Варткес Тевекелян - Романы. Рассказы Страница 4

Сегодня они разговаривали о серьезных делах.

— Давай подкараулим муллу и забросаем его камнями или просто изобьем, — предложил Качаз.

— А дальше что? — спросил Мурад, стараясь казаться серьезным, почти суровым, как отец: он во всем подражал ему.

— Побьем — и все!

— Польза-то какая от этого? На следующем уроке он еще больше изобьет нас, а если заметит, кто его бил, то в полицию начнут таскать.

— Что же, по-твоему, так и позволять ему издеваться над нами? — не унимался Качаз.

Мурад задумался и вдруг весело улыбнулся.

— Знаешь, что я придумал? К следующему уроку муллы намажем стул клеем и всадим несколько булавок, пусть покорчится от боли…

Качаз охотно согласился. Они разыскали среди играющих ребят своих одноклассников и стали обсуждать подробности плана действия. Все согласились с тем, что надо проучить зловредного учителя. Только Смпад отказался.

— Вы как хотите, а я не согласен, — сказал он.

— Почему? — раздались возмущенные голоса.

— Узнают — тогда нам плохо будет. Исключат из школы, могут и в полицию отправить.

— Что, по-твоему, весь класс, двадцать шесть человек, исключат? — спросил Качаз.

— Нет, тебя побоятся.

— Ну что ж, пусть исключают. — Качаз даже присвистнул.

— Тебе все равно, а мне нет. Ты скоро пойдешь в чабаны, а я хочу окончить школу и стать адвокатом, — хвастливо заявил Смпад. — Отец говорит, что ничего не пожалеет для моего образования.

— Трус, вот кто ты! — возмутился Мушег. — Если боишься, то сиди себе дома, а муллу мы проучим.

— Как хотите, дело ваше… — И Смпад убежал.

На большой перемене Сирануш принесла Мураду завтрак — горячие оладьи из пшеничной муки и два яблока.

Сирануш в последнее время была какой-то задумчивой, даже ее всегда розовые щеки чуточку побледнели. По вечерам, готовя свои уроки, Мурад часто замечал, как Сирануш, сидевшая с рукодельем на коленях у окна, выходящего на улицу, грустно смотрела вдаль и тихо напевала какие-то печальные песенки.

А однажды рано утром Мурад увидел ее у родника рядом с Апетом. Он в чем-то горячо убеждал Сирануш, но она, опустив глаза, отрицательно качала головой. Заметив Мурада, они смутились. Сирануш схватила кувшин и побежала домой.

Сейчас, передав завтрак, Сирануш не ушла, как обычно, а в нерешительности остановилась возле Мурада.

— Я подожду, пока ты съешь все, и унесу посуду, — предложила она.

— Зачем же! Вечером я сам принесу.

Помолчав немного, она, не глядя на Мурада, спросила его:

— Ты сегодня не собираешься на стоянку каравана, к отцу?

— Может быть, пойду. А что?

— Я хотела тебя попросить… — Щеки Сирануш вспыхнули. — Ты никому не скажешь?

— Ну конечно, не скажу! — охотно подтвердил Мурад. Его одолевало любопытство.

— Мурад, миленький! Найди там Апета и передай ему, что я его буду ждать у садовой калитки, пусть непременно придет, мне нужно кое-что сказать ему.

— Хорошо.

— Только смотри — никому ни слова.

Сирануш повернулась и торопливо ушла.

Апет считался самым храбрым из всех смельчаков в этом затерянном в горных кряжах городке, где мужество и храбрость ценятся выше всего. Здесь на каждом шагу человека ждет тысяча опасностей, и беда тому, кто растеряется перед лицом врага, струсит и попытается улизнуть от него. Такой рано или поздно погибнет. А погибнет он непременно: его догонит меткая пуля, пущенная из берданки курда, угоняющего скот с пастбища, или свалит острый нож во время драк, столь часто провоцируемых турецкой молодежью в узких переулках городка. Нет, чтобы жить в этом царстве произвола и бесправия, нужно уметь постоять за себя, защитить своих, иначе увезут молодую сестру, жену и даже маленьких детей. До сих пор кое-где в горах сохранился обычай, по которому чабан, перед тем как выдать свою дочь замуж, рассматривает спину жениха: нет ли там пулевой раны или рубцов от удара ножа? Не струсил ли его будущий зять перед лицом врага и, удирая, не подставил ли ему свою спину?

У Апета орлиное сердце, это знают все. Он на лету подстреливает птицу, хорошо владеет кинжалом, а в метании ножей ему нет равных. Он не раз и не два показал храбрость, выручая друзей и соседей из беды. Недаром Гугас всюду таскает Апета за собой. К тому же Апет строен и красив, длинные волосы падают на его широкий лоб, а из-под них смотрят необыкновенно живые черные глаза, умные и задорные. Апет — лихой наездник, замечательный танцор, вдобавок ко всему у него приятный голос и он неплохо поет. Одно портило Апета — это чрезмерная вспыльчивость; за это люди прозвали его «Атеш», что означает «огонь». Со временем все так привыкли к этому, что никто иначе и не называл Апета.

Молодые девушки втайне вздыхали по Апету, не смея с ним встречаться, так как он слыл легкомысленным человеком: в городе поговаривали о какой-то незаконной связи его с одной вдовой, и матери предупреждали своих дочерей.

Гугас очень любил Апета. Кроме личных качеств Апета, которые были по душе караванщику, у Гугаса были и другие причины такой привязанности к этому юноше. Говорили о большой дружбе между караванщиком и покойным отцом Апета, погибшим далеко от родины на руках у Гугаса.

Мурад считал за большую честь для себя быть в дружеских отношениях с таким молодцом, как Апет, и поэтому с удовольствием принял предложение Сирануш. Дружба с Апетом — это значило прежде всего катанье верхом на лошади, затем стрельбу из настоящей винтовки и метание ножей — искусство, которым Апет владел в совершенстве.

На постоялом дворе Апета не оказалось. Опасаясь попасться на глаза отцу, Мурад не стал дожидаться Апета, а отправился в верхнюю часть города, где в маленьком домике, неподалеку от дороги, жил Апет со своей матерью — старухой Заназан. Мурад застал его за обычным занятием. Наклеив на стене лист разрисованной бумаги, Апет шагов с двадцати пяти метал маленькие ножи. Ножи, перевернувшись несколько раз в воздухе, врезались в рисунок. Увидев в дверях Мурада, Апет, не прекращая своего занятия, крикнул:

— Заходи, Мурад! Если хочешь испытать меткость своих глаз, бери ножи и попробуй.

Мурад, от радости позабыв о поручении Сирануш, весь отдался любимому занятию. Но ножи, как нарочно, чтобы опозорить Мурада в глазах Апета, то не долетали до стены, то врезались в нее метра за полтора от цели. От неудач Мурад еще больше волновался и еще больше ошибался.

— Да ты не спеши, — сказал Апет, заметив его волнение. — Подойди-ка ближе! Смотри, как надо. Держи нож обеими руками, вот так, поставь ноги пошире. Левой рукой потяни конец к себе, а правой швыряй! Вот видишь, уже хорошо. Если хочешь научиться метать ножи как следует, то нужно часто практиковаться, — ну, скажем, по часу в день. Дело нелегкое, это тебе не задачи решать.

— У меня таких тонких ножей нет, — смущенно сказал Мурад.

— Хочешь, я тебе подарю?

Мурад молчал.

— Вот возьми эти ножны, тут шесть ножей. Тренируйся дома, когда-нибудь пригодится, особенно если не окажется с собой револьвера. Ко мне приходи почаще, вместе будем метать.

Мурад был в восторге. Наконец-то сбылись его мечты. Теперь у него настоящие ножи! Вот позавидуют ребята!

Уходя, он вспомнил о поручении Сирануш и передал его Апету.

— Хорошо! Спасибо тебе, Мурад. — И Апет крепко, как взрослому, пожал ему руку.

К уроку муллы все было подготовлено. На перемене, перед уроком, ребята намазали стул густым слоем клея, вколотили в сиденье несколько булавок и возбужденно ждали момента, когда мулла сядет на этот стул…

За две минуты до звонка, когда дети уселись по местам, раскрылась дверь и вместо муллы показался директор. Он строго посмотрел на сидящих за партами ребят и сказал:

— Я был лучшего мнения о вас, считал неспособными на такие недостойные шалости.

За директором вошел хромой сторож. Он молча сменил стул и ушел.

— После урока останетесь в классе, и мы поговорим.

Только ушел директор, в класс торопливо, как всегда, вбежал мулла. Началась обычная ругань, битье по рукам линейкой — доказывание превосходства истинной веры, ислама, над всеми остальными.

Ребята сидели угрюмые. Не было никакого сомнения, что их предали, но кто? Этот вопрос занимал каждого.

— Кто донес? — не вытерпев, спросил Качаз Мурада, сидевшего рядом с ним на последней парте.

— Не знаю.

— Надо выяснить и всыпать как следует.

— Узнаем, — сказал Мурад и наклонился над книгой, заметив устремленный на них взгляд муллы.

— Эй ты, арап! Как тебя зовут? — закричал мулла.

Класс оживился: мулла угадал прозвище Качаза.

— Молчать! — еще громче заорал мулла. — А ну, отвечай!

— Качаз, мулла эфенди.

— Выходи сюда. Почему на уроке разговаривал?