Николай Кузаков - Красная волчица Страница 4

Василий, опустив голову, молчал.

— В прошлом году ты помог им продлить жизнь, — продолжал Поморов. В этом году от тебя тоже многое будет зависеть. У них мануфактура есть, а у нас нет.

— В шкуре ходить буду, но меня шиш теперь заманишь!

— Этого мало, Василий. Надо с эвенками поговорить, чтобы и они не шли. Тебя они уважают, как большого охотника.

— Поговорю, Михаил Викторович. Бывайте здоровы.

Василий проулком вышел из села и направился к поскотине.

Тайга… Веками стояла она глухой ко всему. Но шальным ветром заперло весть о войне с Германией, высекла она горькую слезу у матерей и жен, проводивших своих сыновей и мужей в чужие, неведомые края. В двадцать третьем году вернулись первые парни в шинелях, пропахших потом и пороховым дымом. А через два года пришел Степан Воронов. Избрали сельский Совет, создали Госторг, организовали товарищество «Красный охотник» и начали перекраивать жизнь на новый лад.

Василий похлопал по черной лоснящейся шее Орленка и пустил повод. Орленок вынес его на тропу. В лицо Василию ударяй ветер. Замелькали с боков кусты. Испуганно вспархивали птицы.

«В красные рядишься, — сверлили мозг слова Генки. — А сам в зятья к Бокову метишь». Василий на ходу сломал прут и огрел Орленка. Конь вздрогнул и с удивлением покосился на хозяина. «Взвоет твой. Боков от такого зятя, — подумал Василий. — Из-под носа уведу Капитолину. И чихать я хотел на вас».

Быстрая езда немного успокоила Василия. Как на крыльях, взлетел он на Красный Яр с зеленой лужайкой. На скаку спрыгнул с седла. Орленок, остановился.

— Не пришла.

Василий вышел на берег. Внизу, прикрытая бледной северной ночью, плескалась вода. Пониже яра виднелись костры: люди возле домов варили ужин. Василий повернулся к Орленку.

— Что делать будем? — Он обнял за шею коня. Вспомнилась первая встреча с Капитолиной. Два года назад он в сумерках возвращался с охоты и вдруг услышал песню. Осторожно вышел из лесу. Вот здесь, у обрыва, сидела Капитолина. На вечеринках он ее часто встречал, но не смел подойти к гордой дочке лавочника. А тут в ее голосе было столько тоски, что Василий не выдержал, окликнул, и потянулось сердце…

Орленок поднял голову и заржал. На поляну выбежали Капитолина.

— Узнал, Орленок. На, сладкоешка. Она прочинила, ему кусочек сахару и подошла к Василию.

— Прилетел. А я кое-как вырвалась, Весь день отец с Урукчей гулял. Сейчас пошли на стойбище оленя резать.

Василий и Капитолина сели у обрыва. Над лесом разлилась тишина. По небу крупной лесистой росой рассыпались звезды. Под яром бились о берег волны. В кустах перекликались птицы.

— Ждала меня? — спросил Василий.

Капитолина вздохнула.

— Я и сама не знаю, что со мной делается. др раз такая тоска возьмет, хоть волком вой. Приду сюда. Тебя дождать не могу. Приедешь — и с тобой тошно, хоть с яра бросайся. А раз сижу здесь, и на той стороне, и девушка вышла. Руками машет, мол, уходи. Это Хозяйка тайги меня прогоняла.

Много разных легенд таежный народ, сочинил о Хозяйке тайги.

Говорили, где-то на Холодной реке, в глухомани, есть деревня Вольная. Жила там девушка — стройная, как елочка, глаза большие, синие, как озера, русая коса до пят. Пришло время ей замуж выходить. Сватают парни, один другого лучше. Как быть?

Вдали от деревни за хребтами стояла Шаман-гора. Серые скалы упирались в небо. Было там ущелье, в нем жил злой дух шаманов. Это ущелье охраняли чудовища. Многие смельчаки пытались побывать в их логове, но никто не вернулся. А там, где они бились с чудовищами, появлялись поляны, и на них круглый год росли красные цветы.

И вот девушка говорит парням:

— Кто принесет с Шаман-горы красных цветов, за того и выйду замуж.

Испугались, люди. Погубит девчонка парней. Отговаривать ее стали. Но гордая невеста стояла на своем.

Ушли парни. Вернулся только один. В руках красные цветы держит. А из ран кровь хлещет. Отдал парень девушке цветы и говорит:

— Цветы эти — кровь наша. У тебя жестокое сердце, ты никого не любила, потому и посылала нас на смерть, — В деревне мало осталось охотников, но надо кормить детей и женщин. Теперь ты будешь жить в тайге и помогать людям промышлять зверя.

Он упал замертво. А девушка в белом подвенечном платье ушла в горы. С тех пор и бродит она по лесу. Только сердце у нее по-прежнему жестокое, потому и скупа тайга на дары. Так просто у нее ничего не возьмешь. Решил спромышлять зверя — до седьмого пота ходить будешь. А ослаб душой и телом, не бери ружья в руки, даже рябчика не найдешь. Таежная удача приходит только к сильным.

— Вася, а ты Хозяйку видывал? — спросила Капитолина.

— Видел раз, когда с охоты шел. Зимой это было. Устал, кое-как на ногах стою, в глазах темно. Смотрю: меж деревьев платье белое замелькало. Все ближе, ближе. Останавливается. Сама Хозяйка, Лицо белое, как из кости вырезано, глаза печальные, смотрит так, будто ищет кого. Увидела меня, руки протягивает. Я на нее пальмой замахнулся. Она отскочила, захохотала, как куропатка, и убежала. Только чудилось мне это: заморился сильно.

Капитолина некоторое время сидела молча, потом сказала:

Тебя тятя увидеть хочет.

— Это зачем я ему вдруг понадобился? Давно ли грозился с яра спустить.

— С прошлой осени он к тебе подобрел, говорит, не в отца пошел, помог пушнину у эвенков взять.

Словно огнем обожгло щеки Василия.

— Велел тебе поговорить с эвенками, чтобы и в этом году пушнину к нему несли.

«Вот гад, — Василий стиснул зубы. — Помощника нашел».

— И теперь против свадьбы не возражает, — продолжала Капитолина. Только, говорит, пусть жить к нам переходит и торговать помогает.

— Больше он ничего не предлагал? — сдерживая бешенство, спросил Василий.

— Нет, а что?

— Не любишь ты меня.

— Не сердись, Вася. Я как в тумане. Надо мне что-то, а что — сама не знаю.

Василий встал.

— Так вот, Капа. Скажи отцу, плевать я хотел на его лавку. И ты кончай волынку тянуть. Люди в глаза тычут дочерью лавочника. Давай махнем в горы.

— Да ты в своем уме? Отец проклянет меня. Да и что он нажил, наше будет.

— Боишься, что не прокормлю?

— Лишнее не будет. А выйду за тебя, когда жить к нам и придешь.

Василий с укором посмотрел на Капитолину.

— Я-то думал, человека встретил. А ты просто… торговка. Прощай.

С яра большой черной тенью метнулся Орленок. Сердито простучали копыта, и все замерло.

В окно осторожно заглянул рассвет. Поморов зарядил ружье, вышел из дома, а к двери поставил палочку (здесь не знают замков, палочка означает, что в доме нет никого), и направился к лесу.

Деревня утопала в густом тумане. Где-то басовито горланил петух, мычала корова, с реки доносился стук — кто-то вычерпывал воду из лодки.

В лесу было еще сумрачно. Терпко пахло свиным багульником. В наволоке[9] клокотала тетеря, собирая птенцов на кормежку. У тропинки на тонкую листвянку сел дятел, ударил по стволу граненым клювом, деревце вздрогнуло, на Поморова дождем сыпанула роса.

— Фу, черт — пробурчал Поморов. — Места тебе больше не нашлось.

Дятел оглянулся на голос, с шумом снялся и перелетел на другое дерево.

На Матвеевой горе Поморова встретило солнце. Обняв полнеба пламенем, оно выплеснуло поток холодного света на землю. На ветках заискрилась роса. Над рекой, которая хорошо была видна с хребта, качнулся туман и пополз в распадок. Будто из-под облака вынырнула деревня. Ее дома стрижиными гнездами были налеплены вдоль берега. Чуть поодаль, у опушки леса, стояла школа.

Первый год Поморов преподавал в старой избе, но на другой год таежники выстроили хорошую школу и домик ему для жилья, снабжали продуктами. Часто он даже не знал, кто это делал. Придет в кладовую, а там лежит стегно мяса или стоит бочонок рыбы, чуман[10] с ягодой. Женщины приходили мыть полы и белить.

Поморов как-то сказал Степану: «Кому-то я должен платить за продукты и работу». Тот нахмурился: «Ты брось счеты сводить, Учи хорошо ребятишек, из нашего брата темноту выгоняй, а в остальном — не твоя печаль».

На стоянку эвенков Поморов пришел в полдень. Возле чумов горели костры, в медных котлах варилось мясо. Эвенки в засаленных ровдужных платьях орудовали большими деревянными поварешками. У некоторых юрт в зыбках лежали младенцы.

В стороне, в окружении ребят, с пальмой в руках стоял Кайнача. Вот он подал пальму Урукону. Мальчик взмахнул ею и опустил на ствол сосенки. Пальма вырвалась у него из рук и упала на землю. Ребята засмеялись. Кайнача поднял ее и одним взмахом, как соломинку, срубил сосенку. А пока она падала, перерубил ее еще в двух местах. Ребята закричали в восторге.

— Box это да! — вскрикнул Поморов.

Почуяв чужого, на него с лаем бросились собаки. И тотчас рядом с учителем оказался Кайнача, он крикнул, взмахнул пальмой, и собаки нехотя поплелись к чумам.