Михаил Зуев-Ордынец - Вторая весна Страница 4

Первый слабый огонек загорелся внизу, в мазанке колхоза, затем огни зажглись во всех колхозных домах, осветив холодно и маслено блестевшую размытую ливнем дорогу. И это было как сигнал: далеко в степи, у самого горизонта, возникло дымящееся зелено-серебристое зарево. Оно было живое, пульсировало, дышало, то припадая к земле, то взлетая к черному небу. Он завораживал, притягивал, этот живой, трепещущий свет.

Вместе с заревом начал стремительно нарастать гул моторов, мощный и звонкий, от которого дрожала каждая частица воздуха. Карабас зло залаял на этот непонятный шум, но Кожагул пнул собаку, и она, взвизгнув, смолкла.

Зарево упало на землю, и, как огни корабля в море, блеснула вдали первая пара фар, за ней вторая, третья. Каждый миг взлетали на горизонте новые огоньки, а вскоре стали видны и сами машины. Маленькие, темные, они бежали по степи, как тараканы по столу, ощупывая дорогу усиками-лучами. Их огни двигались по ломаным линиям, и от этого степь осветилась во все концы. Стало очень светло и будто бы даже тепло. В этом веселом свете безжалостно выступило убожество колхозных кибиток, а полузасохший карагач стоял залитый светом, как поднявшийся с постели умирающий.

Со степи потянуло бензиновой гарью. Машины шли уже у подножия сопки, мимо школы. Они включили дальний свет, и на белых стенах школы запрыгали угольно-черные тени троих людей. Маленькие машины пролетали, шипя шинами по грязи и раскачивая на ухабах полосы света. Тяжеловозы налетали как шквал, со свистом разрывая воздух. По-слоновьи топали толстыми баллонами огромные самосвалы Осторожно, чтобы не расплескать свой опасный груз, проплывали бензовозы. Ярко освещенной уютной комнатой, непонятно как попавшей в темную сырую степь, пролетел бесшумно большой автобус. На занавесках его окон угадывались силуэты разговаривающих людей. Большая жизнь мчалась по замершей степи, ибо шли не только машины — шли новые люди с новыми, богатыми, смелыми мыслями и крепкой костью. А для Галима Нуржановича вернулся тот памятный вечер поздней весны. Снова стоит рядом Те-мир, юношески надменно откинута его голова, а горячий взгляд его рвется вслед за проходящими машинами.

— Аллах праведный! — восхищенно крикнул и шлепнул себя по бедрам где-то в темноте Кожагул. — Считал, считал — сбился. Овец в отаре хорошо считал, здесь совсем сбился, верь аллаху.

— Поди, и земляки мои тут едут, — растроганно сказала Варвара. — Помочь бы им надо. Люди впервой в степь приехали. А она, степь-то, ой не сахар, если кто впервой. По себе знаю.

— Помочь? — рассеянно спросил Галям Нуржанович и вдруг оживился, загорелся. — Помочь, это замечательно. Но чем мы можем помочь?

— Русски пироги давай делай, Варваруш! Пирогами будем помогать, — засмеялся Кожагул, и слышно было, как он хлопнул Варвару по спине. — Уй, кумыс на медовых дрожжах!

— Не время, — сказала сухо и сурово Варвара. Кожагул смущенно покашлял и подошел к учителю:

— Целина идет, агай?

— Целина, Кожаке.

— Хорошо! — закивал головой Кожагул. — Соседями будем.

По степи шли последние машины, а по красным стоп-сигналам можно было видеть, как много их уже прошло. Эти огоньки образовали в степи улицу, освещенную горячим рубиновым светом. Но вот пробежала торопливо, видимо, отставшая машина, рубиновые огоньки начали гаснуть, а рокот моторов стихать, уходя, как отливная волна, на восток. Теперь мигали только желтые огни колхоза. Но скоро и их слизала ночь черным, влажным языком. Снова стало тихо, темно и пронизывающе сыро.

И тогда, протянув руки ладонями вверх, в ту сторону, куда ушли машины, Кожагул сказал торжественно и проникновенно:

— Бесмильда![6] Хорошего вам тягла!

Так говорили когда-то в степи, провожая в кочевку милых сердцу родичей и друзей.

…Галим Нуржанович почувствовал вдруг страшную усталость. Придавливая ладонью прыгающее сердце, он пошел в школу. Дома он накапал на сахар валидола, пососал и лег. Он хотел вообразить идущую постегай колонну машин, но тотчас крепко уснул.

Ему приснился радостный сон. Сон — то был самый обыкновенный: будто бы Варвара месит тугое белое тесто, а Кожагул шлепает ее по спине и смеется: «Скорей, Варваруш! Уедут гости!» Но вот Варвара шваркнула на стол тяжелый ком теста, и на глазах Галима Нуржановича начали закипать счастливые слезы. И он рассердился, когда кто-то толкнул его в плечо, мешая глядеть на тесто, и оглушительно закричал над ухом:

— Агай, проснитесь! Посмотрите, что они делают!

Галим Нуржанович открыл глаза. Над ним стоял Кожагул, трогал осторожно за плечо и не кричал, а шептал испуганно:

— Идите, агай! Идите и посмотрите сами!

— Что случилось? Что посмотреть? — спросил директор, сбросив ноги с кровати.

В столовой была зажжена почему-то большая висячая лампа и стояла пригорюнившись, подперев щеку рукой, Варвара. Галим Нуржанович оделся и вышел во двор. За ним вышли Кожагул и Варвара.

В степи стало еще темнее, как бывает перед рассветом. Сильнее, резче дул порывистый предзоревой ветер, снова заморосил дождь. Ветер приносил с востока, куда ушли машины, бешеное, но беспомощное рычанье моторов. Там уже стоял слабый отсвет огней колонны. И отсвет и вой моторов не усиливались и не стихали, а будто стояли на одном месте.

Кожагул шумно вздохнул:

— Шыбын-Утмес! Плохо дело, верь аллаху. Берег плохой и дно плохое. Муха пройдет, машина разве пройдет?

Галим Нуржанович молчал. Он хорошо знал Шыбын-Утмес, цепь маленьких озер и болот, появлявшихся только весной и осенью, когда подпирали грунтовые воды, а летом, в жару, бесследно исчезавших. Они с Кожагулом не один год охотились там, и сейчас старый учитель вообразил черную, дегтярную, не просвечивающую и на солнце воду, топкие берега и вязкое дно, где тонули даже верблюды.

Степь и небо вдруг ярко осветились. Это взлетела на Шыбын-Утмесе осветительная ракета. Варвара испуганно ойкнула и запричитала:

— Загрузли! На проклятом Шыбыне загрузли! Батюшки мои, что ж теперь делать будем?

— Кожаке! — решительно повернулся учитель к Кожагулу.

— Да, да, агай! — понимающе закивал тот головой. — Бегу две лошади седлать. Одевайтесь, агай.

Кожагул тяжело зарысил к конюшне. На Шыбыне снова взлетела ракета, и Варвара завыла толстым, дурным голосом.

Глава 3

«Что ищет он в краю далеком?..»

Казахстанцы и сибиряки помнят, конечно, что вторая целинная весна 1955 года нагрянула так неожиданно и рано, что в нее сначала не поверили. В прошлые годы в эту пору в степи лежал еще снег и гуляли затяжные мокрые бураны, а в этом году снег как-то сразу подъело, как-то сразу ослабли сугробы, в лога бурно скатились талые воды и взломался лед на степных речках и озерах. Весна не входила, а врывалась, вламывалась в степь.

Она, нагрянувшая без спроса и раньше времени, подхватила, не дав опомниться, оглядеться, проверить, вникнуть, и директора новейшего Жангабыльского совхоза Егора Парменовича Корчакова. (В Казахстане и Западной Сибири как-то само собой повелось, что совхозы, заложенные весной 1954 года, называли «новыми», а совхозы, зарождавшиеся весной 1955 года, — «новейшими».) Жангабыльский совхоз получил массив в тридцать две тысячи гектаров, и уже весной ему предстояло распахать и засеять овсом, ячменем, просом, картошкой и яровой пшеницей пять тысяч гектаров целинных земель. Остальной пригодно-пахотный массив отводился под зябь, что тоже потребует и трудов, и хлопот, и беспокойства.

Но, кроме пахоты и сева, была у совхоза и другая, большая и сложная задача: до зимних холодов и буранов выстроить если не все, то во всяком случае неотложно необходимые хозяйственные и жилые здания. Егор Парменович отказался от услуг подчас неаккуратных строительных организаций и решил обстраиваться своими силами.

— Для себя будем строить, — сказал он в министерстве. — Значит, хорошо построим. А главное — быстро.

Это решение пришло Егору Парменовичу в голову в тот же день, когда судьба послала ему опытного и энергичного прораба, ленинградского инженера-строителя Неуспокоева.

Словом, хлопот полон рот! И понесло Егора Парменовича, как в ледоход, в наскакивающие друг на друга неумолимо неотложные дела и надобности. А совхоз, по сути дела, еще не родился, он еще на колесах, частью в пути, а частью и не тронулся еще в степь.

Техника совхоза, новенькие, «с иголочки» тракторы С-80 и ДТ-54 уже прибыли на разгрузочную площадку совхоза, маленькую железнодорожную станцию Турксиба, и оттуда двинулись, под командой главного агронома, на место будущей центральной усадьбы совхоза, в урочище Жангабыл. С тракторами Корчаков отправил наиболее громоздкий груз: пятикорпусные плуги и посевное зерно. Тракторная колонна должна пройти за двое суток сто пятьдесят километров. Она пойдет с востока на запад, а навстречу ей, с запада на восток, из областного города, двинется сам директор с автоколонной в сто тринадцать машин. Автоколонне придется пройти, тоже за двое суток, добрых четыреста километров. Эти огромные расстояния никого здесь не смущали. Что для Казахстана лишняя сотня километров, когда области здесь размахнулись на целые тысячи! Так и будут они мчаться навстречу друг другу. А через двое суток — встреча в целинной долине Жангабыл. Здесь, соединившись, они начнут бой за урожай, за могучий, яростный, как взрыв, целинный урожай! Весна подгоняла, дружная, жаркая весна! Готовая к походу автоколонна, та самая, которая потом застряла на Шыбын-Утмесеких озерках и болотах, выстроилась тремя рядами, тремя автовзводами, на окраинном пустыре областного города. Кузовные машины и самосвалы были загружены всем, в чем мог нуждаться зарождавшийся совхоз и чем щедро снабдила его страна: в первую очередь прицепным инвентарем, сеялками, дисковыми и зубовыми боронами, валами для прикатки, затем новыми, еще в густой тавотной смазке, станками для ремонтных мастерских совхоза и строительными материалами, вплоть до кирпича и извести, чтобы на первых порах, при весенней распутице, не ломать голову над их подвозом. На этом настоял дальновидный и работавший с большим огоньком прораб Неуспокоев. А кроме того — всем, во что людям обуваться, одеваться, на чем спать и чем питаться. На прицепах шли две походные кухни, поставленные на автоходы. Острая на язык молодежь уже прозвала их «фабрикой-кухней». Попади автоколонна и ее пассажиры на необитаемый остров — все есть для жизни! Не забыты были и триста тысяч рублей наличными — в степи банков нет. Захватили даже «двухметровки», огромные деревянные раскоряки для замера пахоты, — в степи каждая палка дорога. Ничего не забыл директор Корчаков! Кроме грузовых машин, в колонне шли бензовозы, автолавка, санитарный автобус и «техничка», походная ремонтная мастерская. Никаких задержек в пути из-за поломки машин! Четыреста километров колонна должна пройти в двое суток, точно по железному графику!