Сергей Снегов - Река прокладывает русло Страница 41

— Если опять забарахлит хоть один регулятор, немедленно вызывайте, но сами чувствительности не увеличивайте.

Закатов отозвался с нетерпением:

— Да слышал, Александр Яковлевич, слышал! Идите спать, ничего не будем менять. Правда, Сережа?

Селиков, не отвечая, прислонился плечом к щиту, лицо его было насуплено. Закатов шепнул Лескову:

— Чертова штука эта его девка! То ласковая, то злая безо всяких причин. Не повезет, если в такую влюбишься, просто жаль парня.

В гостинице Лесков не зашел в номер: Лубянский, возможно, уже вернулся, не хотелось с ним разговаривать. Лесков присел в холле на диван. Только сейчас он почувствовал, что устал. Это была усталость не от физических усилий, а от душевного смятения. Он снова размышлял о событиях минувшего странного дня. По существу, провал, именно так, по-честному, он обрисовал это Савчуку. За провал ответствен он, Лесков, это его вина: его просчеты, его непонимание технологии. А провал обернулся чуть ли не крупным успехом, Кабаков руку жал, Савчук сменил ругань на похвалы, Надя благосклонно выслушала его извинения, письменно — в журнале — отказалась от своих претензий. А может, и вправду нет провала — регуляторы ведь работают, одни, без людей? Чепуха, разве это работа — при жестком режиме, когда процесс так круто сжат, что и без всяких автоматов пойдет прилично, бывали же дни, когда классификаторщики часами ничего не делали! Нет, не в этом производственная культура, не в жестких предписаниях Лубянского. Настоящая культура в том, чтобы каждая машина, каждый человек осуществлял все, на что он способен. Ах, как еще далеко до такой культуры, другой совсем это мир — по ту сторону сегодняшних возможностей. Разве не на это ему указывают те, с кем он недавно так горячо спорил, — Пустыхин, Баскаев, Неделин? Они ославили его фантастом, может, и вправду он фантаст? Он восставал против ремесленничества, требовал исканий, творчества. А где мера той муке, что называется творчеством? На каком шажке, в какой точке творчество превращается в фантастику, в какой области оно становится бессмыслицей? Он сознательно идет на эту муку, он называет ее освоением нового, объявляет почетной и радостной, она такая и есть, как бедна жизнь без этой муки, а все же до каких границ он может ее распространять?

Измученный этими трудными мыслями, Лесков с горечью вспомнил о медеплавильном заводе. Он ужаснулся: сколько там предстоит неполадок и трудностей! Тысячи просчетов, сотни недоделок, а он даже усом не шевелит. Ведь и там неизбежен провал, как он этого не замечает? И Лубянского там не будет, чтобы властно прийти на помощь и черное превратить в белое.

Лесков устало закрыл глаза и привалился головой к мягкой спинке дивана. Черт с ними со всеми, что будет, то будет! Он ни о чем не думал, отдыхая, равнодушно прислушивался к разговору у столика с телефоном: Мегера Михайловна спроваживала в общежитие очередного командировочного, прибывшего из Москвы.

— С радостью, — говорила она, — с радостью, поймите! Но нет мест. Устройтесь пока там, я позвоню.

В коридоре послышались шумные мужские голоса, и беседа прервалась. Мегера Михайловна встала и напустила строгость на лицо: она не терпела непорядков в доверенном ей учреждении. Лесков приоткрыл веки и ахнул. Его старые знакомые, его противники и друзья — только что он думал о них, — весело смеясь шли на него. Впереди упруго шагал плотный стремительный Пустыхин, за ним вздымался исполинский Бачулин, топорщились седые космы Шура. Ошеломленный Лесков попал в объятия Пустыхина, потом его уминал, словно тесто, Бачулин, бил по плечу Шур. Общий гам и хохот был оборван властным окриком Пустыхина.

— Все по коням! — возгласил Пустыхин, указывая на кресла и заразительно гогоча. — Удивляетесь, конечно, почему, зачем? Вас повидать, дорогой, вас! А кроме того, в качестве выездной бригады «Металлургпромпроекта» набросать проектное задание по второй очереди комбината — навалилось на нас такое скучное дело. Теперь соседи ваши — живем через номер. Ну, как местные дела? Крутилин по-прежнему, кроме лопаты и ломика, никакой механизации не признает? Как сошлись с Кабаковым? О вас уже слышали, развиваете возвещенную революцию в производстве, технику ставите на попа. Рассказывайте, что же вы молчите!

Часть вторая

1

Юлия прилетела в один из хороших летних дней, наступивших после плохой погоды. Она с восторгом осматривалась: при свете солнца Черный Бор казался не хуже многих других городов. Лесков с гордостью показывал сестре новые дома и заводы на склонах горы, провел ее по главной улице. Ковры в гостинице и широкие окна совсем растрогали Юлию.

— Здесь очень неплохо, — заключила она. — Я так рада, что не поехала в этот противный Крым и проведу весь отпуск с тобой. Если бы ты только знал, как я тосковала по тебе!

Она неслышно и быстро двигалась по комнате, вынимая из чемодана одежду и распределяя, что в шкаф, что на стол для глажения, что назад в чемодан. От радости встречи Юлия очень похорошела.

— Боже, как ты изменился! — воскликнула она, усаживаясь. — Ты совсем взрослый стал, Саня! И, кажется, даже подрос.

Лесков усмехнулся.

— Я уже десять лёт, как взрослый, Юлька, ты одна не хотела этого признать. И, по крайней мере, пять лет назад перестал расти. А лет через десять начну уменьшаться в размерах. Все согласно законам природы.

— А кто тебе готовит? — спросила сестра. — Об этом ты не писал.

Он ответил:

— Сам, Юлечка, сам. Ничего не поделаешь, приходится самому..: Обедаю я, конечно, в столовой. Подожди, я тебя сегодня таким роскошным ужином угощу, что ты ахнешь.

— Неужели ты и посуду сам моешь? — изумилась сестра.

Она знала, что брат скорее месяцы будет «сидеть на одних бутербродах, чем преодолеет отвращение к грязной посуде. Тарелку с остатками еды он брал в руки, как ядовитое животное, — с осторожностью и опаской. Лесков разъяснил, что у них как-то установилось разделение обязанностей: он закупает продукты, нарезает хлеб, заваривает чай и открывает консервы, а Лубянский убирает со стола. Это, разумеется, только в те дни, когда они ужинают вместе, разика два в неделю.

— В остальное время ты обходишься без чая, без консервов, — понимающе кивнула сестра. — Знаешь, это смешно, но меня больше всего мучило, что ты своей вечной колбасой испортишь в конце концов желудок. Предупреждаю: колбасы в этой комнате я не потерплю.

— Ну, Юлечка, нельзя же так! — развел он руками. — Я как раз сегодня накупил колбасы про запас. Не выбрасывать же.

Она сказала, не слушая его оправданий:

— Ужасно хочу видеть твоего Лубянского. Ты столько о нем писал хорошего! Вероятно, удивительный человек.

— Удивительный! — горячо отозвался Лесков. — Инженер с редким кругозором и культурой. Тебе с ним будет интересно. Сегодня вечером он придет познакомиться. Кстати, он не женат — ухаживает за одной здешней девушкой, но что-то неудачно.

Юлия рассмеялась:

— Ты напрасно мне это говоришь, Саня. Для твоего Лубянского я уже не могу представить интереса. Какого-то винтика в этих делах у меня не хватает, ты сам это знаешь, и я это знаю. А кто еще будет?

— Еще Павлов.

— Ты писал мне о нем? Что-то не припомню такой фамилии.

— Я познакомился с ним недавно. Он, правда, очень рассеян и хмур, но мне пришлось его пригласить. Если он за целый вечер не проронит ни слова, ты не смущайся, с ним это бывает.

— Мы с тобой тоже не очень веселые люди, — заметила сестра. — Скорей даже скучные. И сами отлично умеем молчать целыми вечерами.

Лесков засмеялся. Он с наслаждением следил, как ловко сестра скользила между столом, стульями и кроватями, ничего не задевая. Если бы он решился хоть вполовину так же быстро двигаться, то давно бы уже что-нибудь с грохотом обрушил. Юлия переставляла вещицы с места на место, оправляла одеяла, взбивала подушки. Лесков, считавший, что заботами Мегеры Михайловны у них в номере поддерживается идеальный порядок, вдруг с удивлением увидел, как комната на глазах преображается и хорошеет, принимает какой-то иной, домашний, а не гостиничный вид.

— Тебе еще кое с кем придется встретиться, — сказал Лесков. — Знаешь, кто приехал в Черный Бор? Вот незадолго» перед тобой.

— Кто, Санечка?

— Пустыхин. С ним Шур и Бачулин.

Юлия, встревоженная, повернулась к брату. Он казался спокойным и веселым. Но она умела понимать его глубже внешнего вида. Она села рядом и обняла его.

— Что это значит, Саня? Неужели продолжение старых споров? Почему он не оставляет тебя в покое?

Лесков пожал плечами.

— Пустыхину, вероятно, кажется, что это я не оставляю его в покое. Он приехал сюда в командировку — разрабатывать проектное задание на вторую очередь одного из здешних заводов. Он, конечно, этого не показывает, но не думаю, чтобы ему было приятно мое присутствие здесь.