Анатолий Керин - Леший выходит на связь Страница 4

Получив приказ, парень круто отвалил влево, а Казарин с пожилым хакасом все так же продолжал преследовать пастуха. В этой бешеной скачке пастух не уступал чекистам, он уже поровнялся с одинокой сосной, он ускользал от погони. И разведчик-хакас в сердцах сорвал с потного плеча карабин, но его остановил быстрый и решительный жест Антона: выстрелить значило сейчас предупредить бандитов об опасности.

И едва Антон успел махнуть рукой хакасу, как горячий воздух треснул от гулко прокатившегося по распадкам винтовочного залпа, и затем один за другим раздалось еще несколько запоздалых одиночных хлопков.

— Засада! — крикнул Антон во весь свой сильный голос, как будто его могли услышать основные силы чекистов, беспечно скакавшие далеко позади.

Не открывая ответного огня, разведчики повернули в лог и, как положено, спешились. Скакать к своим не было смысла, потому что отряд, сориентировавшись в обстановке, на рысях уже разворачивался в цепь.

Появление чекистов под Усть-Бирью, несмотря на то, что дозорный Турки их заметил, было для бандитов полной неожиданностью. Здесь они считали себя в безопасности и почти на самой опушке леса у жарких костров пили водку и зеленый самогон, закусывая луком и свежей совхозной бараниной. Банда явно сплоховала: не кинься к лесу их дозорный, пропусти Турка чекистскую разведку в таежный распадок, отряд Михаила Дятлова мог быть взят в клещи и уничтожен всего за считанные минуты.

И даже в создавшемся положении чекистский отряд понес бы значительные потери, если бы бандиты оказались хоть чуть дисциплинированнее и трезвее. Они не слушались своего атамана, стреляли вслепую. И после непродолжительной бестолковой перестрелки осторожный Турка отступил, оставив на опушке тайги котлы с варевом, лагуны и четырех убитых бандитов.

5

Через несколько трудных бессонных суток стремительной погони чекисты настигли банду во второй раз. В сырой и непроходимой от бурелома таежной пади завязался упорный бой. Банда, оказавшись на открытом чекистам склоне горы, опять не выдержала натиска и быстро отошла. Случилось это ночью, белый кисель тумана надежно заслонил ее от преследователей, а назавтра предприимчивый, хитрый Турка и его банда исчезли в тайге совсем, словно доставляющие людям много забот бесплотные духи ээзи, о которых столько правды и неправды говорится в многочисленных хакасских сказках.

Изнурительные поиски следов банды в голых скалах и топких болотах ничего не дали. Казалось совершенно невозможным, чтобы вдруг могли пропасть без следа около ста пятидесяти конников, с медлительными в переходах коровами, овцами и с груженными провиантом и всяческим барахлом телегами.

Командиры и бойцы отряда заметно нервничали. Дни проходили в словесных перепалках, в обсуждении самых невероятных версий и планов. Через каждые пять-шесть часов звонили из Абакана:

— Ну, как? Голову свою не потеряли?

А когда Дятлов, доведенный напрасными поисками до отчаяния, робко пытался возражать или что-то объяснять начальству, в телефонной трубке слышалось:

— Искать. Найти. Ликвидировать.

Но легко сказать — найти. Сумрачная и дикая горная тайга без конца и края, родственники и друзья у бандитов во всех подтаежных улусах, попробуй-ка разберись, кто среди них свой, кто чужой. Измученный отряд выбрался в степной улус Чарков. Едва конники вошли в унылый, без единого кустика и деревца, улус и рассыпались по унавоженным дворам, к Михаилу Дятлову в сельсовет явились разъяренные члены правления местного колхоза.

— Чего вы нянчитесь с бандюгами? — напустился на Дятлова седой, подслеповатый старик в бараньей шапке. — Я так думаю, что надо вызывать пушки. И мы вам поможем.

— Ничего. Справимся без пушек.

— Твоими устами, командир, мед бы пить, — строго поджав губы, проговорила женщина лет тридцати, как оказалось, колхозная доярка. Она-то и принялась рассказывать все по порядку.

Сразу же после боя под Усть-Бирью в Чаркове появился невысокого роста, совсем как подросток, человек со вспухшими красными веками. Среди бела дня он с карабином смело разгуливал по улицам улуса, заходил в дома и требовал еды. А время от времени постреливал от нечего делать по радиомачте и по фарфоровым изоляторам телефонных столбов. Стрелял, не целясь, и на редкость метко, и когда брызги от изоляторов летели во все стороны, он смеялся, приплясывал на одной ножке и говорил не то себе, не то кому-то еще:

— Вот сюдак!

Чудаком он назвал и председателя Чарковского сельсовета, который не потерпел творимого стрелком безобразия и потребовал, чтобы тот предъявил документы. Вместо документов красновекий бандит сунул под нос председателю горячий ствол карабина. Слава богу, на том их разговор и окончился.

А вчера к председателю зашел сам Турка. С полчаса молча просидел на подоконнике, с усмешкой наблюдая за тем, что делает председатель, потом назвал себя и сказал:

— Живот мяса просит. Пойду-ка я сварю себе барашка. И пусть мне не мешают.

Не торопясь, вразвалку, будто у себя дома, он вышел на улицу. А немного погодя председатель, лихой мужик, красный партизан, кинулся во весь дух собирать по улусу дружинников. Нашел пятерых с ружьями. Окружили баню, где готовился пировать Турка, и окликнули его. Он весело отозвался. Тогда атаману предложили выйти и сдаться властям.

— Плохой ты человек, начальник. Зачем тревожишь голодного князя? — послышалось из бани, и тут же грохнул выстрел.

Председатель, он только высунулся из-за угла избы, схватился за живот, винтовка выпала у него из руки. Весь белый, с мучительным стоном, пополз он в крапиву. А дружинники — по-за оградой да к нему, спасать его, а заодно и себя, потому как напугались — бьет Турка в самую точку.

— А что же он? — покачал головой Дятлов.

— Ничего. Сварил барашка.

И отряд, не успевший опомниться от трудного перехода, снова оседлал коней и бросился в горы на поиски Турки и его неуловимой банды. Неделю почти без сна и отдыха проплутали по тайге, по Белогорью — опять неуспех: ни одной живой души, ни одного свежего следа на огромном лесном пространстве! Чекистам ничего больше не оставалось, как выйти назад в Чарков, чтобы помыться, привести себя в порядок и дать лошадям отдохнуть от мошки, комаров и паутов — всякого гнуса в тайге в том году было много.

— Выследить бы нам бандитских связных, а они наверняка есть в улусах! — озабоченно вздыхал командир отряда.

Но главари банды не были дураками. Во время налетов они в открытую не заезжали к родне и к знакомым, никого у себя не принимали. Помощи из улусов им тоже не требовалось: стояло лето, рыбы и мяса в тайге было вдоволь, а спирт и водку брали грабежом в магазинах.

Вдруг, как гром зимой, новая тревожная весть: на отдаленном прииске Анзас, что километрах в трехстах выше по реке Абакану, дочиста ограблен магазин золотоскупки, взяты дорогостоящие, предназначенные для продажи на золото вещи, а кроме того — продукты, спирт. Дружинники прииска, главным образом — комсомольцы, в лесном урочище захватили пьяную банду врасплох. Но бандиты опять-таки сумели организовать оборону. Один верткий и бесстрашный в бою Турка в упор застрелил трех молодых анзасцев.

Чекисты бросились в сторону золотых рудников. Шли под самыми облаками, по немыслимым горным кручам, в надежде где-нибудь на узких тропинках столкнуться с Туркой. По всем расчетам он должен был этим путем возвращаться к Чаркову из Усть-Бири.

Но бесконечна и сумрачна хакасская тайга, многочисленны и запутанны в ней маральи и медвежьи тропы, а где пройдет зверь, там проберется и конный бандит. О том, что отряд разминулся в горах с Туркой, стало ясно еще на полпути к Анзасу. Чекисты только что одолели перевал. Всадники змейкой осторожно сползали по отвесной круче на дно каменистого ущелья, когда с шумом и треском из чащобы выскочил испитой, с окровавленными руками и выпученными глазами оборванец. Он весь дрожал, словно невыносимо замерз, хотя в ущелье было тепло и душно, и, показывая в сторону Белогорья, другой рукой рвал на себе спутанные грязные волосы и ошалело кричал:

— Леший! Там леший!

Вокруг него сгрудились конные, подъехал и Чеменев, что-то в оборванце показалось ему знакомым. Пригляделся и ахнул: да это же давно разыскиваемый вор и грабитель Сенька Куцый! Сенька был фартовым налетчиком, много рисковал, на его счету были и «мокрые» дела, а тут он, совершенно безоружный, что было явно непохоже на него, сам выскочил навстречу чекистам. Что так могло напугать его в тайге? Страх перед чем вдруг стал для него сильнее страха неминуемой расплаты за бесчисленные тяжкие преступления?

— Говори, Сенька, что за Леший,— сказал ему Чеменев, предчувствуя, что речь пойдет о чем-то так или иначе связанном с бандой Турки.

У Куцего в ознобе щелкали мелкие и короткие зубы. Он захлебывался одним странным, наводящим на него смятение и ужас словом: