Александр Аросев - Большие пожары Страница 39

Варвий, неожиданно для себя самого, весело подмигнул ему.

— И кроме меня, дружище, — прошептал он, — я тоже кое о чем догадался.

Берлога собрался было что-то спросить, как вдруг какой-то шорох, шум, шуршание послышалось над ними. Варвий невольно поднял голову — он увидел тень.

— Опять! — пробормотал Берлога.

— Что опять?

— Как что?! Это Струк, — с досадой сказал Берлога, — ты его не знаешь…

Он не окончил фразы; тень, ожившая и превратившаяся в бритого старика с рыхлым животом и большим носом, спускалась по лестнице.

Не успел Варвий разобраться в непонятных словах, как Берлога пригнул его к земле и сам присел на корточки.

Старик, кряхтя, спускался с лестницы. Он спустился на землю и, ворча что-то, пошел напрямик через развороченные грядки огорода.

Берлога и Мигунов переждали несколько секунд и, едва он свернул за угол здания, крадучись пошли вслед за ним.

Когда они прошли вслед за стариком в узкую дыру, замаскированную чахлыми кустиками сирени, которая росла тут и там вдоль забора, старик заворачивал уже за угол. Он, казалось, заметил преследователей и старался скорее исчезнуть.

— Ну, надо бежать, — скомандовал Берлога.

Никогда еще за всю свою жизнь Варвий Мигунов, архивариус Златогорского суда, не бежал с такой радостной быстротой, как в это утро. Веселый сухой песок, как акробат, взлетал под его ногами, Берлога сразу остался позади, — и все-таки старик убегал. Как неуклюжая птица, еще не научившаяся летать, он тяжко подпрыгивал, мотался — и все-таки убегал от него, Варвия Мигунова, с какой-то неестественной невероятной быстротой.

И только когда перед глазами замелькала затейливая ограда Струковского особняка, старик замедлил шаги, пытаясь на ходу достать что-то из кармана.

В это мгновение маленький широкоплечий обезьяноподобный человек, — как позднее узнал Мигунов, это был кузнец, дядя Клим, по фамилии Величко, — откуда-то бросился под ноги старику.

Старик упал, что-то в нем глухо звякнуло о камни, и минуту спустя Мигунов и Берлога уже держали старика за руки, а дядя Клим, ворча и ругаясь, собирал какие-то стеклышки и гайки.

— Гражданин Струк, вы арестованы, — твердо сказал Берлога.

Ни Мишин, ни Корт еще не вернулись с пожара пороховых складов. Один Куковеров, насилу оправившийся от обморока, сидел за столом, в кабинете начальника ЗУР'а.

Он был поражен, увидев Струка стоящим между Мигуновым и Берлогой — в разорванном пиджаке, со связанными на спине руками.

— Развяжите руки, — коротко приказал он.

Дядя Клим, ворча, что «как такого преступника словили, его нужно не то, что развязать, а прямо нужно поперек пупа скрутить канатом» — сдернул, однако ж, веревку и освободил Струка.

Старик пошевелил в воздухе пальцами, потер руки и хмуро уселся.

Спустя четверть часа Куковеров остался с ним наедине.

— Ну что, мистер Струк, — спросил он весело, — так, значит, вы из мещан города Белостока, Гродненской губернии, а? Так вы получили в концессию пуговичную фабрику? Так состояние свое вы нажили на военных поставках в Америке?

Струк уныло посмотрел на него и грустно повел носом.

— Мне ничего не удается за последние пять — десять лет, — печально объяснил он, — за что я ни берусь, все летит вверх тормашками, и, кажется, скоро я пойду чистить ботинки уличным шелопаям. О чем вы хотите спросить меня? Говорите прямо.

Куковеров вытащил из кармана портсигар, закурил и предложил закурить Струку. Струк отказался от папирос и, вытащив из жилетного кармана сигаретку, долго чиркал спичкой о стертый коробок.

Струк откинулся на спинку стула, рот его медленно открывался, сигаретка скатилась на колени, на пол.

— Вы нашли дело? — растерянно спросил он.

Куковеров встал, оглянулся, нашел глазами графин с водой, стоявший на подоконнике.

— Хотите воды? — коротко спросил он.

— Ко всем свиньям воду, — дергая руками, объявил Струк, — почем я знаю, может быть, вы меня отравить собрались.

— Нет, мы что-то пропустили мимо глаз при чтении этого дела, — подумал Куковеров, — что за чорт, он прямо места себе не находит… Отравить! Чорта с три мне тебя травить, старая галоша.

— Мы знаем все, — решительно сказал он, — все, вплоть до того, как звали вашу мамку…

— Да у меня не было мамки, я до трех лет искусственным молоком питался, — яростно пробормотал Струк.

— Это все равно, я сказал для примера. Не старайтесь скрывать… попытаетесь утаить — вам же хуже будет.

Струк фыркнул и сел на стул.

— Ну, что ж, — сказал он, — если вы говорите мне такие вещи, так, может быть, вы и в самом деле знаете, как звали мою мамку, хотя бы я и питался до трех лет искусственным молоком. Ну, что ж, если на то пошло, поговорим начистоту, гражданин Куковеров.

В. КАВЕРИН

А. АРОСЕВ

Глава XXIII. «Марсианин»

В этом году очень красный Марс. Просто багровый. Посмотрите, если не верите, сами в ясный день на небо — увидите на западе кровяную ранку в небе. Она трепещет. То бледнеет, то опять делается удивительно красной. Уже несколько лет не был таким Марс. Видно, будет война или революция.

Марсианина я представляю себе так: он — двуногий, двурукий, двуглазый. Но вот глаза у него очень большие и цвета стали. А голова его тоже непомерно огромна и без волос, как полированный шар. Рост марсианина — аршин с небольшим.

Вы никогда не видали таких людей? Бывают. Присмотритесь хорошенько к людям. К людям вообще стоит присмотреться. Дарвин дал понять нам, что человек — это последняя (для нас, по крайней мере) ступень развития животного. Будто бы миллионы лет прошло, как человек стал человеком. Будто бы толкала его к развитию борьба за существование. Может быть, не спорим.

Но есть и другие ученые, которые говорят, что среди людей, происшедших таким дарвинским способом, есть еще люди, происхождение которых на земле иное.

Например, об австралийцах существует предположение, что они или их предки свалились на землю вместе с Австралией, которая-де есть не что иное, как кусок, упавший на землю с другой планеты. От этого-то удара земля наша имеет некоторый неправильный наклон своей оси.

На севере Финляндии (тогда еще небезызвестный монарх Николай Романов именовался «великим князем Финляндским»), у города Торнео, поезд остановился как раз в такую ясную морозную ночь, когда красный Марс бился в небе, как сердце солнечной системы, как рваная рана неба, застегнутого на все бриллиантовые пуговицы своих звезд.

В поезде, среди других, был и этот большеголовый, большеглазый человек. Тут, в Торнео, была русско-шведская граница. Кондуктор отобрал билеты. Пассажиры вышли на перрон. Большеголовый имел в руках маленький чемоданчик. Руки его были красными от мороза и без перчаток. От холода он сутулился, делался еще меньше, и мятая весенняя шляпа в такой северный финский мороз придавала ему совсем жалкий вид. Но вид — это одно, а глаза — зеркало души — другое. Глаза его были бодры, прозрачны от вечного присутствия внимательного ума и немного покраснели около век от бессонных ночей.

Большеголовый посмотрел на небо. Увидел далекий Марс. Дотронулся рукой до уха, поежился от мороза. И в общем не знал, что ему делать. Собственно, он знал, что ему делать, только не знал, как это сделать.

Ему надо было из российских пределов выбраться за границу. И надо это делать быстро, иначе — пропала его большая голова вместе с глазами — зеркалом души.

Внутрь вокзала зайти — значит показать свое лицо при полном свете вокзальном пограничным жандармам. Итти в городок, — но куда? К кому? Не опаснее ли это, чем зал ожидания? Оставаться тут — какой смысл? Да и потом морозище! Еще две-три минуты, и губы начнут так барабанить, что их не остановить будет до утра, до солнца. Ноги закоченеют, руки. Вообще, север земного шара покажет свою жестокость.

Большеголовый отвернулся от Марса и сделал два шага по какому-то направлению, увидел трех или четырех финских возчиков, которые у длинных саней своих, немного похожих на наши русские розвальни, трудились с погрузкой чемоданов и корзин пассажиров, намеревающихся переехать границу.

Вспомнил большеголовый, что бабушка его говорила, что он родился под счастливой звездой. Подошел на этом основании к возчику и спросил, куда они везут пассажиров. На плохом русском языке возчик объявил, что пассажиров они везут в Швецию, за границу. Если он тоже хочет, то может, но нужно иметь заграничный паспорт, который требуется предъявлять при переезде через замерзшую реку Торнео.

— Это у меня есть, — соврал возчику большеголовый. У него не было не только заграничного, но и вообще никакого паспорта.

Сказав так, большеголовый шлепнулся в сани, густо устланные соломой.