Ильяс Эфендиев - Повесть о Сарыкейнек и Валехе Страница 43

- Если бы не духи Симузар-ханум, кажется, неплохо, .- А кто это такая?

- Жена Балаами.

- Что, сильно душится?

- Ужасно... - вздохнул я,

Сарыкейнек расхохоталась. Знала, я терпеть не мог резкого запаха.

- Ну и бог с ней. Что тебе до нее?

- У меня к ней дел нет. Но, кажется... у нее будут дела ко мне.

- Не поняла.

- Все просто. Видно, и ее придется возить.

- Молодая?

- Лет на пятнадцать старше нас с тобой.

- Красивая?

- Красивая-то красивая, но... Взгляд у нее какой-то странный. Будто коршуном сейчас кинется, схватит в ког-ти и унесет.

- Смотри, как бы тебя не унесла! - Сарыкейнек рассмеялась опять.

.. .На стройке я привык к тому, что после восьмичасового рабочего дня каждый принадлежал сам себе. Мы могли делать все, что хотели: пойти в кино или на скалу Амира, читать книжку или лечь спать. Разумеется, если не случалось ЧП наподобие того снегопада, когда мы по собственному желанию сидели за рулем по полторы-две смены.

Водить машину начальника управления оказалось делом совсем иным. Тут ты целиком и полностью зависел от хозяина. Обязан был работать до тех пор, пока не отпустят. Причем нет-нет да приходилось подавать машину по вечерам и даже по воскресным дням - бывало и такое. Иногда меня посылали и в район. За документами, как говорил Балаами.

Позже выяснилось, что "документы" эти были аккуратно запакованными в свертки свежей рыбой, икрой.

В такие дни я выезжал из города ни свет ни заря. И весь день проводил за рулем. Обычно меня посылали в Нефтечалу. А это, считай, сто шестьдесят километров туда, сто шестьдесят обратно... Домой я возвращался за полночь.

А наутро развозил "срочные пакеты" по домам знакомых Балаами.

Все это так изматывало, что на занятия у меня почти не хватало ни времени, ни сил.

Но все бы ничего, если бы не Симузар-ханум. Она не давала мне проходу. Каждое утро, после того как я отвозил Балаами, мне было велено возвращаться на квартиру и спрашивать, не нужно ли ей что...

Ханум каждый раз открывала дверь в своем неизменном полураспахнутом пестром халате.

- Заходи, - говорила она, - выпей коньячку.

- Спасибо. За рулем пить нельзя.

- Раз я говорю, значит, можно, - усмехалась она, И добавляла: - Боже, до чего же ты дикий!.. И когда я тебя приручу!

Однажды, после моего возвращения из Нефтечалы, она дала мне банку черной икры и большого жереха.

- Спасибо. Мы рыбу не едим, - отказался я.

- Ишь, гордый. Может, предки у тебя были ханами?

- Напрасно смеетесь, - ответил я с самым серьезным видом. - Мой дед действительно был хан.

- Я и говорю. Откуда в тебе эта спесь... И... порода. - Симузар-ханум посмотрела на меня, и я опять уловил требовательный зов ее черных глаз.

В тот же день на улице я встретил Говхар, секретаршу Мурадзаде. Оказалось, Мурадзаде вернулся из отпуска.

Я заехал к нему.

- Ну, как вы тут без меня? Не обидел больше никто?- Мурадзаде с улыбкой подал мне руку.

- Нет, мы уже оперились, - ответил я шуткой на шутку.

- Саламов дал квартиру?

- Дал.

- И какая?

- Жить можно... Мы сами привели ее в порядок... Большое спасибо вам за помощь. - Я отвечал на вопросы как можно короче, даже не проговорился о наших мытарствах у Саламова.

Жаловаться товарищу Мурадзаде я не собирался. Зачем? Нам дали эту хибару, и на этом спасибо. Что же касается самого Саламова, то с ним, как я считал, разберутся и без нас. Есть на это соответствующие организации. Есть закон, есть порядок...

Жизнь, правда, внесла кое-какие коррективы в эти мои взгляды...

В пятницу в конце дня Балаами сказал:

_ Валех, поезжай в Нефтечалу. В воскресенье у ханум праздник. Так что, сам понимаешь... нужна икорка, рыбка, - и он улыбнулся, как улыбается гурман, когда заходит речь о вкусной еде.

Последнее время Балаами уже не скрывал, зачем посылает меня в район.

- Но... такое совпадение, знаете. Как раз завтра мы с женой собрались в театр...

- Что делать, дорогой! - Балаами закурил "Кент" и выпустил струйку дыма в окно машины. - Разве вся наша жизнь не театр? - И он захохотал.

"Надо так надо, - вздохнула Сарыкейнек, когда я сказал ей о поездке. День рождения бывает раз в году, в театр сходим потом".

Рано утром она растолкала меня:

- Пора... Жалко тебя будить, ты так сладко спишь, но...

Последнее время я хронически не высыпался. Работа у Балаами оказалась не такой легкой, как это могло показаться на первый взгляд. Весь день я мотался по городу, выполняя различные поручения ханум. Потом эти поездки в район. По вечерам - институт, по ночам - конспекты. Правда, я научился не терять время. Сидя в машине, в ожидании Балаами, доставал учебник и с головой уходил в чтение. Но в основном меня выручала память. Лекции запечатлевались у меня в мозгу с точностью магнитной ленты. Даже товарищи удивлялись.

.. .Когда я выехал за город и за окном замелькали по-осеннему голые, черные поля, пожелтевшая листва деревьев, мне в который раз вспомнилась наша стройка. Вот так же я нажимал на акселератор моего самосвала. Опустив боковое стекло, высовывал голову, и встречный ветер выбивал слезу, и тогда я тормозил, потому что плохо видел дорогу. Любил скорость, любил ощущение стремительного преодоления пространства... Быть может, меня подстегивало еще и сознание, что там, за последним поворотом, меня ожидает Сарыкейнек, ее алый платочек вился высоко, на подъемном кране, словно путеводный ориентир.

Вот и сейчас я сижу за рулем машины, причем куда более комфортабельной и скоростной. Мчусь по шоссе. Но почему, почему нет в груди былой радости? Почему я еду и вроде бы не знаю - куда? Зачем? Хотя, казалось бы, знаю.

Когда Балаами впервые откровенно сказал мне о цели поездки, я наивно спросил:

- А платить не надо?

Балаами, который редко выходил из себя, ответил с невозмутимым видом:

- Деньги уплачены. А вообще ты, парень, в такие вещи не лезь. Быстро состаришься.

Я мчался в Нефтечалу по вполне конкретному делу. И в то же время ехал в неизвестность. Пожалуй, впервые в жизни я испытал эту раздвоенность, когда знание не приносит душевного спокойствия, когда делаешь что-то житейски простое, понятное, но неясное по своей сути. Кому и чему ты служишь, на что направлено твое усердие? Куда спешишь? Бог весть... Может, ты способствуешь преступлению, а может, ничего преступного здесь и нет? Все законно. В конце концов, я исполняю свои обязанности личного шофера, и исполняю неплохо. Что еще? Но... я посматривал на часы, с нетерпением ожидая конца работы. Пожалуй, впервые работа не приносила мне радости. Не оттого ли последнее время я чувствовал упадок духа, какое-то безразличие ко всему, даже к Сарыкейнек... Да-да, с ужасом я замечал, как моя любовь стала постепенно тускнеть. Я старался выйти из этого состояния, отогнать мрачные мысли. "Столкнулся с тяготами семейного быта и скис? - говорил я сам себе. - Ничего. Это временно... Сейчас нам трудно, но пять лет учебы пронесутся быстро. Не успеешь шапку вокруг головы повернуть. И тогда - прощай Балаами с его странной женой, прощай, постылая работа!"

В Баку я вернулся к концу рабочего дня уставший, голодный. Выпил в дороге только стакан сладкого чая с чуреком. Балаами, однако, отпустил меня не сразу: послал еще за ящиком чешского пива...

На следующий день, в воскресенье, я снова был за баранкой. Мотался то за боржоми, то за наршарабом, то за домашним чуреком, который продается в нагорной части города. Выполнив поручения, я поднялся наверх.

На кухне в поте лица трудились несколько девушек из нашего управления. Девушки чистили зелень, перебирали рис, разделывали кур. Но царствовал тут некий Мурсал - худой, угрюмый мужчина, повар на пенсии. Балаами, больше всего на свете любящий вкусно поесть, со праздникам приглашал Мурсала к себе.

Девушки, выполняя указания Мурсала и Симузар-ханум, бегали между кухней и столовой, не без зависти поглядывая на драгоценности хозяйки дома. На роскошную хрустальную люстру, свисающую над столом. На ковер, расстеленный на полу, - такого огромного и красивого ковра я еще не видывал.

Время тянулось медленно. Хотелось домой.

- Ты останься, - распорядился Балаами. - Может, кто из гостей будет без машины. После банкета отвезешь. .. Я тебе потом отгул дам.

Я пожал плечами. Раз нужно, останусь.

Какое-то безразличие овладело мной, и я с безучастным видом сидел в углу прихожей, за вешалкой, откуда меня почти не было видно.

Стали сходиться гости.

Первым пожаловал низенький толстый мужчина с властными манерами. С ним пришли Алла-ханум, его жена, лет на двадцать пять моложе, миниатюрная, стройная женщина, и молодой парень, модно одетый, с длинными, до плеч, волосами. Аллу-ханум и этого парня я однажды видел здесь: Симузар-ханум оставила их наедине в то время, как я повез ее к портному.

Затем пришел директор гостиницы, очень видный мужчина, с маленькой невзрачной женой. Этот человек тоже бывал у Симузар-ханум, причем, как я заметил, приходил обычно тогда, когда Балаами отсутствовал.