Владимир Попов - Разорванный круг Страница 4

— Я немного не понимаю вот чего, — овладев собою, спокойно произнес Брянцев. — Данные исследований нашего института совершенно противоположны вашим…

— Какого института?! — оборвал его Хлебников. — Собрали рабочих, нарекли исследователями, наименовали институтом. Спекулируете высокими понятиями. Да это же профанация науки!..

Он замолк, остановленный взглядом Самойлова. Глаза у этого человека светлые, но они посерели от сдерживаемого гнева.

— …и кроме того, наши опытные шины показали хорошую ходимость в условиях дорог не только класса «А», но даже класса «Б», — невозмутимо продолжал Брянцев, когда Самойлов снова взглянул на него.

— Знаем мы эти исследования! — уже спокойнее проговорил Хлебников. — Надоест шоферу гонять по пятьсот километров в день, он сделает двести, а счетчик подкрутит. И вот вам результат!

— Это что, метод шоферов вашего института? — спросил Самойлов все тем же миролюбивым тоном.

— Да нет, я еще по заводу помню, — не теряя апломба, ответил Хлебников.

— Вашего завода? — ухватился Самойлов.

— Было такое…

— Так почему вы думаете, что ваш опыт позаимствовали на заводе у Брянцева?

Хлебников предпочел отмолчаться.

И снова Брянцеву стало легче на душе. Он сидел перед человеком, который не торопится стать на чью-либо сторону. У него не было предвзятого мнения, несмотря на всю сокрушительность доводов Хлебникова, которые тот, безусловно, изложил полностью и с пристрастием.

— Вы долго вели исследования, Алексей Алексеевич? — спросил Самойлов.

— Три года. До тех пор, пока сами не убедились в том, что резина с нашим антистарителем служит лучше, чем любая другая.

— Вы печатали где-нибудь сообщения об этих работах?

— Нет, мы охраняли тайну изобретения.

— Тоже мне изобретение — ускоренно разрушать резину, — не преминул съязвить Хлебников.

— К тому же бесполезно было давать статью в журнал, контролируемый Олегом Митрофановичем Хлебниковым, потому что… он не разделяет наших взглядов.

— Значит, вы убеждены в своей правоте? — глядя на Брянцева в упор, спросил Самойлов.

— Убежден, — после некоторой паузы ответил Брянцев.

— Металла в голосе не чувствую, — как бы вскользь заметил Хлебников.

— Признаюсь, эти результаты меня озадачили, — откровенно сознался Брянцев, кивнув на кипу фотографий. — Но ведь есть же еще и здравый смысл…

— Он явно не в ладах с наукой, — бесстрастно проговорила молчавшая до сих пор Чалышева.

Брянцев повернулся к ней:

— Знаете, в чем вы не правы? Наука давно перестала быть монополией только институтов. Она обосновалась и на заводах, а в последнее время также в таких общественных институтах, как наш.

— Разрешите вопрос, — поднял руку Хлебников. Ему явно не нравилось, как ведет себя Самойлов.

— Вопрос — пожалуйста.

— Сколько шин вы выпустили с вашим снадобьем?

— Шин? Вы хотите спросить, сколько тысяч шин? Более двадцати тысяч, — ответил Брянцев.

— Что-о? Хороший подарочек. И сейчас выпускаете?

— Да, выпускаем.

— В нарушение ГОСТа?

— А почему бы и нет? Нарушать ГОСТ нельзя, ухудшая качество продукции. Но кто будет возражать против улучшения?

Схватив лежащие на столе фотографии, Хлебников яростно потряс ими перед лицом Брянцева, как бы говоря: «Вот ваши улучшения».

Брянцев иронически посмотрел на него.

— Я мог бы предъявить несколько томов наших исследований, — сказал он. — Знал бы причину моего вызова, непременно захватил бы их.

Чалышева слабо улыбнулась. Улыбка не сделала ее ни привлекательнее, ни мягче.

— Исследованиям можно верить, — размеренно-поучающим тоном проговорила она, — если люди овладели методикой, современной, совершенной, строго научной. Иначе они могут завести в такие дебри… в какие как раз попали вы. Это особенно справедливо в области тонкой химической технологии, к которой и принадлежит шинная промышленность. И поймите: нельзя безнаказанно совать в такое сложное физико-химическое соединение, как резина, качество которой иной раз зависит от ничтожной доли того или иного ингредиента, вещества, мало исследованные официальной наукой. Ну, а о ценности ваших исследований… я думаю, не стоит говорить.

На этот раз Брянцев промолчал. Невольно закралась мысль о том, что, может быть, Чалышева в чем-то и права. В конце концов — кандидат технических наук, зубы проела на этом деле.

Задумался и Самойлов. Столкнулись мнения двух организаций — завода и института. Картина, которую развернули перед ним сотрудники института, была ужасающей. Если верить им, то двадцать тысяч шин пошло в брак, и этот брак продолжают выпускать и сегодня. Сидят они здесь, дискутируют, а с заводского конвейера сходят бракованные шины и отгружаются потребителями. Можно ли не верить институту, государственной организации, в которой занято более тысячи человек?

— Я понимаю, конечно, что за последнее время творческая деятельность людей активизировалась, — воспользовался паузой Хлебников, — но нельзя использовать эту волну для своих авантюристических целей.

Самойлов снова остановил его.

— Мы сделаем вот что, — сказал он. — Вы, Алексей Алексеевич, сейчас же, из моей приемной, вызовете завод и дадите команду вернуться к старой гостовской технологии…

— Правильное решение! — обрадовался Хлебников.

— …вы, Олег Митрофанович, получите шины с завода и проверите их. На ускоренных дорожных испытаниях. Обуйте машину и пошлите по разным дорогам. Закончите испытания — встретимся. — Он вызвал секретаря. — Закажите товарищу Брянцеву разговор с заводом.

— Я считаю дорожные испытания совершенно излишней тратой государственных средств, — возразил Хлебников. — Лабораторные испытания в данном случае дали полную ясность.

— И все-таки вы проведете испытания. 

Глава четвертая

Давно не ходил Брянцев по ночной Москве один. Каждую свободную минуту он старался быть рядом с Еленой. Это стало для него не только привычкой, но и необходимостью. Они много говорили о чем угодно и всегда взахлеб, словно только и ждали этих часов, чтобы выговориться. Любили и помечтать вслух, неторопливо, не мечталось — уходили в воспоминания. Школьные годы, так быстро и прочно забываемые, когда человек входит в жизнь, вспоминаются все чаще и без всяких усилий, когда уже седеют виски.

А сейчас ему хотелось побыть одному. Шел медленно, наслаждаясь тишиной засыпающего города. Все реже проносились мимо него машины, шурша шинами по асфальту, унося с собой красный огонек. Только около гостиницы «Москва» в тишину ночи врывался дробный стук молотков и скрежет железа: строили подземный переход. Брянцеву захотелось рассмотреть что-нибудь сквозь забор, но доски были плотно пригнаны и достаточно высоки, чтобы заглянуть через них. Был бы день — он рассматривал бы прохожих. Хорошо бы пройтись по набережной, это всегда успокаивает. Ведь надо как-то оправдать свое поведение перед Еленкой, а он не нашел еще оправдания для себя.

Тот единственный выход из создавшегося положения, который у него был, — вернуться к старой технологии, — вдруг показался чудовищно нелепым. Почему он так поступил? Испугался? Нет, бояться ему уже нечего. Если двадцать тысяч шин, выпущенных по его распоряжению, действительно брак, он все равно не директор, и ответственность придется нести полной мерой. К директорскому посту он никогда не рвался и за него не очень держится. Не очень? Как сказать. Этот пост дает много возможностей, много можно сделать полезного. Если быть решительным, разумеется. Он и был таким. Кто бы осмелился внедрять новую технологию так, как сделал он, в противовес всем авторитетам, научным и техническим? Смелый шаг? Смелый. Так куда же девалась смелость сегодня? Почему не сказал Самойлову: «Я своего приказа не отменю». Ведь понимал, когда шел на такой шаг, что бои будут, а при первой же схватке сложил оружие. Нет, пожалуй, не сложил. Просто отступил перед превосходящими силами противника. Вспомнил наполеоновскую фразу: «Бегство позорно только для тех, в храбрости кого сомневаются». Зло усмехнулся: эта истина не утешала.

Остановился закурить и осмотрелся. «Прага» — на месте, кинотеатр — на месте, вот старый, стиснутый домами Арбат, но площадь не та. Она словно влилась в новую, незнакомую ему широкую улицу, пробившуюся сквозь жилой массив к Москве-реке. А, это и есть Новый Арбат. Вот он каков. Смело рубанули!

Пересек площадь, направляясь к Гоголевскому бульвару.

Нет, почему он все-таки отменил работу по новой технологии? Усомнился в ней? Пожалуй, да. Но очень немного. Испугался ответственности? Нет. Решил сманеврировать? Вот это похоже на правду. Не нашел в себе смелости не выполнить распоряжения Самойлова? Нет, просто решил, что тот все равно настоит на своем, и лучше это сделать сразу, чем после словопрений. Значит, сделал тактический шаг? Да. Так показалось лучше. А сейчас уже не кажется? В том-то и беда, что не кажется. Надо было упереться. Будь что будет — ни шагу назад! Да-а, тут есть над чем подумать… Как он вернется на завод? Что скажет рабочим, которые три года безвозмездно вели исследования, чтобы найти антистаритель, и нашли его? Ведь не зря он стал и директором общественного научно-исследовательского института — вся полнота власти у него. Кто из бюрократов пойдет против нового движения, если его возглавляет директор? С внутренними противниками справился, а перед внешними отступил. В общем — молодец против овец…