель! Как бы не пришлось Егору в ноги поклониться. А мы теперь подумаем, соглашаться или не соглашаться».

Вернувшись на машинный двор, Басаров тихо прошмыгнул в закуток между рядами комбайнов и нехотя принялся за работу — разбирать сенокосилку.

— На кой шут их ремонтировать, а? — спросил он напарника Ивана Скородумова. — Все одно косить нечего.

Иван тут же бросил ключи, согласно закивал большим носом, прищурил хитрые подслеповатые глаза.

— Оно конешно, — заговорил он вечно скрипучим голосом. — Сперва косить нече, после жрать нече… Тут, Егор, на себя вся надёжа. Кто смел, тот и съел. Надо тишком начинать покос. На корову набью сена, а там видно будет.

— Отберут, — уверенно сказал Басаров. — И спасибо не скажут. Пробовал я один раз так косить. — Егор Харитонович плюнул.

— У кого отберут, а у кого не найдут. Если на виду стожок поставить — оно конешно. А лес большой, темный, — Иван засмеялся, все его тощее тело мелко затряслось, готовое рассыпаться на части.

Иван всю жизнь промышлял воровством. Со временем это стало какой-то болезнью: он тащил к себе во двор даже то, что вовсе не нужно в личном хозяйстве ни сейчас, ни потом.

Подсев к Басарову, Иван стал припоминать случаи, как в годы бескормицы и неурожая он ухитрялся сохранить и корову, и табунок овец, и всякую другую живность.

— Ну что, Егор, дрогнула колхозная касса? — спросил проходивший мимо Костя Петраков, широкоплечий верзила цыганского вида. — Принял бы в долю, а?

— Твоя доля далече в поле, — хмуро отозвался Басаров и отвернулся, считая разговор оконченным.

Костя засмеялся и ушел.

— С мотоциклом, брат, все дела можно обтяпать, — скрипел над ухом Иван. — Тут коснул, там коснул. И не обязательно в своем колхозе. В чужом даже лучше.