Владимир Петров - Польский пароль Страница 45

20 июля полковник фон Штауффенберг был вызван в ставку фюрера с докладом о формировании дивизий «народных гренадеров»[40], предназначенных для стабилизации катастрофического положения на Востоке. Отправляясь рано утром на аэродром Рангсдорф, он коротко и торжественно сказал лишь одну фразу своему адъютанту обер-лейтенанту фон Хефтену:

— Жребий брошен!

С этого момента его жизнь, как и жизнь Хефтена, приобрела стремительность движения во времени. Так бывает со стрелой, брошенной тугой тетивой: набрав скорость, она неотвратимо идет к цели, опережая и спрессовывая время. Казалось, все прошлое и настоящее теперь было втиснуто в черно-белый циферблат часов, все осталось позади за стрелкой «шесть утра», а впереди — будущее, которое отсчитывается только по минутам. И среди них решающие пятнадцать минут — время реакции химического взрывателя.

Ровно в 7 взлет «Хейнкеля-111». Курс на Растенбург.

У ног Штауффенборга и Хефтена два тугих портфеля, в каждом из них — мина большой взрывной силы.

10.15. Посадка на полевом аэродроме ставки в Растенбурге (позади 560 километров). Оттуда сразу же в «Вольфшанце». Затем встреча с комендантом ставки, короткий визит к генералу Фельгибелю, начальнику связи вермахта, участнику заговора, — именно он, Фельгибель, должен дать условный сигнал в Берлин после покушения.

12.00. Визит к начальнику штаба ОКВ фельдмаршалу Кейтелю. Здесь вводная: в связи с приездом Муссолини оперативное совещание у фюрера начнется раньше на полчаса: не в 13, а в 12.30. Время удесятеряет бег!

12.25. Кейтель вместе со своим адъютантом, генералом Буле и полковником фон Штауффенбергом направляется на совещание в картографический барак, расположенный рядом. (Еще одна убийственная неожиданность: вместо бетонного бункера — деревянный барак, где взрывная сила бомбы намного ослабнет).

12.26. Граф фон Штауффенберг просит разрешения срочно вернуться: он оставил свой ремень и фуражку. Пусть господин фельдмаршал не беспокоится: он их тут же догонит.

12.27. Забрав в прихожей Хефтена (полковник ведь однорук!), Штауффенберг идет с ним в отдельную комнату, где они быстро готовят бомбы к действию: следовало щипцами раздавить стеклянный взрыватель. Им мешает фельдфебель Фогель, но какой-то причине заглянувший в комнату. В результате в портфеле графа только одна готовая к действию бомба. Он спешит, но, как всегда, спокоен.

12.30. Вместе с ожидавшим его Кейтелем полковник Штауффенберг входит в барак, затем в комнату, где уже началось совещание. Приветствует фюрера и ставит портфель на пол, прислонив к ближней от Гитлера ножке стола.

В комнате 25 человек. Жарко. Три окна распахнуты настежь. Монотонный доклад Хойзингера о положении на Восточном фронте. Фюрер близоруко наклонился над картой, над массивным дубовым столом.

И оглушающее тиканье настенных часов, которые почему-то на одну минуту идут вперед. До будущего остается двенадцать минут. Только неизвестно: до его начала или до его конца…

12.33. Штауффенберг на ухо докладывает Кейтелю: ему срочно необходимо позвонить в Берлин — это буквально на три минуты. Кейтель разрешает.

12.35. Граф Штауффенберг и Вернер фон Хефтен быстро вскакивают в автомобиль: «На аэродром!» Их останавливает сначала охрана офицерского караула, затем — эсэсовская у южного поста. Однако они благополучно минуют заслоны.

12.42. Глухой утробный гул раскатывается над сосновым лесом, укрывшим «Волчье логово». Тревожно шелестят нагретые солнцем верхушки деревьев. Все это похоже на предгрозье, хотя над головой совершенно безоблачное небо.

— Как стопятидесятимиллиметровый снаряд, — спокойно говорит Штауффенберг.

— Или противотанковая мина, — щурится обер-лейтенант фон Хефтен.

13.00. Машина вырывается на аэродромное поле, резко тормозит у «хейнкеля», уже готового к полету. Граф выходит из автомобиля и пристально смотрит на желто-синее марево, плывущее над полуденным лесом. Ни единого дымка, все спокойно.

А между тем там, на месте картографического барака, сейчас груды опаленных взрывом развалин, и среди них. — трупы. Должно быть, много трупов…

(Штауффенберг и не предполагал, что именно в эту минуту из дымящихся развалин барака, опираясь на Кейтеля, выходит фюрер в обгорелом и в клочья изодранном мундире. Удивленно шепчет, баюкая парализованную правую руку: «Меня опять спасло провидение».)

13.15. Они летят в Берлин, чтобы принять активное участие в уже начатой операции «Валькирия». Минуты продолжают сумасшедшую гонку. Хотя теперь уже это холостой ход…

А в Берлине, пн Бендлерштрассе, царила нерешительность и неразбериха. Дело в том, что условного сигнала из ставки о состоявшемся покушении так и не поступило. Генерал Фельгибель не решился дать его, тем более что сразу после взрыва бомбы Гитлер приказал на несколько часов запретить всякую связь Растенбурга с внешним миром.

Кое-что все-таки узнать удалось, и генерал Ольбрихт на свой страх и риск объявляет в половине четвертого введение в действие плана «Валькирия» в войсках. Именно в этот момент заговорщики пытаются склонить на свою сторону командующего армией резерва «старика Фромма». Однако осторожный Фромм сначала звонит Кейтелю и узнает правду о покушении: Гитлер жив! После чего изображает ярость оскорбленного верноподданного и велит арестовать заговорщиков. Но под арестом оказывается сам в результате решительных действий уже прилетевшего из Растенбурга Клауса фон Штауффенберга.

Наступает вечер. Штаб-квартира БДЭ на Бендлерштрассе напоминает растревоженный муравейник: непрерывный дребезг телефонных аппаратов, беготня по коридорам, выкрики, споры, стычки, команды. Кого-то принимают в вестибюле в качестве прибывшего союзника, кого-то арестовывают, кто-то пытается сбежать…

Капитан Пихлер, сидевший у прямых телефонов, уже вначале понял, что все происходящее вокруг не более как суета обреченных. Успеха не могло быть хотя бы потому, что покушение не удалось. Фактически бездействовал новый командующий генерал Гепнер, назначенный вместо Фромма, узлы связи открыто саботировали БДЭ, в эфире творилась противоречивая сумятица: отданные приказы тут же отменялись ставкой, поднятые по боевой тревоге училища и воинские части действовали вяло, нерешительно.

К тому же находившийся в Берлине рейхсминистр Геббельс откуда-то получил информацию о заговоре и уже предпринимал контрмеры, опираясь на эсэсовские части Берлинского гарнизона.

Штауффенберг велел капитану Пихлеру сдать дежурство у аппаратов другому офицеру, после чего отозвал его в сторону. Хмуро спросил:

— Как самочувствие, Карл?

— Неважное, господин полковник. Я полагаю, наступает кризис.

— Ты прав. Вот поэтому я хочу послать тебя на наиболее важный сейчас для нас участок. Надо немедленно ехать в охранный батальон, которому поручено оцепление правительственного квартала и арест Геббельса. Его командный пункт в военной комендатуре на Унтер-ден-Линден. Узнай, почему командир батальона майор Ремер до сих пор не выполнил приказ. Ты обязан добиться выполнения приказа. Вплоть до применения оружия. Ты понял меня?

— Яволь, господин полковник!

Спускаясь по парадной лестнице, Пихлер услышал чрезвычайное сообщение радиостанции «Дойчландзендер» о неудавшемся покушении на Гитлера, Машинально взглянул на часы: восемнадцать сорок пять.

Он подумал, что это сообщение окончательно отрезает им путь назад, берет в плотное кольцо, за пределами которого теперь даже те, кто раньше, сомневаясь, все-таки поддерживал их. Они остаются одни. Те, кому положено идти до конца.

Он правильно поступил, что удержался, не высказал Штауффенбергу своего предложения — освободить гестаповскую тюрьму на Принц-Альбрехтштрассе и привлечь заключенных в боевые группы заговора. Это было бы бессмысленно в сложившейся ситуации.

У подъезда Пихлер позвал дежурного мотоциклиста, сел в коляску и, положив на колени шмайсер, оглянулся на штабное здание БДЭ — ему почему-то подумалось, что сюда он больше не вернется.

Город выглядел насупленным, мрачным. Всюду солдаты в касках и в снаряжении по-походному, военные грузовики, легкие пушки и много танков. Они стояли на перекрестках, у Колонны победы, цепочкой вдоль бывшего королевского дворца.

Впрочем, солдаты, очевидно, расценивали все происходящее не более как обычное тыловое учение: лениво жевали выданный по тревоге сухой паек, перекуривали на броне танков и кое-где под деревьями сидели группами и резались в карты.

«А ведь в самом деле не получилось всерьез…» — с горечью подумал Пихлер. Только учения, громоздкая тактическая инсценировка, которая, как и всякие учения, оплачивается небольшим количеством жертв.

Жаль только, что в числе жертв на этот раз окажется и он, капитан Пихлер.